Серебряный лебедь - Дебора Мартин

Анабелла застыла, боясь отвести взгляд в сторону. Мрачная решимость Колина привела ее в ужас, но она все же попыталась воспротивиться:

– С какой стати я должна тебе отвечать? Ты спас меня от короля, но за это я с тобой щедро расплатилась. Ты же на мои вопросы не отвечаешь.

Он нервно пригладил обеими руками свою золотую гриву.

– Каких ответов ты от меня ждешь?

– Я хочу знать, что побудило тебя ехать в Норвуд и кто мой отец.

Колин заметно удивился:

– Ты полагаешь, что я знаю, кто твой отец, – в его словах слышался не вопрос, а утверждение.

– Да! Ты ведь такой ловкий шпион, ты знаешь всех лондонских аристократов. Объясни, отчего же ты не распознал герб на перстне? И почему ты отправился в Норвуд докапываться до моих секретов, хотя тебе было прекрасно известно, что для меня жизненно важно узнать, кому принадлежит этот перстень?

Колин хотел возразить, но передумал и сухо ответил:

– Твой отец – Эдвард Мейнард, граф Уолчестер. На перстне изображен его герб.

Анабелла изумилась легкости, с какой она получила ответ, и подозрительно посмотрела на него, ожидая подвоха.

– Но… когда… как давно…

Колин со стуком поставил кубок на поднос.

– Как ты правильно заметила, я хорошо знаком с нашей аристократией. Герб Уолчестера я узнал сразу, как только ты показала перстень.

Почувствовав слабость в ногах, Анабелла опустилась в ближайшее кресло. Итак, граф Уолчестер ее отец… Наконец-то она узнала правду. Однако его имя ничего ей не говорило, она понимала, что необходимо познакомиться с этим человеком.

– Почему ты не назвал его тогда… ночью?

Колин прищурился:

– Я не знал, как ты намерена поступить с этими сведениями. Впрочем, я и сейчас этого не знаю.

Анабелла не собиралась посвящать Колина в свои планы, предчувствуя, что он их не одобрит.

Колин подошел к ней, слегка нагнулся и двумя руками оперся о подлокотники кресла так, что Анабелла не могла встать. Их лица почти соприкасались.

– А теперь, Анабелла, – угрожающе прорычал он, – настала твоя очередь. И не надейся, что ты сможешь меня обмануть. Ты услышала все, что хотела, и теперь я жду от тебя прямых, честных ответов.

– Ты уже их знаешь, – прошептала она и нервным движением вытерла вспотевшие от страха ладони о свою пастушескую рубаху.

– Да, я знаю об убийстве и о том, что твоя мать совершила его, защищая тебя, и была повешена. Это объяснений не требует.

– Так чего же ты хочешь?

– В Норвуде мне рассказали, что ты была хорошей девочкой, даже набожной. Ты всем казалась скромной и благопристойной.

– Иначе я получила бы лишнюю порку от отчима. Поверь, и скромность, и благопристойность были сугубо внешними.

Голос Колина стал более жестким:

– Я также узнал, что по завещанию отчима ты не получила ни пенса…

– Ведь я же незаконнорожденная.

– Я так и понял. Но это означает, что ты осталась без денег и без близких, которые могли бы поддержать тебя.

Анабелла обескураженно кивнула. Она не могла сообразить, к чему он клонит. Если ему все известно, то чего он от нее так настойчиво добивается? И почему так сердится? Неужели из-за того, что она раньше не рассказала ему обо всем?

– Итак, ты осталась без средств к существованию, но тебе было известно, что в Лондоне живет твой отец. Поэтому вы с Чэрити перебрались в столицу. С этим все ясно. Но я никак не могу взять в толк, почему ты пошла в театр. Отчего не выбрала работу, которая более соответствовала бы твоему воспитанию? Например, ты могла бы стать гувернанткой.

– Я уже объясняла – у Чэрити нашелся в театре знакомый.

Колин неожиданно выпрямился и, сложив на груди руки, улыбнулся одними губами:

– Ну, конечно, Чэрити – твоя спасительница! Вечная спасительница… Однако это не объясняет, почему ты поменяла фамилию и почему не бросилась разыскивать отца. Я чуть ли не силой принудил тебя рассказать о нем. Ты могла бы показать перстень множеству людей и очень быстро установила бы, кто твой отец. Но ты ничего такого не делала. Почему?

Анабелла не посмела посмотреть ему в глаза.

– Хотела сохранить свое происхождение в тайне.

– Вздор. Мой милый лживый лебедь, придумай что-нибудь более правдоподобное. А для начала объясни, почему скромная провинциальная девочка, попав в столицу, моментально превратилась в разгульную актрису. Только не говори глупостей вроде того, что это единственный способ уберечь себя. Есть вполне респектабельные актрисы, которых не преследуют нежелательные ухажеры.

– Я не знала, как от них избавиться…

– Прекрати! – взревел Колин и вновь склонился к ней. – Прекрати мне лгать! Приехав в Лондон, ты сама создала себе образ развратницы. Я хочу знать, какие цели ты преследовала, – на мгновение лицо его исказилось страданием. – Хотя боюсь, я и сам догадываюсь о них. Да… такого вероломства я от тебя не ожидал.

Анабелла оттолкнула его и встала с кресла. Он не имеет никакого права осуждать ее, даже не попытавшись понять, что ею движет? Она устала притворяться, устала постоянно играть разные роли. Особенно перед Колином.

Анабелла расхаживала по комнате, стараясь не встречаться с ним взглядом. Слова словно сами слетали с ее губ, облегчая изболевшуюся душу:

– По-твоему, вероломство хотеть наказать того, кто обрек мою мать и меня на страшные мучения? Вероломство жаждать возмездия за то, что этот человек бросил нас, будто мусор, и ни разу не вспомнил о нашем существовании? Ты считаешь это вероломством?

Колин хранил молчание.

– Ты хотел знать мою цель? – взволнованно продолжала Анабелла. – Превосходно, слушай. Я приехала в Лондон, чтобы отомстить отцу. Я мечтала опозорить его перед всем миром, чтобы он и носа не смел высунуть из дома, – она резко остановилась и повернулась к Колину лицом, в ее голосе слышалась боль. – «Пусть тоже пострадает», – рассуждала я. Мне хотелось, чтобы он видел меня в ночных кошмарах. Вот моя цель, вот в чем мое вероломство.

Выражение лица Колина стало постепенно смягчаться. Он удивленно спросил:

– Ты намереваешься опозорить собственного отца?

– Да! Да!

– Но я не понимаю…

– Ты и не можешь меня понять. Твой отец тебя пусть и не сразу, но нашел и признал свое отцовство, оформив все по закону. Мой даже не задумался над этим. Он вообще не интересовался, есть ли у него ребенок.

– Возможно, твоя мать ничего ему не сообщила.

– Да разве в этом дело? До встречи с ним она была девственницей, а его похоть разрушила всю ее жизнь. Ты заявил, что с убийством тебе все понятно. Но ты не видел, как она, всегда кроткая, словно голубка, исступленно протыкала моему отчиму грудь ножом…

Оживив в памяти тот ужасный день, Анабелла громко разрыдалась. Колин подошел и нежно обнял ее, но она этого даже не почувствовала. Невидящими глазами бедняжка смотрела на камин и шептала: