Падение «Вавилона» - Андрей Молчанов

— Да, Толя, — грустно подтвердил Алик, — у нас тут не детский садик, пора бы уяснить… Так что завтра получишь все необходимые данные, хорошую пушку с глушаком и — приступай, с Богом…

— И еще! — потряс пальцем в воздухе Леха. — Если начнешь чего выкозюливать, бабу твою завалю лично. Обещаю. Сначала ее, после и до тебя доберемся. На дне океана найдем, если финтить вздумаешь. Без понтов заявляю.

— Давай, Толик, давай, милый… — ласково подтолкнул меня к выходу из кабинета Алик. — Гуляй, настраивайся психологически… Съезди к Стефану, отвлекись… Очень помогает, проверено.

Я молча покинул кабинет, обреченно сознавая, что меня «развели» и «загрузили» по полной, что называется, программе. Особенно удручало то, что бандиты проследили, где и с кем я живу, и теперь под удар подставлена Ингред.

Я отправился в американское посольство. Назначенный мне консулом срок ожидания ответа еще не истек, но вдруг уже есть какой-то отклик на мое заявление?

— Оу! — Появившийся за бронированным стеклом консул улыбнулся мне как старому, желанному приятелю. — Вы пришли очень кстати! У нас есть для вас новости!

Сердце мое радостно подпрыгнуло в истомившейся душевным страданием груди.

— Вы действительно родились в Вашингтоне, — учтиво говорил консул, — действительно выросли там… Это правда, мы проверили…

Я насторожился, хотя тоже улыбался ему в ответ и кивал, как заведенный болванчик. Интонация консула несла в себе перспективу произнесения им неблагополучного слова «но».

— Но! — произнес консул сокрушенно. — Ваши родители, к сожалению, занимались на территории США шпионской и подрывной деятельностью, а потому на ваше заявление о гражданстве наложена отрицательная резолюция… Впрочем, вы можете подать апелляцию.

— Какой шпионской деятельностью?! Вы сошли… это… — воскликнул я сорванным голосом.

— До свидания… — Консул, не переставая мило улыбаться, отодвинулся от окна.

— А кому подавать апелляцию?! — заорал я в проделанные в пуленепробиваемом стекле дырки.

— В сенат! — дружески помахал мне рукой дипломат, скрывшись в неведомых глубинах своей посольской кухни.

Едва я вышел из консульства, на голову мне что-то шмякнулось. Я снял кепку. Голубь. Хотя по тому, что я увидел на кепке, можно было предположить, будто в берлинском небе летают коровы.

Я бросил головной убор в урну, стоявшую на углу консульства, и, настороженно вглядываясь в вышину, пригорюнился, не зная, что предпринять.

И вдруг, подобно скользнувшей в мутной воде блесне, явилась мысль: а что, если позвонить по связному телефону Олегу?

Я подошел к телефонной будке, вставил в прорезь автомата карточку. Набрал номер.

Ответил приятный женский голос.

Тут я забыл, какое надо произнести имя. Помнил, что я — Сержант, а вот имя…

— Так, блядь… — сказал я.

— Что?

— Ой, извините… — смутился я. — Сейчас вспомню. Голубь тут еще…

— Кто говорит?

Я наконец вспомнил пароль.

— Говорит Сержант, — произнес я. — Нахожусь в Берлине. Мне срочно надо связаться с Карлом Леонидовичем.

— Вас не затруднит перезвонить через час, полтора?

— Хорошо. Но передайте: у меня большие проблемы. — И я повесил трубку.

Затем решил съездить в Калсхорст, навестить Труболета и узнать заодно, отремонтирован ли дверной замок. Мне было необходимо как— то отвлечься от тягостных раздумий, в которых главенствовал один простой и вечный вопрос: что делать?

Доехав до Карловки, я вновь вошел в телефонную будку, перезвонив в Москву.

— Завтра в семь часов вечера, — доложил мне все тот же женский голос, — стойте на платформе Александерплац. Эс-бан. Направление в сторону Цо. Повторите.

Я повторил и, дождавшись сигнала отбоя, двинулся узенькой улочкой мимо замшелых зданий с отвалившейся от стен штукатуркой в сторону своей резиденции.

Дверь в складское помещение была приоткрыта. Я прошел на кухню, застав там Изю за довольно-таки странным занятием: он целился из десантного «калашникова» в решетчатое окно, причмокивая и вхолостую, как играющий в войну мальчишка, нажимая на спуск.

Узрев меня, Изя, несколько смутившись, положив боевое оружие на стол.

— Вы чего? — спросил я. — С ума посходили? Дверь открыта, а тут…

— А кто, сука, замок сломал?! — вскинулся Изя. — Вот, ждем теперь: Валерка за новым пошел, сейчас менять будет…

— А это?.. — кивнул я на автомат.

— Чего это?.. А, приобрел вот, у твоего дядюшки…

— Зачем тебе?

— Пусть будет… — Изя любовно погладил лакированное цевье.

— А где дядюшка? — спросил я.

— В ванне… — Изя снова взял «калашников» в руки. Новая игрушка, чувствовалось, не давала ему покоя.

Вздохом прокомментировав детские забавы взрослого мужика, я вышел из кухни, постучавшись в дверь ванной.

— Прошу! — донесся голос Труболета.

Я растворил дверь, тут же окутавшись густой пеленой пара.

В неотапливаемом помещении с ржавых коммуникационных труб свисали сосульки. В эмалированной емкости, доверху заполненной горячей водой, возлежал, выставив из нее голову в армейской ушанке с оттопыренными по-заячьи клапанами, Труболет, державший в руке самоучитель сербского языка.

— Гражданин начальник! — произнес он. — Сердечно рад! Как поживает русская мафия в Берлине?

— Это у тебя спросить надо, — ответил я.

— Да какая я мафия… — зевнул Труболет. — Впариваю фраерам железо…

Договорить он не успел: в коридоре раздался шум, затем его заполнили полицейские, одни из которых вошли в ванную, с изумлением уставившись на голого Труболета, втянувшего голову, увенчанную ушанкой, в плечи, а другие проследовали на кухню, где утративший бдительность Изя осваивался со своим персональным «калашниковым».

Через час наша троица, закованная в наручники, куковала в полицейском участке.

Визит полицейских, как оказалось, был вызван тем обстоятельством, что немецкие власти обнаружили подлог в документах, благодаря которым Изя занимал помещение склада.

Помещение уже давно армии не принадлежало, перейдя в ведение муниципалитета, а армейские жулики, след которых простыл, нагло Изю надули, содрав с него взятку, арендную плату и выдав ордер с печатью расформированного хозяйственного подразделения. Таким же образом мазуриками в погонах продавались квартиры, особняки и земельные участки, ранее принадлежавшие советскому военному ведомству. Так что Изя пострадал в степени незначительной, хотя изъятый автомат с основательным боезапасом и куча барахла неизвестного происхождения явились прецедентом к серьезному следственному разбирательству.

Кроме того, осмотрев комнату, где проживал Труболет, полицейские заподозрили Изю в незаконной сдаче в субаренду части помещения, и мной лично была услышана реплика на немецком языке следующего содержания:

— Это только русские могут… Самовольно вселиться и еще делать на этом бизнес! Представляю, какой у них будет там капитализм, в этой России…

Труболет, быстро оправившийся от шока, торжественно заявил на хорошем немецком языке — загодя, видимо, приготовил фразу, — будто бы он беженец из охваченной войной Югославии и просит убежища.

— А сколько вы уже находитесь в Германии? — спросил его полицейский начальник, специально вызванный после такого заявления в дежурную комнату.

— Около месяца…

— Почему же не обратились к нам в течение этого времени?

— Да все дела… — ответил Труболет.

— Понимаю… — грустно согласился начальник, посмотрев искоса на конфискованный автомат.

В ходе разбирательства выяснились, кстати, имя и отчество старого моего знакомого. Звали, оказывается, Труболета Левонд Арчианович.

Дошла очередь и до меня.

Я объяснил, что попросту заблудился в районе, разыскивая знакомого прапорщика Сашу, фамилию которого, к сожалению, запамятовал, зашел в первую попавшуюся дверь, оказавшуюся открытой, а тут…

— Ваш паспорт! — потребовал представитель властей.

Вместо паспорта я написал ему на бумажке номер сотового телефона Алика.

Меня снова отвели поскучать в камеру, и до приезда шефа я хладнокровно вздремнул на жестких деревянных нарах.

Алик поначалу взъерепенился, кляня меня за очередной залет, но затем, услышав, как обстояло дело, зашелся жизнерадостным смехом, сопереживая таким странным образом Изе, влипнувшему в скверную историю с неясным продолжением и финалом. Затем, отсмеявшись, сообщил:

— Пушку, фотографию, адрес, получишь послезавтра. Вечером. А завтра перевезешь из аэропорта двух негров и трех косоглазых. Самолет приходит в десять утра. Грузовая машина будет ждать у забора, все как обычно. И чтоб без проколов! А то уже начал глубоко и щекотно меня доставать…