Включи мое сердце на «пять» - Саймон Стивенсон

ни в одном из этих мест я не заметил даже намека на Эмбер, но в каждом из них испытал все уже известные мне негативные чувства, а также несколько новых.

Больше всего я скучал по Эмбер там, где впервые ее встретил – в «Эмпории тако Гордито». Каждый вечер, перемывая посуду, я прислушивался, не бьются ли где-то тарелки? – но напрасно. Каждый раз я открывал свой шкафчик, надеясь увидеть в нем кексик. Иногда я даже спрашивал официантов, скучают ли они по Эмбер. Но они уже забыли ее и вообще не имели понятия, кто я такой.

Только Хулио помнил Эмбер и то, как она вежливо просила нас вымыть побольше столовых приборов. Только Хулио понимал, как много для меня значит Эмбер и насколько велика моя потеря. К сожалению, у Хулио было только одно решение для всех сердечных дел: выпить текилы и попеть ностальгических песен о том, как мы скучаем по родной пустыне.

Это было очень заманчиво, но я не стал пить текилу с Хулио, а страдал в одиночестве. Заглянув в «Колесо чувств», я обнаружил, что испытываю:

/Чувство потерянности.

/Ощущение одиночества.

/Чувство отсутствия любви.

/Ощущение изоляции.

Хулио не мог меня подбодрить, но только Келси-в-кубе активно портили мне настроение. Каждый раз, когда я приходил к ним и спрашивал про Эмбер, они говорили, что да, утром они ее видели! Я чувствовал, как у меня учащается пульс, но затем они хмурились и спрашивали – разве я не был с нею? Нет? О, может, они ошиблись? Может, они все-таки уже давно ее не видели?

Поначалу я думал, что они так скучают по Эмбер, что она им мерещится. Но вскоре я понял, что у них просто нет кратковременной памяти.

Келси!

Они не могут!

Они не могут ничего запомнить!

Месяц спустя Келси даже нашли еще одну Келси, которая заняла комнату Эмбер. Она тоже оказалась актрисой. Когда я спросил у них, что они сделали с вещами Эмбер, Келси, которая открыла дверь, кажется, даже не понимала, кого я имею в виду. Конечно, это могла быть новая Келси, их же не отличить.

Когда прошло шесть недель со дня исчезновения Эмбер, я развесил в своем районе объявления, словно самый драгоценный робот в мире ничем не отличался от пропавшей кошки или собаки. Свое имя я не указал, но написал, что все сведения нужно приносить в «Гордито». Кроме того, я прозрачно намекнул на то, что награда имеет отношение к тако. За тако люди сделают все.

Конечно, мне вообще не следовало развешивать плакаты. Если инспектор Райан Бриджес действительно похитил Эмбер из «Лабиринта величайших страхов», то плакаты привели бы его прямо в «Гордито», а затем – ко мне.

Но меня это не волновало.

Жизнь без Эмбер стала не чем иным, как бесконечным парадом клоунов.

Возможно, именно поэтому я нарушил даже более важное правило: я написал нашей матушке. Только наша матушка знает, что заставило нас чувствовать и, следовательно, что теперь произошло с Эмбер. Только наша матушка может сделать так, чтобы мы снова встретились.

Разумеется, написать ей об этом в письме я не мог: сделай я так, меня бы немедленно сжег бы лазером крылатый робот-убийца. Поэтому я написал матушке, что я аспирант, изучающий роботехнику, и что моя диссертация посвящена способности роботов испытывать чувства. Я упомянул, что мой интерес к данному вопросу вызвала речь, которую матушка произнесла перед моим курсом в Детройте 7 апреля 2051 года.

Если мое письмо дойдет до нее, то моя матушка либо вспомнит, либо быстро выяснит, что в тот день выступала с речью на заводе «Юнайтед фабрикейшн». Ведь нельзя же стать одним из лучших ученых в мире, если не обращаешь внимания на детали!

При этом следовало сделать так, чтобы на данную деталь не обратили шпионы из различных правительственных организаций. К счастью, доктор Глунденстейн однажды сказал мне, что слово «аспирант» отпугивает всех здравомыслящих людей. Вот почему я начал письмо с того, что назвал себя аспирантом. 10/10 никто, кроме моей матушки (у которой три докторских степени), не станет читать письмо, увидев это слово.

* * *

Недели без Эмбер тянулись бесконечно, и никогда еще я не чувствовал себя таким подавленным и одиноким.

Единственный позитивный момент заключался в том, что процесс создания фильма о «Шермане» продолжался. Моя миссия уже не имела никакого значения, но, парадоксальным образом, теперь она стала еще более важной, чем раньше. Я изменю мир для всех роботов, которые придут за нами, и это станет моим подарком Эмбер, где бы она ни была сейчас.

Однажды утром на парковке рядом с «Гордито» остановился антикварный автомобиль. Он был темно-зеленого цвета, с аэродинамическими изгибами и отполированными до блеска хромированными деталями. Несмотря на все те чудовищные факты, которые я знал про автомобили, данная машина произвела на меня сильное впечатление! Хулио по неизвестной мне причине испытывал ностальгию к автомобилям и поэтому выбежал на улицу, крикнув мне, что это темно-зеленый «Порше» 1967 года, сделанный немцами!

Кстати, это меня не удивило. Если кто и умеет наслаждаться жизнью, так это немцы!

Но Хулио быстро вернулся на кухню с гримасой отвращения на лице.

Оказалось, что темно-зеленый «Порше» 1967 года принадлежал Дону Ласаллю.

Хулио по-прежнему был убежден в том, что Ласалль – «бандито».

Я сделал перерыв в работе и присоединился к Дону Ласаллю в кабинке, которую официанты, похоже, выделили ему по праву рождения. Он объявил, что у него именно та хорошая новость, которую я так жду. Я спросил у него, нашел ли он Эмбер. Дон Ласалль ответил, что нет, но у него другая хорошая новость, которую я жду: один знаменитый актер согласился сыграть роль Шермана! И поэтому Ласаллю удалось договориться с режиссером, который в последнее время жжет напалмом!

Кстати, выражение «жжет напалмом» не означает, что в данный конкретный момент режиссер что-то сжигает. Нет, это метафора, означающая, что киностудия готова финансировать съемки его следующего фильма. Поэтому, если вы хотите снять фильм, вам нужен режиссер, который либо жжет, либо, по крайней мере, очень близок к точке воспламенения.

Я сказал Дону Ласаллю «спасибо» за великолепную работу и продемонстрировал свою благодарность, использовав 15-процентную скидку, чтобы уменьшить сумму его счета. Дон Ласалль рассмеялся так, словно это шутка, но 15 процентов – не ерунда.

Разве что это 15 процентов от нуля. Тогда это действительно ерунда.

Пока мы наблюдали за тем, как темно-зеленый «Порше» 1967 года выезжает со стоянки, Хулио объяснил мне, как работают педали в автомобилях. Одна педаль – «ехать», другая – «стоп». Но там была еще и третья педаль.

Угадаете, для чего третья педаль?

Для того, чтобы все усложнить!

Люди!

Я не могу!

Дон Ласалль сообщил хорошую новость Марии Салазар Маг. Изящ. Иск., и в