Я – вор в законе - Евгений Сухов

Дядя Вася пошевелился.

– Мне сказали о том, что ты в бане зацепил одного из петухов и трахал как хотел! Конец задымило? Согласно одному из наших воровских законов, должен подойти к пахану петухов и переговорить с ним о том, что конец загасить хочешь. Задница – это тебе не халява, она всем принадлежит, а лагерь не курорт! За кишку ты должен собственной пайкой расплачиваться! Что можешь сказать в свое оправдание?

– Виноват я, дядя Вася, – сказал тот законнику, который был старше его на каких-то три-четыре года. – Прости.

– А ты у петухов спросил? Захотят ли они тебя простить?

Петухи молчали.

– Вот то-то! Прощения тебе не будет! Крысятник в моей зоне разводить не позволю! Мне порядок нужен. Не хочу, чтобы потом все животы от смеха рвали. Ну, пацаны, определите его в петухи! Отправляйся к тем, кого ты презирал!

Шестерки резво бросились к виновному, будто дожидались именно этой команды. Мигом повалили, содрали штаны и обесчестили на глазах у всего отряда.

Дядя Вася был во всех отношениях законный вор. В колониях, где он появлялся, непременно организовывал группы неповиновения, собирал деньги на благое дело. Он не забывал один из главных законов нэпмановского вора: никаких разговоров с администрацией. И к хозяину его невозможно было привести даже силой – преодолеть сопротивление дюжины личных телохранителей было непросто. И даже если бы удалось их раскидать, трудно было сказать, как будет проходить беседа, – зона могла просто выйти из повиновения.

Дядя Вася никогда не расставался со своей охраной: шесть человек постоянно шли впереди, столько же следовало за ним. Всюду, где бы он ни находился, они неизменно составляли его окружение.

И все-таки однажды администрации удалось перехитрить опытного вора и изолировать его от остальных. Это случилось после работы на лесоповале, где дядя Вася согласился быть счетоводом. Его задержали на выходе у проходной, когда вперед прошли первые шесть человек, остальных под предлогом осмотра задержали на несколько секунд, и этого было вполне достаточно, чтобы группа захвата сокрушила законного вора. Дядя Вася от досады скрежетал зубами, глухо матерился и грозил, грозил. Ни одна из его угроз никогда не оставалась пустой: об этом знали не только ближние воры, но прекрасно была осведомлена и администрация. И если он говорил, что воркутинские лагеря поднимут бузу, значит, так оно и должно было случиться.

О беспределе, который сотворили с дядей Васей, узнали не только воркутинские лагеря, буза ураганом пронеслась от холодных вод Северного Ледовитого океана через всю Россию и аукнулась на зонах Тихоокеанского побережья – в лагерях Магадана и Сахалина. Зеки ломали станки, жгли бараки – это напоминало гражданскую войну. И только пулеметы сторожевых вышек сдерживали неуправляемую миллионную армаду. Бузу усмиряли силой, в зоны вводили войска, следственные изоляторы были набиты зеками до предела, но это лишь подстегивало бунтовщиков. Зеки пускали в ход заточки, инвентарь. Однако лагерная администрация, преодолевая сопротивление, твердо стояла на своем, намереваясь перевести законника в лагерь «Черный Аист».

Каждый вор в законе, едва только входил в ворота этой зоны, мгновенно лишался былого авторитета в уголовном мире.

Эта зона среди прочих числилась особой, она была создана для таких непокорных, каким был дядя Вася. Там творила беспредел группа обиженных, которые прошли через мытарства лагерей, претерпели презрение и обозлились на весь воровской мир. Именно к ним на воспитание подбрасывали воров в законе. Они били законников, опускали их до своего уровня.

«Черный Аист». Во всей России не находилось вора, который бы не содрогнулся от этих двух слов. О «Черном Аисте» ходило множество историй, одна страшнее другой.

На очереди был дядя Вася. Связанного, но несломленного, его на носилках внесли во двор лагеря «Черный Аист». Вора в законе не стало.

Дядя Вася отказывался есть – его кормили насильно, он отказывался работать – его сажали в карцер. Оставалось единственное средство, способное усмирить его гордыню. Это была камера, где сидели пятеро воров в законе – такие же, как и он сам.

Начальником колонии «Черный Аист» был Сычев Валерий Павлович. Подчиненные его называли Гениальный Мужик. Зеки его звали просто – Сыч! И те и другие были правы. Первые потому, что Сычев додумался до таких методов, к каким до него никто не прибегал. Он создал целую фабрику по ликвидации воров в законе, которая работала по принципу отбраковки. Воров в законе сажали в одну камеру. Все они были равны, все они были признаны преступным миром, но каждый из них всегда помнил о том, что ни один из законников не смеет даже замахнуться на другого. Однако, оказавшись в замкнутом пространстве, они с трудом выносили друг друга. Раздражение скоро перерастало в откровенную ненависть, и частенько из камеры выносили кого-нибудь с раздробленным черепом. Секрет был прост. Каждый день требовалось выносить парашу, но достаточно было только притронуться к ней, чтобы потерять величие законного вора. Слух о бесчестии того или иного законника молнией распространялся по всем лагерям. Пребывание законных в одной камере напоминало опыт с крысами, когда в клетке остается самая сильная. А потом сильнейших сводят вместе, и вновь остается только одна.

Блатные называли начальника колонии Сычом не только потому, что сокращали его фамилию. Он действительно напоминал своим обликом сыча. Круглолицый – точь-в-точь лесная сова – он вечно таращил большие и кажущиеся наивными глаза. Ушные раковины были маленькие и плоские. И повадками он больше смахивал на сыча – любил показываться в камерах по ночам, непременно засиживаясь допоздна. Невзрачный шибздик, он упивался властью. При одном его появлении вздрагивал самый матерый блатной.

Именно в колонию к Сычу и попал дядя Вася. Он прошел перековку по полной программе: сидел год в одиночке, был не раз бит, и, когда его поместили в одну камеру с законниками, остался до конца верен воровским принципам. Дядя Вася видел, как на его глазах один за другим падают идолы, те, на которых он всегда старался равняться: один хотел покоя, другой желал свежего воздуха, третий помышлял о свободе. Он видел, как плакали опущенные воры, видел, как они выносили парашу. Дядя Вася дал себе слово, что лучше умрет, чем притронется к пропахшему мочой ведру.

Слухи о бесчестии воров распространяла сама администрация, которая была заинтересована в падении авторитетов, однако наружу не просочилось ни одного слова, которое могло бы бросить тень на дядю Васю.

Гениальный Мужик назвал свое заведение «крысятником», себя ласково нарек Крысоловом, а камеры, в которых содержались законные воры, – «бочками». И когда Сычу доложили, что дядя Вася прошел через все круги ада, не замарав себя, даже он, скупой на похвалу, сказал:

– Крепкий вор, не часто такие встречаются. Интересно, за что он сел? Дело его поднять!

Через день ему доложили:

– Вообще-то он бывший карманник. Воровал с малолетства, но первый раз сел по наговору. Его обвиняли в грабеже, чего он не делал. Ошибка выяснилась позже, когда он уже отбывал срок.

– Вон оно что! Тогда понятно, откуда у него такая идейность. Вот из таких, как дядя Вася, и получаются неразгрызаемые орехи.

– Что с ним делать? – увивался за начальником зоны дежурный офицер, то и дело заглядывая в круглое совиное лицо.

– А чего с ним сделаешь? Ничего! Все уже сделано и так. Хоть он и остался единственным из законников, кто не испачкался, но воровской мир ему уже не поверит. Шумните по зонам, что он, как и прочие, драил сортиры.

Сычев был Гениальный Мужик, но ошибаться мог и он. Дядя Вася прошел «Черный Аист», но слабее от этого не стал. Порядок образцовой зоны закалил его настолько, что непризнание горстки авторитетов вызвало у него слабую усмешку. Именно после «Черного Аиста» в нем появилась непримиримость, которая сделала его знаменитым в уголовном мире. Он сумел сделать то, чего до него не удавалось никому, – из «Черного Аиста» он вышел тем, кем и вошел, – вором в законе, только характер его сделался еще более жестким. Он не прощал ни малейшего отхода от воровских принципов, любое неправильное толкование воровской идеи воспринималось дядей Васей, как предательство, и многие из прежних воров, перешагнувшие когда-то «Черный Аист», были объявлены им ссученными, и ничто не могло спасти их от праведного гнева. Бывших законников находили с распоротыми животами в подворотнях, с простреленной головой в притонах. Каждый из них когда-то занимал видное место в преступном мире, контролировал огромные территории и был маленьким мессией в своем районе. И освободившееся место вскоре занимало другое крыло преступного мира – нэпмановские воры.

Сообщество законников напоминало огромную сильную птицу, которая своими крылами закрывала половину России. Птица летела стремительно, парила над огромными пространствами, подхваченная мощными воздушными потоками. Однако птица была настолько сильна, что способна была противостоять любому ветру; задрав хищный клюв, она летела навстречу урагану, уверенная в своей устрашающей силе, непобедимости. Эти два крыла были одинаково сильны, и ни одно из них не могло перетянуть в свою сторону. И в то же время они служили друг для друга противовесом, и, лишись птица одного из них, наверняка разбилась бы о каменную твердь.