Мое обнаженное сердце - Шарль Бодлер

Конституционный король – это автомат в меблированном дворце. Бельгия – жертва избирательного ценза. Почему никто здесь не хочет всеобщего избирательного права. Конституция – не более чем тряпка. Конституции – бумажки. Нравы – всё. Бельгийская свобода – не более чем слово. Она записана на бумаге, но на деле не существует, потому что никому это не нужно.

Комическая ситуация в Палате в настоящий момент. Две равные партии, минус один голос. Великолепное зрелище выборов, как говорят французские газеты.

Живописание избирательной ассамблеи. Политическая говорильня. Политическое красноречие. Напыщенность. Диспропорция между словами и предметом.

Аннексия – тема бельгийских разговоров19. Это первое, что я услышал здесь два года назад. Говоря об этом беспрестанно, они и попугаев от французской журналистики принуждают повторять это слово. Большая часть Бельгии ее желает. Но это не довод. Надо сначала, чтобы Франция на нее согласилась. Бельгия – это оборванный и сопливый ребенок, который бросается на шею приличному господину и говорит ему: «Усыновите меня! Будьте мне отцом!» Еще надо, чтобы господин на это согласился.

Я против аннексии. Во Франции уже довольно глупцов, не считая всех наших бывших аннексированных – борделезцев, эльзасцев и прочих.

Но я не против вторжения или захвата в древнем духе, в духе Аттилы. Все прекрасное можно перенести в Лувр. Все это нам принадлежит с гораздо большим основанием, чем Бельгии, потому что она уже ничего в этом не смыслит. И к тому же бельгийские дамы познакомятся с тюркосами20, которые совсем не привередливы.

Бельгия – мешалка для дерьма. Не трогайте Бельгию!

О тирании по отношению к слабым. Женщины и животные. Что составляет тиранию по отношению к Бельгии в глазах европейского общественного мнения.

Бельгию хранит равновесие соперничеств; да, но если бы вдруг соперники поладили между собой? Что бы тогда случилось?

(Остальное отправить в эпилог вместе с догадками о будущем и советами французам.)

Она гораздо значительнее по сравнению с прочими европейскими армиями; но никогда не воюет. Странное использование бюджета!

Эта армия, выступив в поход, была бы малопригодна к маршу из-за устройства бельгийской ноги. Но множество народу построилось бы довольно быстро.

Все эти солдаты безусы (в армию поступают на очень короткое время), у всех детские лица.

В этой армии офицер может надеяться на продвижение по службе только по естественной смерти того, кто выше чином.

Многие молодые офицеры очень этим удручены, хотя вполне обучены и были бы превосходными военными при случае.

Риторические упражнения в военной школе по поводу воображаемых сражений – печальное утешение в бездействии для умов, выученных для войны.

Никакой учтивости в армии, как и в остальной нации. В этом ничего удивительного. Повсюду шпага облагораживает – облагораживает и цивилизует.

Его портрет. Анекдоты. Его смерть. Траур

Леопольд I, ничтожный немецкий князек, сумел, как говорят, потихоньку обстряпать свои делишки. Он отнюдь не отправился в наемном экипаже в изгнание. Придя в деревянных башмаках, он умер среди европейских восхвалений богачом, скопив более ста миллионов. В последнее время его объявили бессмертным (нелепый панегирик: Леопольд и Вапро)21.

Воплощение заурядности, но с крестьянской хитростью и упорством. Этот младший отпрыск Саксен-Кобургов обхитрил всех, припрятал кубышку и в конце концов украл восхваления, которые причитаются только героям.

Мнение Наполеона I о нем. Его скупость, его жадность. Его тупые представления немецкого принца об этикете. Его отношения с семьей. Его пенсии. Пенсия, которую он получал от Наполеона III22.

Анекдот о садовнике23. Его представления о парках и садах, которые заставили принять его за обожателя простой природы, но попросту вытекавшие из его скупости.

Для короля подделывают газеты, чтобы он не читал ничего тревожного о своей болезни.

Что говорит у меня за спиной министр внутренних дел. Смешная гадливость короля относительно смерти. Его недоверчивость по этому поводу. Прогоняет своих врачей. Обкрадывает свою любовницу. Вторжение герцогини Брабантской с детьми24. Она силой прижимает умирающему распятие к губам и спрашивает, есть ли ему в чем-то покаяться? Черты соответствия между смертью короля и всеми бельгийскими смертями. Три его капеллана оспаривают друг у друга его труп. Его уносит г-н Беккер, как лучше других говорящий по-французски (!).

Начинается грандиозная комедия траура. Черные транспаранты, панегирики, высшие почести – все население пьет, мочится, блюет. Все бельгийцы на улице, крутят носами, зажатые и молчаливые, как на бале-маскараде. Так они развлекаются. На самом деле Брюссель никогда не видел подобного празднества. Это их первый умерший король. Новый король вступает под музыку «Грядет владыка брадатый…»25 (позитив26). Никто не смеется. Некоторые бельгийцы поют: «Будем солдатами» – прекрасный ответ этим французишкам-захватчикам.

[Второй фрагмент]

В Бельгии нет никакого искусства. Оно ушло из страны. Нет никаких художников, за исключением Ропса и Лейса1. Композиция тут вещь неизвестная. Писать, что видишь. Философия на манер Курбе.

Специалисты. Есть художники для солнца, для снега, для лунного света, для мебели, для тканей, для цветов, – и так до бесконечности. Обязательное разделение труда, как в промышленности. Национальная тяга к низменному. Так что старинные живописцы – правдивые историки фламандского духа. Напыщенность тут не исключает глупости. Взгляните на Рубенса – разодетый в атлас мужлан. Несколько современных художников. Вкусы любителей. Как собирают коллекцию. Бельгийцы оценивают художников по стоимости их картин.

(Несколько страниц о постыдном любителе пускать пыль в глаза по фамилии Вирц2 – любимчике английских кокни.)

Анализ Брюссельского музея. Вопреки полученному мнению, полотна Рубенса гораздо хуже парижских.

Скульптура никакая.

Фламандская живопись блещет лишь достоинствами, отличными от интеллектуальных. Никакого остроумия, но порой богатый колорит и почти всегда удивительная ловкость руки. Никакой композиции или она несуразна, сюжеты низменные… Отвратительные и однообразные шуточки, в которых весь дух племени. Типажи жуткого безобразия. Эти бедняги положили много таланта на то, чтобы скопировать их уродство.

Брюссель, современная живопись

Любовь к специализации. Есть даже мастер, пишущий исключительно пионы. Если художник хочет писать все, его хулят.

Говорят: как можно что-то уметь, если ни в чем не приобрел веса? Чтобы здесь прослыть серьезным, надо быть тяжеловесным.

Грубость в искусстве. Кропотливое изображение всего, в чем нет жизни. Живописание скота. Философия бельгийских художников. Философия нашего друга Курбе, небескорыстного растлителя. (Изображать лишь то, что видишь! Значит, вы не напишете того, что вижу я.) Вербоковен3 (каллиграфия). Портаельс (прописи, никакого естественного искусства. Думаю, он об этом знает).

Вандерехт4, Дюбуа5 (природное чутье, никакого понятия о рисунке). Ропс (по поводу Намюра, изучить побольше). Мари Коллар6 (очень любопытно). Жозеф Стевенс7, Альфред Стевенс8 (необычайный аромат живописи). Вилемс9 (робкий, пишет для любителей). Вирц, Лейс, Кейзер!10 Галле!11

В общем, композиция тут вещь неизвестная. Снова получил удовольствие, увидев гравюры Карраччи.

Есть художники-литераторы, слишком литераторы. Но есть художники-свиньи. Смотреть на все фламандские нечистоты, как бы хорошо они ни были написаны, коробит вкус.

Во Франции меня считают слишком живописцем. Здесь находят слишком литератором.

Все, что превосходит способность понимания этих художников, они считают искусством литературы.

Манера бельгийцев спорить о ценности полотен. Цифры, всегда цифры! Это длится добрых три часа. Если за эти три часа были упомянуты цифры продажи, они считают, что поговорили о живописи.

К тому же полотно надо спрятать, чтобы набить ему цену. От взглядов картины только портятся.

Здесь все торгуют картинами. В Антверпене каждый неумеха занимается живописью. И непременно мелкой живописью, большие полотна презирают.

Гг. бельгийцам неизвестно большое искусство, декоративная живопись.