Недвижимость - Андрей Волос

А теперь она спрашивает, как дела.

Я поинтересовался:

— Тебе подробно?

Вместо ответа Марина всхлипнула.

— Ты чего? — спросил я настороженно, отставляя банку, — и правильно сделал, потому что иначе она бы выпала у меня из рук ровно через четверть секунды.

— Ты зна… зна!.. знаешь, что… что… слу… слу!.. — произнесла Марина несколько слогов исковерканным, жутким голосом и закашлялась, повторяя между спазмами: — Что… слу… слу… чилось!..

Я похолодел. Я почему-то сразу подумал: Ксения! Я так и знал! Не могло это все добром кончиться!

— Что? Да погоди ты хлюпать! Что случилось?

— Из… из… к нам… к нам!.. м-м-м-а-а-ах!..

— К кому?! Что?

— Изк… изк… кна!

— Из окна?!

— Из окна! Брат!

— Что?

— Брат! Брат ее… и… и… и…

Тут она завыла.

Я переждал, потом спросил:

— Кто из окна — брат?

— Нет, — хлюпая, отвечала Марина. — Нет. Брат был. Был там. Сказал. Я! Я! Нет. Брат! Был. Я! Я. Я позвонила. Там. Брат был. Он. Сейчас. Подожди.

Шмыргая, захрустела целлофаном обертки, принялась щелкать зажигалкой.

Голове моей давно уже было невыносимо жарко.

— Я позвонила… там брат… и сказал. Мол, так и так… совсем недавно… милиция приехала… Говорит, может, вы подъедете. Я говорю — зачем? Он говорит: свидетели нужны…

— Какие свидетели? — спросил я. — Какие, к черту, свидетели, если тебя там не было?!

— Не знаю… он говорит… Я сказала — нет, не поеду. Зачем я поеду? Она с девятого этажа. Что мне там делать? Я же не патанатом. Там милиция… что, где, кто, куда… потом еще налоговая, не дай бог, прицепится… не расплетешься. — Она набрала воздуху и снова ступенчато провыла: — Что теперь я-а-а-а-а?! Что мне де… делать что?.. Она мне де… деньги не от… не отдала деньги мне, го… господи!..

— Ты можешь не выть? — спросил я. — Говори по-человечески. Много?

— Шту… шту… ку… штуку не от… не от…

— Не отдала, — помог я. — Вы по-черному, что ли, договаривались?

— Ну да, — сказала она более или менее нормально. — А что мне делать? У нас пя… пя… Ой. Пятнадцать процентов со сделки платят… с прибыли фирмы пятнадцать процентов… крутишься месяцами как белка в колесе… вот я и попросила. Она сказала — нет проблем, только старайтесь. Я и старалась… ты сам видел.

Ну и вот. Старалась, старалась, а она с балкона.

Замолчала, давя в глотке всхлип. Кое-как сглотнула.

— Что мне теперь делать?

Я держал в руке телефонную трубку, и мне казалось, что все это происходит с кем-то другим.

— Ты ей звонил?

— Звонил.

— Ну вот, видишь, — сказала она так, будто услышала что-то отрадное. — Видишь, как…

Мне подумалось: ну теперь-то я могу что-нибудь почувствовать? Ну хоть что-нибудь? Или вот это жжение в груди — это и есть чувство? Ощущение, что меня сначала заморозили, а потом облили кипятком, — это и есть чувство? Не много, если вдуматься.

— В общем, такие дела, — сказала Марина со вздохом. — Вот так.

Живешь, живешь, потом — бац!.. Ужас один. Нет, ну надо же. Вот как девку скрутило. Я же чувствовала — не кончится там у нее добром… — Она говорила, говорила, говорила, временами всхлипывая, но уже успокоенно, я слушал, потом перестал слушать, думал: «Как же так? Как же так? Как же так?..» — и с трудом отреагировал, когда в третий раз услышал:

— Алло!

— Да, — сказал я.

— Ты чего молчишь? Кричу, кричу… Ладно. Вот такие дела. Звони.

Не знаю, что с деньгами делать. Может, брату сказать?

— Попробуй, — сказал я. — Давай.

Я допил пиво и посмотрел на автоответчик. Лампочка моргает.

Восемь сообщений. Может быть, если сильно-сильно потрясти головой, то… Но я не стал этого делать. Что толку трясти головой? Ничто не изменится. Я протянул руку и нажал клавишу.

Меня дожидалось одно известие Будяева — как обычно, не несущее в себе ни крупицы смысла — и шесть пустышек. На каждой было одно и то же: кто-то долго дышал, а потом клал трубку, не сказав ни слова. Седьмая пустышка оказалась не совсем пустышкой. Сначала, как и на прочих, слышалось дыхание. Потом кто-то негромко спросил: «Нету?» И знакомый гнусавый голос кратко ответил:

«Нету». «Что звонить? — сказал второй. — Надо…» Короткие гудки.

Я прокрутил это сообщение раз десять. «Нету?» — «Нету», — гнусавым голосом. «Что звонить? Надо…» Короткие гудки: ту-ту-ту.

Что «надо»? Что надо сделать, вместо того чтобы попусту трезвонить? Этого сказано не было. Точнее — было, но Женюрка, и так допустивший серьезную неосторожность, к тому времени положил трубку, и остаток фразы не записался.

Голова по-прежнему горела. Я потер виски кончиками пальцев.

Собственно говоря, что «надо», догадаться было нетрудно.

Зачем они звонят? Не для того, чтобы передать информацию. Для этого автоответчик отлично бы подошел. Именно для того и придуман. «Дорогой Сергей, звонил тот-то, перезвони мне по такому-то номеру». Ту-ту-ту-ту. И Сергей перезванивает.

Но им не нужно, чтобы я перезвонил.

А что нужно?

Нужно узнать, дома ли я.

А зачем?

А чтобы конкретно подскочить и разобраться. А иначе зачем бы?

Спасибо Шуре. Они мне из-за той ерунды насчитали пеню. И теперь хотят получить свое. Если удастся.

Почему раньше не подскочили? Может быть, у них не было адреса. А теперь есть. Если на телефонной станции не дают, значит, можно посмотреть в базе данных. Компакт-диски на каждом углу продаются. Сунул в компьютер — и вся недолга. Как на ладони…

Кроме того, меня и впрямь не было. А теперь я есть. Сейчас зазвонит телефон, я подниму трубку… ага, появился, сучок.

Поехали, ребята, подскочим конкретно.

Наверное, это жжение и называется тупым отчаянием.

Я подошел к окну.

Снег. Тишина.

Я представил себе, как, например, выхожу из подъезда на их зов.

Обе руки в карманах куртки. В правой — раскрытый нож. Их будет двое. Женюрка — невелика фигура. Но тоже чувак с закалочкой. Со счетов не сбросишь. Все равно — Женюрка подождет. Сперва второго. Кто бы ни был. Вместо «здрасти». Без раздумий. Этого они не ждут. Они ждут страха. А как последствия страха — денег.

А я им вместо этого — перо. И шаг назад. И снова — уже второго, если успею.

Потом… потом… что потом?

Стоит ли думать, что потом?

Думать всегда стоит.

Потом маячат большие сложности. «Тут парень из девятнадцатой двух дружков у подъезда зарезал!..» Все всё видят. Не скроешься.

Не в тайге. Значит, тюрьма — конечно, если они меня сами не угрохают. Превышение пределов необходимой самообороны. Или другая лабуда. И денег у меня нет, чтобы заплатить адвокату. Или следователю.

Вот такой расклад.

Денег у меня нет, снова простучало в голове.

А в тюрьме мне делать нечего. У меня и здесь дел по нижнюю губу… третий год не разберусь со своими делами.

Выходит дело, встречаться с ними мне нельзя. Если гора не идет к

Магомету… что дальше? В моем случае должно выглядеть примерно так: гора прется к Магомету (не страшно ли?), а Магомет от нее — деру… А куда? Есть куда. Ключи от коноплянниковской квартиры (ныне, впрочем, будяевской) у меня. Даже кушетку оттуда еще не увезли… Несколько дней перекантоваться, а там видно будет.

Денег у меня нет, пробарабанило в затылке, отозвавшись болью.

Точнее, есть немного. Как раз Кастаки долг вернуть.

То есть опять нету.

Зато есть деньги, которые лежат в сейфе «Святогора». Правда, не мои.

Я кидал в сумку пожитки. Свитер, рубашки, джинсы, зубная щетка, бритва… да, автоответчик не забыть.

Но уж если мне скрываться, то почему только от горы?

Тридцать шесть тысяч стодолларовыми купюрами.

Кроссовки в пакет. Так. Что еще? Стоп, вот эту кипу тоже.

Должна быть от честности хоть какая-нибудь польза? Или как?

Честный, честный, честный — и в конце концов за это ни копейки денег. Или: честный, честный, честный — и в конце концов за это тридцать шесть тысяч. Стодолларовыми купюрами.

Пакеты в левую руку. Сумку в правую.

Без четверти восемь. Но депозитарий «Святогора» работает до девяти.

И все мои проблемы будут решены.

Мало?

Гора так гора. Тикать так тикать.

Я покидал вещи в машину и выехал со двора.

В десять минут девятого я был у входа в «Святогор».

— Слушаю, — равнодушно проговорил динамик.

— Вход-выход, — сказал я.

Тягомотина прохода. Двери, двери…

Клерк разглядывает паспорт.

Набираю код. Запиликало. Можно идти.

Чего я жду?

— Вот на это имя, — говорю я чужим голосом.

Совершенно не мой голос. Как будто с магнитофонной ленты.

Рывком протягиваю паспорт Будяева.

Клерк смотрит на меня странно. Хочет что-то сказать, отводит глаза. Потом спрашивает:

— Доверенность?

— Пожалуйста.