Свидание в Санкт-Петербурге - Нина Соротокина

Примерно такие мысли возились в голове у Никиты, когда в камере в неурочный час, к вечеру, как-то незаметно появился человек без примет. То есть у него была примета и весьма существенная, он хромал, но менее всего к этому человеку подходила кличка «хромой». В нем не только не ощущалось никакой ущербности, но как-то даже неудобно было ее замечать. Страж закона! «Господин Страж, так и будем его называть, — подсказал себе Никита и усмехнулся. — Дьявол, носитель вселенской скуки, тоже припадал на одну ногу. Но носил ли он такой ботинок? И как цепко когтит он набалдашник трости! Словно этот костяной шар не менее как держава, а он — орел, венчающий русский герб».

Служитель вместо коптилки запалил свечу. Господин Страж сел за стол, развернул папку с исписанными давеча листами и, грустно, почти любовно глядя Никите в глаза, спросил по-русски:

— Так вы продолжаете утверждать, что ваше имя Сакромозо?

У следователя не было ни малейшего сомнения, что он будет понят, и Никита явственно услышал, словно кто-то в ухо ему дыхнул: разоблачен! Почему-то совершенно очевидно было, что с теми, первыми, можно было ломать комедию, а с этим не то, чтобы стыдно, опять-таки — скучно…

— Ничего я не скажу, — ответил Никита по-русски и разлегся на топчане с таким видом, словно он был один в комнате.

— Вы раздражены, я понимаю, — участливо произнес следователь. — Но вы сами во всем виноваты. Согласитесь…

Дементий Палыч умолк, ожидая реплики или хотя бы вздоха арестованного, но с топчана не доносилось ни звука. И вдруг явственно и громко в камеру вошел гул моря. Дементию Палычу даже показалось, что дом слегка раскачивается на волнах. Он потряс головой, будто отгоняя дурноту или хмель, хотя никогда не был он столь трезв, как сейчас. Раздражало только, что он не видит лица арестованного.

— Начнем сначала, — бодро сказал Дементий Палыч. — Ваше имя и звание?

Никита внезапно сел, почесал руки: их словно судорогой сводило. От следователя на стену падала большая носатая тень, перо в руке казалось кинжалом.

— Я, пожалуй, останусь Сакромозо, — сказал Никита.

— Вы ведете игру, мне не понятную… пока. Очевидно, кто-то велел присвоить вам чужое имя? Очевидно, за деньги… или под честное слово?

Никита молча, чуть покачиваясь, смотрел на следователя.

— Я помогу вам, — продолжал Дементий Палыч, — вы князь Никита Григорьевич Оленев. Вас арестовали в покоях великой княгини. Как вы туда попали?

Никита задумался ненадолго, потом коротко бросил:

— Не скажу!

— Перестаньте дурачиться, юноша. Неужели вы решили водить за нос всю Тайную канцелярию? Но зачем — вот главный вопрос. Когда будет получен ответ на него, тогда и все прочие вопросы обзаведутся ответами. И беседовать мы с вами будем до тех пор, пока вы не ответите мне внятно: зачем вы назвались именем Сакромозо?

«Это тупик, — думал Никита, рассеянно скользя глазами по комнате. — На эту тему мы можем беседовать годы. Неужели в этих стенах пройдет вся моя жизнь? — Взгляд его уперся в фигуру Дементия Палыча. — Хромой черт! Нет, я здесь жить не буду. Сбегу — или руки на себя наложу».

Меньше всего он в этот момент думал о Екатерине. «Не впутывать ее!» — это было столь однозначно, что не стоило отдельной мысли. Сказать этому Стражу, мол, она приказала, также невозможно, как перепилить себя пилой в надежде, что каждая часть тела выйдет на свободу.

Дементий Палыч не мог угадать мыслей арестованного. Он видел бородатого, тоскующего человека, который слегка повредился в уме, иначе зачем бы он так тупо и сосредоточенно рассматривал комнату, которую видит каждый день? И уж совсем непереносимо, когда вы являетесь объектом этого угрюмого, бессмысленного взгляда, который украсился вдруг оскорбительной усмешкой. Дементий Палыч знал этот взгляд. Он быстро спрятал свой немецкий башмак под стол и люто обозлился на князя, что тот вынудил его к этому вороватому жесту. В довершение всего Оленев опять лег, как бы давая понять, что считает допрос оконченным. «Пащенок, а туда же…» — подумал Дементий Палыч злобно и вдруг крикнул фальцетом:

— Извольте встать!

Для убедительности он стукнул по столу с такой силой, что свеча выскочила из шандала и погасла. Они очутились в полной темноте.

— Ты на меня не ори, — спокойно сказал Никита, у него вдруг возникло ощущение, что он один в камере и беседует не с колченогим Стражем, а сам собой. — Говорить мне с тобой не о чем, но одно слово подарю: «Случайность». И ты уж сам шевели мозгами, тебе их хватит.

Дементий Палыч нащупал наконец огниво, чиркнул палочкой по насечке. Свеча неохотно загорелась. Вот ведь чертовщина какая — руки у следователя тряслись. Оленев удобно сидел на топчане, привалившись спиной к стене, а насмешливый взгляд его опять шарил под столом, там, где прятал Страж немецкий ботинок.

— Ах, случайность? — повторил следователь ехидно. — И с Гольденбергом ты случайно знакомство водил?

— Вы что-то путаете, милейший!

«Щенок спесивый! Князя из себя корчит! — мысленно возопил Дементий Палыч. — Я тебе покажу князя! Я тебя на место задвину, ты у меня по темнице своей ходко забегаешь! Завоешь, мерзавец, слезно… Соплями весь топчан извозишь!»

Он набрал воздуха в легкие:

— И сведения тайные в коллегии Иностранной по крупицам собирали — тоже случайно! И цифры Гольденбергу носил, сам знаешь какие, тоже случайно?

Кончив кричать, следователь перевел дух и только тут заметил, что тоску с князя, как рукой сняло. Перед ним сидел до крайности удивленный и, что особенно странно, веселый молодой человек.

Ах, не стоило на него высыпать все разом. Эти вопросы надобно выдавать по штуке на допрос. Ишь глазищи-то вылупил! Ладно, пусть поразмыслит на досуге.

Стараясь не хромать и прямо держать спину, Дементий Палыч проследовал к двери.

— Больше на допрос один не ходи! Прибью! — крикнул ему вслед Никита и, как только дверь закрылась, быстрым, упругим шагом прошелся по комнате.

Жизнь устроена из рук вон, миром правит глупость, случайность, подлость, безумие, но что ни говори, скуке в ней нет места. Подождите, господа, дайте сосредоточиться — о чем ему только что толковал этот невообразимый колченогий господин Страж?

5

— Боже мой, зачем ты приехал? Государыня пребывает в меланхолии, все ей не так, меня поминутно кличет, а смотрит недобро, — торопливо говорила Анастасия, как бы ненароком заталкивая Сашу за штору в уголке полутемной гостиной Петергофского дворца.

— Зачем приехал? Соскучился, — беспечно ответил Саша, с удивлением рассматривая большой, с кудряшками на висках черный парик, украшавший голову жены.