Крылья - Юрий Нестеренко

Разглядывая небо, я услышала, как скрипнули доски у меня за спиной, и поспешно схватилась за эфес: уж не подбираются ли враги, решившие разделаться со мной под покровом ночи? Но это оказался капитан. В руках он держал какой-то прибор, похожий на большой разведенный циркуль с полукруглой шкалой — наверное, секстант или астролябию, я не раз читала о них в книгах, но не знала, как они выглядят. Некоторое время он наводил окуляр прибора то на одну, то на другую точку в небе (очевидно, на звезды), затем принялся при свете фонаря что-то царапать грифелем на листе бумаги, прижав его к перилам балюстрады. На меня он не обращал внимания. Дождавшись, пока он закончит, я вежливо окликнула его:

— Господин капитан!

— Чего тебе? — откликнулся он неприветливо. Возможно, он и впрямь только что меня заметил.

— Мы ведь пересекаем экватор, так?

Он немного помолчал, затем, очевидно, решил, что правду не скроешь, раз уж она написана на небе.

— По моим расчетам, пересекли еще вчера, — хмуро констатировал он.

— Но почему? Как в штиль нас могло отнести так далеко на север?

— Мы попали в течение Зарлангур, — нехотя пояснил капитан. — Самое сильное в этой части океана.

— Выходит, с каждым днем нас все дальше уносит от морских путей, связывающих северные порты Инйалгдара и Глар-Цу?

— Зато несет в сторону Йертаншехе, а там наши колонии, и туда тоже ходят корабли.

— До сих пор освоена лишь небольшая часть Йертаншехе и далеко не все острова. Говорят, не все острова даже открыты, — заметила я.

— Ну а от меня что ты хочешь? — раздраженно воскликнул капитан. — Чтобы я повернул течение, или вырастил новые мачты, или мановением руки перенес нас в Лац?

— Я все понимаю, — вздохнула я. — Просто делюсь опасениями.

— Не вздумай делиться еще с кем-нибудь, — пробурчал он.

— На этом корабле я не страдаю от избытка собеседников, — усмехнулась я. — Да и какая разница? У других глаз не меньше, чем у меня.

— Зато о мозгах этого не скажешь, — проворчал капитан.

Не думаю, что он специально хотел сделать мне комплимент — скорее прорвалось презрение моряка к «сухопутным йитлам».

Помолчав, капитан добавил:

— Не уверен, что хоть один из них разбирается в навигации настолько, чтобы отличить звезды северного неба от звезд южного.

У меня, впрочем, такая уверенность была. Интуиция почему-то подсказывала мне, что Каайле разбирается и в навигации, и много в чем еще. Вот кого было бы любопытно расспросить… Но не после того брезгливого взгляда.

Следующие дни были так похожи друг на друга, что я не могу даже приблизительно сказать, сколько их было. Все тот же штиль, жара, соленая рыба, слепящий блеск солнца в спокойной воде… и злобные взгляды, кидаемые на меня не только пассажирами, но и некоторыми матросами, когда мне доводилось встретиться с кем-нибудь из них на палубе.

Но вот в одну прекрасную ночь (оказавшуюся, впрочем, не столь прекрасной впоследствии) я проснулась от полузабытого ощущения свежести. Высунувшись в открытый иллюминатор, я первым делом обратила внимание на багровый серп Лла, который, в отличие от предыдущих ночей, висел в небе не четко вырезанной долькой, а мутным продолговатым пятном. По ущербному лику Лла скользили пока еще полупрозрачные облака — и, судя по их скорости, ветер наверху был приличный. Затем на юге, где не было видно звезд, сверкнула зарница, на мгновение озарив набрякшие тучи; некоторое время спустя донеслось отдаленное погромыхивание. С юга шла гроза, а возможно, и шторм.

Жара и духота так измучили меня, что в первый момент я не почувствовала ничего, кроме радости; к тому же ливень — это пресная вода, и если экипаж будет достаточно расторопен, чтобы вытащить на палубу все открытые емкости… О качке я при этом как-то не подумала. Сбросив скомканную пропотевшую простыню, я растянулась на койке, надеясь проснуться полной сил, а не измученной, как в предыдущие дни.

Разбудил меня грохот в дверь. Это был не стук, а именно грохот; сквозь сон он казался мне громом грозы, но, проснувшись наконец, я убедилась, что дела обстоят намного хуже.

— Открывай, вйофново отродье! — услышала я голос чертова ремесленника. — Мы все равно сломаем дверь!

Я взглянула на дверь, вздрагивавшую от ударов, затем бросила мгновенный взгляд в иллюминатор. Светало; на уровне моря солнце еще скрывалось за горизонтом, но в вышине его лучи уже окрасили багрово-фиолетовым края черно-синих туч, нависших почти над самым кораблем. Сильной волны еще не было, но тут и там грозно вспенивались барашки.

Я растерянно оглянулась, ища, чем бы забаррикадировать дверь.

Увы, вся немногочисленная мебель в каюте была привинчена.

— Что вам нужно? — крикнула я, поспешно натягивая штаны и выхватывая шпагу.

— Довольно бед ты навлекла на корабль! — раздалось из-за двери. — Теперь еще и шторм!

Оценив расстановку сил, — а врагов явно было не один и не два, — я попыталась воззвать к их благоразумию:

— Если бы я даже и могла такое сделать, зачем бы я стала вредить кораблю, на котором плыву сама?

— А кто тебя знает! — последовал железный ответ. — Может быть, сам дьявол поможет тебе спастись!

— В таком случае какой смысл вам сюда ломиться? Если дьявол ни при чем, то я невиновна, а если он защищает меня, вам со мной не справиться.

Я удовлетворенно замолчала, полагая, что этот аргумент сразит их наповал. В самом деле, трудно было на это что-то возразить.

Увы, у них возражение нашлось моментально:

— Не заговаривай нам зубы! — и на дверь обрушились новые удары.

Что ж, оставалось только драться. Я встала напротив двери, приготовившись пронзить шпагой первого, кто ворвется. Через несколько секунд щеколду вырвало из косяка и дверь резко распахнулась.

Тот, кто ее выбил, видимо, сам не ожидал такого эффекта и растянулся на полу у моих ног. Я могла пригвоздить его к полу, но не сделала этого — то ли подсознательно сработали остатки дуэльного кодекса, не позволяющего колоть лежачего, то ли просто здравый смысл подсказал, что остающиеся на ногах представляют большую опасность. Все происходило настолько быстро, что теперь я уже не могу сказать, о чем думала в тот момент.

Следующим оказался тот самый ремесленник, причем, похоже, в дверь его просто пропихнули. Я с превеликим удовольствием устремила шпагу ему в грудь, но он с проворством йитла метнулся в сторону и прижался к стене, а на мою шпагу напоролся дородный торговец. Даже пронзенный насквозь, он чуть не повалил меня. Мне пришлось отступить, и я едва успела выдернуть шпагу, чтобы встретить следующего врага. Это оказался матрос с топором на длинной ручке; мне пришлось уклониться от удара, который я никак не смогла бы парировать, но, пока противник, поворачиваясь, делал новый замах, я скользнула в другую сторону и проткнула его сбоку. За это время в каюте оказались еще двое — пассажир со шпагой и матрос с саблей. Как я знала из книг, такие сабли обычно применяются в абордажном бою. Это было уже действительно скверно. Однако они явно не упражнялись прежде в парном бою и больше мешали, чем помогали друг другу. Но все же сабля — это сабля, шпагой ее не отразишь, а для маневра в тесной каюте мало места. Только тут я подумала о метательных ножах, но они были в жакете, а жакет — в шкафу недалеко от двери; я же дралась уже почти возле иллюминатора. Мне удалось обманным финтом спровоцировать рубящий удар матроса и уйти из-под него влево, под руку пассажира, одновременно отбивая вверх его шпагу. Маневр был рискованным, но оправдал себя — матрос, пытаясь достать меня, не смог вовремя остановить руку и ранил своего союзника в предплечье. Тот с проклятием шарахнулся назад, выронив оружие, а я рванулась мимо него к шкафу, готовясь следующим ударом проткнуть уже поднявшегося с пола первого из ворвавшихся, который загораживал мне путь. За это мгновение, по моей прикидке, матрос уже не успевал сделать серьезный замах — в худшем случае он успел бы уколоть меня острым концом сабли, но не серьезно ранить.