Терем желаний - Ольга Сакредова

Через полчаса она окоченела, ее бил озноб, но тем сильнее было желание ждать. Маша вспомнила, что в сумке лежит ключ от его квартиры. Войти бы, согреться, но Маша решительно отбросила эту мысль - ни за что она не воспользуется ключом без разрешения Валеры. Расстегнув верхнюю пуговицу пальто, она сжалась в комок, спрятала холодные пальцы под воротником, на плечах.

Было чуть больше двенадцати, когда машина остановилась около дома. Славик обошел капот и открыл дверцу. Валера медленно поставил ноги на асфальт, повозился с костылями. Славик подставил плечо:

- Давай, друг.

- Я сам, - заплетающимся языком ответил Валера.

- Ну да! Как же - сам! - дружелюбно ответил Славик. - Язык заплетается, ноги путаются... Я и не знал, что ты здоров пить. Держись за меня.

- Я сам, - упрямо повторил Валера. Он оперся на костыли, помотал головой, изгоняя хмель.

- Пошел! - Собрался с духом, небрежно махнул рукой. - Привет.

- Я провожу тебя! - Славик закрыл машину.

- Нет. Езжай домой. - Валера снова покачал головой, она никак не хотела подниматься.

- Посмотри на себя, - со смешком предложил Слава. - Пьяница!

Валера согласно уронил голову и снова махнул рукой:

- Давай трогай. Со мной все хорошо.

- Как знаешь, - пришлось уступить Славику. - Позвони завтра, расскажешь, как добрался.

Дверь лифта открылась, и Маша испуганно оттолкнулась от стены.

- Я сам... - раздалось невнятное бормотание. - Я... У-у-у-у-у... - Валера с шумом привалился к дверям лифта. - Сам...

Маша сбежала вниз и остановилась как вкопанная. Лифт периодически скрипел: двери боролись с помехой. Валера поднял глаза на звук шагов, несколько минут смотрел на Машу, потом уронил голову на плечо.

- Пришла?

- Валера... - Маша сделала шаг навстречу.

- Я сам! - Он протестующе вытянул руку перед собой.

Совершенно некстати ему вспомнился вечер, когда он эти же слова повторял в иной ситуации и с иным подтекстом.

- Лифт сломаешь, - прошептала Маша, удивляясь пьяному виду Валеры.

Неожиданно она вспомнила, как однажды Валера твердил эти же слова, вкладывая в них совершенно особый смысл. Вспомнила и покраснела от давнего ощущения восторга.

Он глубоко вздохнул и оттолкнулся от дверей, двери тоже вздохнули и закрылись.

Нетвердым шагом Валера подошел к квартире, долго рылся в карманах в поисках ключа, затем сражался с замком, приговаривая: "Я сам.., я сам". Дверь открылась, и он ввалился внутрь. Маша стояла на пороге, настороженно наблюдая за его действиями.

- Заходи, закрой дверь.

Валера расстегнул пуговицы пальто, осторожно повел плечами, стараясь не увеличить непрекращающуюся боль в спине; задубелая на морозе кожа пальто не желала поддаваться. Маша подошла сзади и тронула Валеру за рукав.

- Я помогу.

- Я сам! - разъярился он. Неловким движением толкнул Машу к стене. - О дьявол! - простонал он, пряча вину за недовольством.

Маша больно ударилась затылком, на глаза навернулись слезы. Она задержала дыхание, чтобы справиться с болью.

- Я сам, - тише повторил Валера.

- Я знаю, - дрожащими губами прошептала она. - Пожалуйста, позволь мне помочь.

Он безнадежно вздохнул, взял в одну руку оба костыля, предоставив Маше стягивать рукав. Она сняла с него пальто, но остались сапоги - самое трудное, потому что надо наклоняться.

- Ты что, так и будешь стоять у двери? - Валера криво усмехнулся. - Не бойся, успеешь сбежать. Держать не стану.

Маша сняла пальто, обувь.

- Иди в комнату, - приказал Валера и ушел в ванную.

Там, в тесной клетушке, снимать обувь было сущим наказанием, но Валера решил, что лучше сразу умереть, чем позволить Маше наблюдать, как он обливается потом. Сражаясь с сапогами и головокружением, Валера скинул их и зашвырнул в угол. Вымыл руки, подумав, сунул голову под душ.

Маша остановилась на пороге комнаты. Она искала, на чем остановить взгляд. На белые стены наслаивались картины, которые они с Валерой придумывали когда-то, - туда смотреть нельзя, не вспоминая о любовной идиллии. Хрустальные сосульки люстры хранили память о том, как Валера кружил ее на руках, задевая головой мелодично звенящие спиральки. Лучше смотреть на экран, решила Маша и повернулась к нему.

Бог мой! Мороз пробежал по спине. Маша вытаращила глаза, задохнувшись от увиденного "погрома".

Экран был поднят. Нарисованный пруд по-прежнему заливало яркое солнце, в густых зарослях по-прежнему утопала старенькая избушка. Но терем?.. От него остались только клочки бумаги, уныло свисающие по стене. На немногих сохранившихся крючках печально покачивались бывшие ставенки с ободранными краями. Только под самой верхушкой башни уцелело закрытое окошко, наверное, разрушитель забыл о нем или устал крушить мелкие детали, так искусно и кропотливо исполненные автором.

- Любуешься своими трудами.., м-мадам? Маша отпрянула назад, и Валера сразу отвел глаза. Ему хотелось уколоть Машу, дать понять, что он ставит ее вровень с другими, но колкость рикошетом задела его.

- Я.., я не.., прикасалась к экрану. - Ее огромные зеленые глаза выглядели ошалело. - Я никогда... Я не могла. - Маша сжала губы, чтобы собраться с духом. - Это не я.

- Пройди наконец! - разозлился Валера.

Его крик втолкнул Машу в комнату. Она остановилась в центре, растерянно оглянулась по сторонам и пошла по инерции к окну. Пустые белые стены душили ее, а там, за окном, были краски, был воздух, так необходимый ей.

Валера поправил подушку на диване и сел, подложив ее под спину. Он долго смотрел на Машу, беспорядочные мысли вихрились в уме. То он хотел выгнать ее, окончательно поставив точку в их отношениях, то вдруг понимал, что она в его квартире и он может насильно уложить ее в постель, несмотря на свое увечье, и посмеяться над беспомощным сопротивлением. То ему хотелось разоблачить ее двуличие или, наоборот, обдать холодом высокомерия. Но больше всего хотелось обнять Машу, прижаться к ней всем телом, прикоснуться к ее губам, утопить в ласках непроходящую нежность и тоску. Но между ними стояла стена взаимного недоверия.

- Как ты узнала о Наташе? - спросил он, внезапно нарушая тишину.

Маша вздрогнула и повернулась к нему лицом. Он сидел на диване, торжественно выпрямив спину. Конечно, травма не давала ему расслабиться, и все же положение его было величественным, а разрушенный терем - терем разрушенных желаний - придавал его нахмуренному лицу волю и мужественность. Еще раньше Маша открыла в его характере терпение и доброту, об этом и писала в своем романе. Но только теперь поняла, сколько мужества надо иметь, чтобы сделать ставку на доброту и терпение, и какой волей надо обладать, чтобы не изменить им. И ей - Маше.

Не важно, зачем он пришел к ней домой, главное - он использовал возможности до конца, а она при первой же сложности трусливо убегала.

- Лиля сказала, что она твоя невеста.

- И ты поверила ей?

Маша не могла отвести от Валеры глаз. Она едва соображала, о чем он говорит. Она по-новому увидела его, и замутненные переживаниями и долгим ожиданием мысли вертелись только вокруг этого человека - любимого и незнакомого. Ей до помутнения рассудка не хотелось спорить, только бы прижаться к нему и уже не отпускать. Никогда. Ни к кому.

Но и не хотелось выглядеть безмозглой идиоткой, а потому пришлось сосредоточиться и ответить:

- Зачем ей обманывать? Когда я увидела.., и услышала, сомнений не могло быть.

- А то, что я говорил тебе за секунду до ее прихода, ты не считаешь? У тебя не возникло сомнений в ее наглых заявлениях, а мне ты не верила? - Валера горячился все больше. - Ты поверила Лиле, у которой своя жизнь. А меня ты спросила? Хоть раз поинтересовалась, чего я хочу? Ведь это моя жизнь, а не Лилина. Я сам выбираю, кого мне любить, с кем строить будущее.

- Но ты же поверил матери, что я приходила к тебе только из жалости, - не выдержала Маша. Обида несправедливых - или справедливых? - упреков вернула ее в реальность, туман в голове немного рассеялся. - Ты поверил, что я лишь исполняла роль сиделки. Месяц я клоуном вертелась в палате, чтобы скрасить твое молчание, готова была сквозь землю провалиться от стыда и назойливости. Чужие люди поддерживали меня, а ты отворачивался, как от прокаженной. Думаешь, мне легко было? Зато чужому человеку, которого впервые видишь, ты поверил сразу. Удивительно, как ты не предложил деньги за мою "работу", ведь мы такие бедные, не чета твоей Наташе. Ты и домой ко мне пришел убедиться в нашей убогости.

- Дура! - грубо оборвал ее Валера тихим голосом. Маша стояла с раскрытым ртом, переваривая обиду. Глаза наполнились слезами, но она загнала их внутрь.

- Конечно, дура! - Голос ее взволнованно срывался. - Потому что не оставляла тебя в покое. Ты так хотел избавиться от меня, придумывал что угодно, лишь бы не видеть. То тебе машину води, то по друзьям бегай, то дом сторожи... - В голосе Маши проступили нотки жалобы. - Я так боялась Славу, когда он садился рядом и тянулся к рулю. А на экзамене их было трое, да еще Олег не сводил с меня глаз... И из больницы ехала через весь город, чтобы не оставить твою квартиру без присмотра, и ночью возвращалась, в испуге шарахаясь от каждого звука. А тебе - лишь бы с глаз долой. Слова доброго не сказал, ни разу не поинтересовался, что со мной, каково мне каждый день бегать к тебе, как на молитву. Поверил моей маме, а меня ты спросил, почему я превратилась в сиделку, которая тебе не нужна?..