Срединное море. История Средиземноморья - Джон Норвич

Глава XI

ЗАКАТ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Война Сицилийской вечерни не была причиной падения Отремера: с того момента как в 1250 г. египетский трон заняли мамлюки — а может быть, даже с момента взятия Иерусалима Саладином в 1187 г., — это был лишь вопрос времени, — однако она настолько занимала европейских правителей, что они не могли сосредоточиться на положении своих братьев-христиан на Востоке. При таком положении дел война продолжалась еще одиннадцать лет, пока Акра не была полностью разрушена. Только в 1302 г., после неудачной попытки посадить брата Филиппа Красивого, Карла Валуа, на сицилийский трон, папа Бонифаций VIII с неохотой согласился признать сына короля Педро, Фредерико, правителем острова, дав ему титул короля Тринакрии (появление этого причудливого наименования было вызвано необходимостью, так как Ангевины в Неаполе до сих пор фактически удерживали за собой сицилийскую корону). Даже теперь, однако, арагонцы добились не столь полной победы, сколь им хотелось бы; по условиям соглашения Фредерико должен был жениться на Леоноре, дочери Карла Валуа, а по его смерти остров предстояло возвратить дому Анжу.

Папа Бонифаций был избран в 1294 г. после единственного в истории папства отречения от престола безгрешного, но совершенно неспособного отшельника Целестина V. (Единственное свидетельство его пригодности для этого сана состояло в том, что некогда, находясь в свите Григория X, он на солнечном свету развешивал его облачение.) Новый папа был его противоположностью во всех отношениях. С его точки зрения, великие установления церкви существовали лишь для того, чтобы помочь ему в исполнении его земных целей и обогатить его род Каэтани. С иноземными правителями он обращался даже не как с подданными, но как с лакеями, тогда как соперничавший с его фамилией гибеллинский род Колонна, к которому он питал сильную зависть и могущества которого боялся, был в полном составе отлучен от церкви; его земли в Палестине были захвачены и разграблены во имя Святого креста. Подобное поведение вызвало такое падение престижа папства, от которого ему удалось оправиться лишь через много лет; в результате вся Европа ненавидела и проклинала Бонифация. Когда все семейство Колонна бежало во Францию, его главными врагами в Италии стали фратичелли — «духовные францисканцы», взбунтовавшиеся против все усиливавшегося обмирщения своего ордена и ратовавшие за возвращение к принципам аскетизма и бедности, исповедовавшимся его основателем. К Бонифацию они относились с омерзением — не только из-за его богатства и надменности, но и из-за того, что считали его ответственным — и справедливо — за отречение Целестина и последовавшие затем его заключение в тюрьму и смерть.

Куда более серьезную угрозу создавала для Бонифация враждебность со стороны Филиппа Красивого, которого он отлучил от церкви и которого угрожал сместить, после того как Филипп запретил французским священнослужителям повиноваться папе, призывавшему их в Рим. В ответ Филипп весной 1303 г. созвал Генеральные Штаты, где предложил призвать к ответу самого папу. Армия численностью 1600 человек отправилась в Италию; ей было приказано захватить Бонифация и доставить (насильно, если потребуется) во Францию. Нашли его в родном Ананьи, где он заканчивал буллу, в которой освобождал подданных Филиппа от клятвы верности своему королю, и взяли в плен. Через три дня протест народа, вставшего на его сторону, заставил войско отступить, однако эта миссия не прошла даром. Гордости старого папы был нанесен смертельный удар. Друзья папы — Орсини сопроводили его в Рим, где он через месяц скончался.

Бонифаций и Филипп были заклятыми врагами, однако дух средневекового папства оказался окончательно сломлен, а остаткам его престижа, еще сохранявшимся в Италии, пришел конец именно в результате их объединенных усилий. Когда в 1305 г. в Лионе на папский престол под именем Климента V взошел еще один француз, там же к нему присоединилась курия, и в течение последовавших семидесяти двух лет папы в Риме не было. Петрарка окрестил этот период «Вавилонским пленением», однако это выражение неверно: папы ни в каком смысле не являлись пленниками. Климент отправился в Лион по собственной воле и не собирался становиться марионеткой французского короля. Через четыре года, после ссоры с Филиппом, он даже перенес свой двор в Авиньон (именно потому, что этот город находился за пределами тогдашней Франции, но входил в провансальские владения Неаполитанского королевства, где папе легче было сохранять независимость). Ни он, ни его преемники по доброй воле никогда не ослабляли своего влияния на дела в Италии. Авиньон воспринимался ими только как временное местопребывание, до тех пор пока они не смогут в безопасности (и с удобством для себя) вернуться в Рим.

Находиться же в Италии было не только неуютно, но и опасно. После Фридриха II, коронованного в 1250 г., там не избирался ни один император Священной Римской империи. Теперь города Ломбардии и Тосканы не тревожили нашествия имперских войск, и они развивались, предоставленные самим себе. По большей части столь трудно доставшееся коммунальное управление уступало место деспотизму, когда тот или иной могущественный род — Висконти и Делла Торе в Милане, Монтекки (герои трагедии Шекспира), а позднее Скалиджери в Вероне, Гонзага в Мантуе — провозглашал свою власть. Существование множества мелких, но неограниченных по своему характеру диктатур, наложившееся на традицию междоусобной борьбы и подрывавшееся враждебностью буржуазии с ее коммерческими интересами, привело к глубинному брожению, затронувшему все стороны жизни Северной Италии. Правда, иногда оно вызывало к жизни новые творческие поиски, уже предвещавшие Ренессанс: Джотто родился в год смерти Манфреда — но в связи с ним в памяти куда чаще всплывают тирания и непрекращающееся кровопролитие. Что до великих северных республик, то Генуя и Пиза продолжали душить друг друга, пока Генуя не одержала решающую победу в 1284 г. Лишь Венеция оставалась относительно не затронутой воцарившимся хаосом, поскольку была опоясана морями и, таким образом, изолирована, а также благодаря своей тщательно сохраняемой олигархии, свободы от борьбы партий, а также грамотной системе сдержек и противовесов, которая сделала правительство этой «самой умиротворенной республики» чудом — и ужасом — всей Европы.

Флоренция являла собой еще один уголок, где среди окружающей суматохи царил относительный мир. В то время ее творческий потенциал был выше, нежели у какого-либо другого города-государства Италии; еще большего внимания она заслуживает тем, что породила, возможно, единственное — из когда-либо существовавших на белом свете — успешно действовавшее правительство, состоявшее из художников и мастеров. Фактический административный контроль находился в руках шести цеховых мастеров, именовавшихся приорами; их полномочия были очень велики, однако они сохраняли их всего в течение двух месяцев «за раз». За плечами у флорентийцев также была традиция глубоко укоренившегося гвельфского движения, благодаря которой она спаслась от множества феодальных усобиц, столь сильно терзавших другие города с менее счастливой судьбой, однако к концу века среди гвельфов произошел раскол и в 1302 г. — папа Бонифаций принял сторону «черных» — лидеры более умеренной партии «белых» были отправлены в изгнание.

Среди них был и Данте Алигьери, чья «Божественная комедия» — уникальное в своем величии произведение на итальянском языке — является, среди прочего, глубоким и горьким комментарием, в котором поэт, возможно, имевший целью всего лишь перечислить главных лиц своей эпохи, покуда он путешествует по загробному миру, на самом деле буквально творит над ними Страшный суд. Величие замысла ошеломляет, так же как техническое мастерство владения находившимся в процессе становления родным языком. Но что до политических идей в этом произведении, то иногда может показаться, что они более отдают XI, а не XIV в. Эти идеи, которые Данте более полно развивает в сочинении «О монархии», по сути своей, представляют возвращение к старинной мечте о мировой христианской империи, которой управляют гармонично сотрудничающие между собой император и папа.

Полная нежизнеспособность этих идей выявилась в 1310 г., когда их самый активный адепт, граф Генрих Люксембургский, явился в Италию в качестве избранного императора — болезненно честный идеалист, действующий из лучших побуждений. В первый раз он был коронован в Милане; на него надели копию железной короны Ломбардии (настоящая лежала в закладе), по-прежнему подчеркивая его (императора) беспристрастность между сторонниками папы гвельфами и императора — гибеллинами. Но гвельфские города Ломбардии и Тосканы развеяли его сомнения по поводу чувств к обветшалой имперской идее, и к тому моменту, как он достиг Рима, его симпатии к гибеллинам возросли настолько, что его не впустил в собор Святого Петра и он вынужден был принять императорскую корону от папских легатов в Латеранском дворце. Между тем король Филипп восстановил против него бывшего в Авиньоне папу Климента V, а также находившегося на престоле внука Карла Анжуйского неаполитанского короля Робера Мудрого. Новый император с неохотой начал войну. Однако это ни к чему не привело. В 1313 г. он умер от лихорадки, бесспорно подтвердив своей судьбой тщетность надежд, возлагавшихся на него Данте.