Последняя Баллада - Михаил Высоцкий

— Не при всех… Давай отойдем в сторону…

Алихвисс Мэйх не возражал. Он имел право на

снисхождение — после истории с Огнем он изменился до неузнаваемости. Если раньше это был веселый, увлеченный своим делом парень, то, побывав в застенках Ордена, где без всяких пыток признал свою вину и покаялся в содеянном, Алихвисс превратился в свою же противоположность. Угрюмый, хмурый, с седой прядью в густой шевелюре — когда понял, что сотворил, парень потерял всякий вкус к жизни. Если остальных магов, Тобиаша, Ладная или Эбриллу, Камардон хранил как последний резерв, то Алихвисса просто не рискнул бросать в бой. Парень, конечно, способный, но, когда человеку кажется, что его жизнь потеряла всякий смысл, он опасен не только для себя, а и в первую очередь для остальных. Воины должны верить в магов, верить, что те не подведут в тяжелую минуту, — поверить в Мэйха не смог бы даже самый закоренелый оптимист.

— Алихвисс, — обратился Хар, — слушай, я все хотел спросить: та схема Огня, что мы нашли в твоей комнате, откуда она взялась?

— Э, это… — отрешенно вздохнул Мэйх. — Я составил. Я тогда поступил очень плохо, я украл Огонь — ты же знаешь об этом? Я плохой, я хотел использовать его, я не понимал, как это опасно. Я поступил нехорошо, я не должен был так поступать, в моей жизни нет никакого смысла, я всегда совершаю ошибки, если меня не будет, то всем от этого станет только легче…

— Ух ты! — восхищенно бросил Хар, пропустивший мимо ушей всю рефлексию Алихвисса. — Сам составил? А как ты это сделал? Когда изучал схему, мне все время казалось, что она не полная — как будто кто-то специально отметил только главные элементы, чтоб другим легче разобраться было!

— Ну да, — кивнул Мэйх. — Я взял в библиотеке старые книжки, этим вопросом уже занимались полторы тысячи лет назад, но тогда у них не хватило фактических знаний, а я использовал для анализа систематику современной магии… Там вышла сложная схема, а то был так, черновик, зарисовка, я ее нарисовал, чтоб попытаться применить Огонь… Какой же я был дурной… Я столько всего плохого в жизни сделат, лучше бы мне и вовсе не рождаться, всем было бы легче, вот меня не станет, и вы все вздохнете с облегчением. Нет смысла жить, все, что я делаю, неправильно, приводит только к проблемам, я мешаю жить другим людям, я нехороший, и без меня мир станет чуточку лучше…

— А эта схема, она у тебя где-то сохранилась? — Умению Хара начисто игнорировать нытье можно было только позавидовать — сам он никогда в жизни не испытывал подобных чувств и даже представить не мог, что жизнь, в которой столько всего интересного, может наскучить.

— Нет, — покачал головой Алихвисс. — Я никогда не рисовал эту схему, она у меня хранится в голове, а если бы и начертил, ее нужно было бы уничтожить. Как и все, что я сделал — у меня никогда ничего толкового не выйдет, я всегда все делаю неправильно, я поступаю плохо, я лишний в этом мире, я никому не нужен…

— А можешь нарисовать? — перебил Хар. — Только подробно, во всех деталях?

— Могу, — подтвердил парень. — Но зачем? Это не имеет никакого смысла, я не должен этого делать, я поступил очень плохо, когда выкрал Огонь, я нехороший, и мне нет места в этом мире… Но если ты очень хочешь…

— Очень! — подтвердил Хар.

И Алихвисс, пожав плечами, начал на протянутом ему пергаменте в свете волшебных фонарей умелыми штрихами наносить чертеж магического артефакта.

— Это была последняя, — устало присел на остатки бойницы Ариан Халиош, — следующую атаку мы не выдержим. Мастер Авиани, как вы?

— Жив, — продиагностировал собственное состояние волшебник.

А вопрос Паладина Стражи Храма был отнюдь не риторический. Мастер врачевания Салвис Авиани с головы до ног был покрыт кровью, причем отнюдь не пациентов, — последние несколько атак он сражался наравне с остальными. Да и не только он — все сражались. Людей катастрофически не хватало, ворота, заваленные на скорую руку чем попало, заросшие живыми лозами Ягги Эсмералда, действовали на врагов, как красная тряпка на быка. Уже не только гоблины, ошалевшие после всеуничтожающей контратаки вампира, а и другие племена нечисти рвались к воротам, а доблестным защитникам неоткуда было ждать подмоги. И приходилось даже величайшему магу-лекарю брать в руки меч, с которым он уже много лет не общался. Потому что больше некем было латать дыры в обороне.

— Да, — оценив состояние изможденных защитников, согласился святой отец, с посохом наперевес лично отстоявший во вратах самые страшные атаки. — Следующую не выдержим.

— И не нужно, — отозвался Салвис. — Приказ Магистра — всеобщее отступление. Переходим на второй рубеж… — добавил он и потерял сознание.

— Давно пора, — кивнул Ариан Халиош, отдавая нужные приказы.

И не только он. По всему периметру все маги получили от Тобиаша мысленный приказ командовать отступление. Три мага — Джелиос, Зоя и Тиналис Хим — подняли над крепостью магический купол, и под его прикрытием защитники покинули внешние, разбитые и раскуроченные, стены. Перебравшись через городские кварталы, поджигая их за собой, уставшие воины и маги успели укрыться за вторыми стенами до того, как купол развеялся.

А на штурм опустевших укреплений — люди уносили с собой раненых и даже убитых — ринулась нечисть, чтобы увязнуть в тысячах заранее заготовленных ловушек.

Второй и третий рубежи обороны дались врагам не меньшей кровью, чем первый. Но взяты были намного быстрее. Как бы ни хотелось Ордену, в мирное время люди не желали, чтобы их город разрезали на части могучие стены с единственными воротами — во второй и третьей стенах, не таких высоких, как первые, проходов, широких и не очень, было до десятка. И каждый из них потенциально был уязвимой точкой. Но, с другой стороны, и у нечисти особо широких просторов для маневра не было. Одно дело — чисто поле, где можно показывать чудеса тактической подготовки, и совершенно другое — завалы, руины и пожарища. Привычные к природе дикари терялись в каменно-де- ревянных джунглях.

Защитникам помогал сам город. Город, который они строили тысячи лет, в котором родились и прожили сотни поколений, даже сгорая в огне, платил людям добром за их преданность.

Циклопы под собственным весом падали в ловчие ямы. Дома с магическими ловушками внутри взрывались, и острые осколки камней разили толпы рычащих орков. Огромный отряд минотавров угодил в заранее любовно заготовленную ловушку, попав в облако ядовитого зеленого дыма. Били механические самострелы, вылетали неизвестно откуда копья, в свете пылающего города все враги были видны как на ладони, и стрелы защитников не знали промахов. То там, то тут через тайные ходы поднимались ударные отряды рыцарей Ордена, наносили точечные удары и быстро отступали, заваливая за собой проход.

Усилия защитников не проходили даром. Полчища нечисти, что непрерывным потоком текли в город, вязли в нем, как в болоте, но по их спинам шли все новые и новые враги. Никакой героизм тут уже не мог спасти, и по приказу Верховного Магистра Ордена, не дожидаясь, пока враги захватят оборонные рубежи, вторые и третьи городские стены были оставлены защитниками.

Но, к удивлению самих людей, город продержался намного дольше, чем ожидалось. Об удивлении вражеских командиров и говорить не приходится — они-то думали, что уже к полуночи Огонь Прометея будет в их руках, но лишь к рассвету нечисти удалось окончательно подавить сопротивление обороны и запереть защитников в стенах Храма Огня. Впрочем, «подавить» — неточно сказано, ни одно из укреплений так и не было взято штурмом. Люди планомерно отступали с потерями, но не такими уж и большими, вынося с собой убитых и раненых, и, прочесав весь город, враги не нашли ни одного человека. Все: и стар, и млад, и женщины, и дети — укрылись в Храме Огня, чьи стены несравнимо выше и толще городских, ворота прочнее, а магия смертоубийственнее. Да и защищать крошечный, по масштабам города Храм намного проще, чем огромный городской периметр, — правда, и отступать больше некуда, разве что в подземелья под Храмом, где и укрылись те, кто сражаться был уже не способен.

Остальные, изможденные, уставшие, но готовые биться столько, сколько понадобится, поднялись на стены Храма, как будто насмехаясь над нечистью, что сейчас собиралась идти на штурм.

Двумя уцелевшими островками оставались Дворец Ордена и Академия Магии — остальной город сгорел дотла, но эти два бастиона, так и не распахнув свои ворота перед захватчиками, стояли, готовые в любой момент вонзить в спину противника я/довитый клинок.

А над миром, даря новую надежду, поднималось ласковое солнце…

Их было семеро. Семь фигур в бесформенных плащах, с накинутыми на голову капюшонами, под которыми невозможно разглядеть черты лица. Шестеро сошлись полукругом, седьмой в центре. А напротив, на фоне восходящего солнца, в джинсах и фланелевой рубашке, скрестив руки на груди, стоял невысокий, смуглый, темноволосый мужчина неопределенного возраста. Ему можно было дать и двадцать, и сорок, и шесть тысяч; в коротко стриженной шевелюре ни единого седого волоска, на спокойном, умиротворенном лице ни одной морщины. Глубоко посаженные серо-зеленые глаза, нос с легкой горбинкой, вечная ухмылка — лицо мужчины не выражало тревоги или опасений. У черноволосого парня не было при себе оружия, не висел за спиной магический посох, а на шее — могучий артефакт, пальцы не были унизаны кольцами Всевластия, на лбу не было защитного шрама в форме молнии, за ним не стояли великие армии и несметные полчища, не сидел в засаде верный золотой дракон. У мужчины не было готовых прийти на помощь могучих братьев-богов, его отец не царил над отражениями, а за пазухой не сидел в лампе услужливый джинн. Он не был окружен защитным полем, не дежурили рядом боевые роботы, с орбиты не велось наблюдение военного спутника, а верные друзья если и были, то где-то там, далеко. Тут и сейчас мужчина был один, беззащитный и безоружный, против семерых врагов, каждый из которых умел воротить горы и зажигать звезды.