Жесть - Александр Щёголев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе чего, Серов? Часика даже не дали покемарить… работнички.
— Виноват, товарищ полковник!
— Прекрати паясничать! Нашел время… гаер. Что там у тебя? Конова нашли?
— Нет, Конова пока не нашли. Открылся любопытный фактик. У Вечного была здесь дача. Еще от родителей осталась. Его жене было на брошенный участок наплевать, она получила отступные от «Росавтократа» и утешилась, а сам Вечный любил сюда наезжать. Это санитарка из реабилитационного отделения рассказала.
— Во! …п’твоюмать! Псих из психушки — когда хочет, уходит, когда хочет, приходит… Ну прямо тебе второй после главврача.
— А фактически так и было, Петр Андреевич. Мало того, он иногда брал с собой Лидию Рогозину, медсестру из наблюдательного отделения, свою любовницу.
— Адрес! Адрес знаешь?!
— Садоводство «Котовец», улица Банановая, дом четыре.
— Ну, так… Майор!!! Лебедев на связи. Нет, уже не сплю, какой, п’твоюмать, сон… Есть информация, что наша зверушка прячется в садоводстве «Котовец», улица Банановая, дом четыре. Высылай ОМОН. Можешь часть людей из оцепления взять. И, это… не церемоньтесь там, в опасной зоне. Там нет людей. Все, отбой… Черт! Неужели возьмут?
— Ну, дык елы-палы. Зачем еще обезьянам дубинки?
— Ты не зазнавайся. Чего стоят наши мозги без хороших дубинок…
— …которым все равно, по чьей голове дубасить. Я ведь к тому, что работать мозгами бывает опаснее, чем бомжей по конурам гонять… Как там поживает Владимир Алексеевич? Сильно… э-э… напряжен?
— Владимир Алексеевич на нас надеется. Но ты прав, если мы вернем ему маньяка — как-то спокойнее будет жить.
— А то провинившимися мозгами, бывает, красят стены.
— Не паникуй, капитан! Твои усилия, если все сложится, не останутся без внимания. Чего ты хочешь? Сразу «подполкана», новое кресло, просто денег?
— Я бы хотел самолично… Павла Смыка… но его, падлу, уже кончили. Без меня.
— Хо-хо! Экий ты идейный…
— Что с его бабой?
— Журнашлюшку тоже ищем. Большая вероятность, что не выживет… хотя, это уже неважно. Ну, лады. С КАМАЗОМ разбираетесь?
— С КАМАЗОМ, Петр Андреевич, разобрались. Водилу «раскололи». Всё, как мы с вами и предполагали. Никакого совпадения, никакого поноса, который его якобы пробрал. Самосвал он оставил специально и в кустиках прокурил часа два, пока наш клиент в кабину не залез.
— Купили? Запугали?
— Конов попросил, а мужик ну никак не мог отказаться. Водила, оказывается, с детства состоит на учете в психдиспансере, а Конов делал ему медкомиссию, причем, в любой момент мог дать задний ход. Мужика бы тогда, естественно, с работы поперли.
— А за пропажу грузовика — не боялся, что уволят?
— Конов ему сказал, что все будет тип-топ. Машину найдут максимум через час, все спишут на угонщика и на его понос. Вдобавок, Конов ему взятку дал… угадайте, что? Тысячу рублей и две таблетки первитина.
— Ну, люди! За две таблетки — Родину продаем… Долго водилу «кололи»?
— Жаловаться, товарищ полковник, никто не пойдет. Гарантия…
Капитан Серов усмехнулся и, приподняв шляпу, почесал проплешинку на темени…
Четверг, раннее утро. БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
Марина не сделала и нескольких шагов по улице, как услышала шум автомобиля. Она чутко прислушалась. Шум приближался: ехали по Пальмовой в сторону Банановой. Она заметалась. Куда спрятаться? Кто бы там ни был, ничего хорошего появление машины не сулило — подобные уроки она усвоила прочно.
Марина рванула назад, к участку номер четыре. Туда, откуда только что сбежала. Свернула в калитку…
Не успела. С перекрестка ее заметили.
Визг тормозов, звук удара, хруст сминаемого железа. Из старого латаного «фольксвагена», воткнувшегося в фонарный столб, выскочили Берия и Валентин — и помчались по Банановой. Марина — за дом. Внутри бушевал маньяк: что-то рубил, остервенело крича про консервный нож в руках воина, — но теперь смертельная опасность исходила не от него.
Дежа вю[25]…
— Лучше стой, мрасть! Все одно — достанем! — орал Валентин.
Берия чуть приотстал — то ли по причине меньшей скоростной выносливости, то ли от бо́льшего ума. Он тоже сотрясал воздух угрозами:
— Достанем! И лицом к лицу поставим с высшим порядком!
Охотники ворвались на участок и обогнули дом с разных сторон — так, чтобы дичи некуда было деваться. Никуда она и не делась — смешно было надеяться…
Маньяк, разбив стекла в окне, вырвав рамы, прорубался сквозь ставни. «Солнце — на ладонях! — выл он. — Свет — в душах!» Последнее усилие — и он буквально выпал во двор.
Берия уже поймал Марину — прижал женщину к сараю-туалету и успокаивал ее, поглаживая нежную шею стволом пистолета. Лицо у него было совершенно зверское, а глаза — больные.
Валентин обернулся на звуки.
Маньяк охватил всю картину одним взглядом, исторг бестолковый вопль и замахнулся топором. Нож торчал у него из-за пояса… Но что-то вдруг заклинило в нем — под общими взглядами. Он застыл с топором в воздетой вверх руке, растерянно помаргивая.
— Ненавижу, — сказал он без уверенности в голосе.
Валентин оценивающе его разглядывал.
— Ну, ты, блин, прям — викинг…
Бандит легко и изящно скользнул под руку с топором, мгновенно обезоружил неожиданного противника — и врезал от души. С левой, с правой, и снова правой — снизу вверх. Апперкот — страшный удар. Валентин схватил поплывшего «викинга» за шкирку и бросил грудью на пень.
Все. Избиение закончилось. Тело не двигалось.
— Мы вам, мадемуазель, хотели вчера задать пару вопросов, — сказал Берия, смрадно дыша Марине в лицо. — А как сеча началась — ты себе уйти позволила… Теперь очищающий огонь познаешь!
Валентин, брезгливо откинув ногой топор, подошел к беседующим и презрительно бросил:
— Ну что, крольчиха, допрыгалась?
— Я ведь намекал, что от нас не уйдешь! Как от себя, — произнес Берия значительно.
— А теперь по полной будем тебя… иметь, — Валентин фыркнул. Берия вдруг заухал, как филин: очевидно, засмеялся. Оба предвкушающее переглянулись. Потом Валентин огляделся:
— Ну и халупа. Зойка вспомнила, что эта сука про какой-то дом поблизости спрашивала, но про какой? Дура спившаяся. Ничего в голове не держится…
— Валек, а не тот ли это мужик, которого Нигилист ищет? — показал Берия на лежащего учителя.
— Может, и тот. Я его рожу не разглядывал.
— Кто это? — дернул Берия Марину.
— Брат, — выдавила она.
— Врешь, — он даже обиделся. — Что ж бабы мне все время врут? Половина всего, что они говорят — вранье, а вторая половина — гнусное вранье. Они что, думают, если я в очках, то не вижу их насквозь?
Марина заставила себя заплакать. Это было несложно сделать: страх помог.
— Я, правда, брата здесь искала…
— Актриса, актриса. Куда Зойке до тебя? Напоминаю, я спросил, что там за клоун валяется?
— Брось, — вмешался Валентин. — Фото в тачке есть. Потом сличим. Давай лучше по делу.
— Хорошо, по делу, — согласился Берия. — А ну говори, кому служишь!? — рявкнул он Марине в лицо. Опять пахнуло какой-то дрянью.
— Я не понимаю…
— Мы видели в твоей сумочке удостоверение. Это ведь прикрытие, так?
— Я журналистка.
— Слушай, журналистка. Пусть даже была от Нигилиста просьба: если кто встретит тебя — помочь, вывести на Большую Землю. Но у нас же могло не получиться! Мы могли опоздать! Нашли тебя слишком поздно, когда вот этот, — он показал на маньяка, — да-да, твой якобы брат, тебя уже убил и изнасиловал. Именно в таком порядке — убил, потом изнасиловал. Я правильно говорю, Валек?
Тот безмятежно слушал, щурясь на солнышке. Когда Берия закончил, он ласково взял его за плечо и отодвинул.
— Лаврентий, ты глянь-ка лучше, что в доме у них. Может, еще кто сховался…
Тот не стал спорить, отдал инициативу товарищу. С пистолетом наперевес пошел к крыльцу — осторожно, крадучись. Пистолет у него был — ТТ китайского производства. Дешевый, как и его хозяин, искренне мнящий себя философом.
Валентин взял Марину левой рукой за шею — как гигантской клешней, — и слегка приподнял.
— Короче, мусорка хряпнули твоего… — Он вдруг ударил кулаком по стене сарая, рядом с ее лицом. Доска сломалась. Марина непроизвольно дернулась вбок. — …Как таракана камнем размазали… Стой спокойно, Маруха…
Он придвинулся к ней вплотную.
— И с тобой — продавим… Только ты расскажи вначале, что вы здесь рыли? Нас с Лавриком пропасти хотели? Откуда про трупы знаешь? Лютика ты ловко нашла, сука ментовская, признаю…
Он грубо прижал ее к себе.
— Может с тобой — поласковей стоит? А то я когда трезвый — злой. И наоборот. Ночью надо было, когда ты сама была не против. Зря удрала…