Московский клуб - Джозеф Файндер

— И?

— И я проиграла.

— Мне очень жаль…

— Да, мне тоже. — Паула вновь наполнила стаканы. — Слушай, а как там Шарлотта? Она, кажется, сделала неплохую карьеру? Телевизор нельзя включить, не увидев ее репортажа.

— Да, это так.

— И вы… Не знаю, как сказать, но, когда я разговаривала с ней год назад, она…

— Мы живем врозь, Паула. Но мы все еще женаты, я надеюсь.

— Я рада это слышать, — сказала она, хотя и не очень убедительным тоном. — Кто бы мог подумать, что она окажется таким молодцом… Ты знаешь, о чем я. — Она медленно покачала головой.

— Да, она действительно молодец.

В ее комплиментах Шарлотте была какая-то двусмысленность. Неужели они все еще были соперницами?

По мере того, как виски разливалось по пустому желудку Стоуна, он находил Паулу все привлекательней и привлекательней. И он подозревал, что она чувствует то же самое по отношению к нему. Вполне возможно, он всегда нравился ей.

— А знаешь, — сказала она, делая большой глоток виски, — когда вы в колледже занимались любовью, я ведь очень часто все слышала.

Она глядела на него вызывающе. Их лица разделяло лишь несколько дюймов. Не было ни малейшего сомнения, о чем она думала. Он приблизил свои губы к ее, она сделала то же. Они поцеловались. Минуту спустя она оторвалась от него и провела рукой по его голове.

— Мне всегда нравились твои кудри, — прошептала она.

— Я, кажется, начинаю их терять, — хрипло отозвался он. — Послушай, Паула… — Его ноздри улавливали аромат ее духов, что-то мускусно-коричное. Она скинула пиджак. Он видел ее большую грудь сквозь тонкую шелковую блузку. Соски торчали. Ему безумно захотелось увидеть ее голой. Это желание смутило его.

— Паула, мы не должны этого делать.

— Думаешь, Шарлотта живет там как монахиня? — прошептала Паула в самое ухо Чарли. Ее рука уже лежала на его возбужденном члене. В какой-то момент Чарли чуть не свалился со стула.

Он ничего не говорил, чувствуя вину и нерешительность, но, возвращая ей поцелуй, засунул язык глубоко ей в рот, ощущая его мягкость и тепло.

— Эй, Чарли, а я очень рада, что ты появился, — прошептала девушка. И они встали и пошли в другую комнату.

Подойдя к кровати, она расстегнула его ремень и опустила все еще холодную руку ему в трусы, на член. Он стоял, не дыша, и слышал ее тяжелое дыхание. Расстегнув ее блузку, он любовался ее возбужденными сосками, большими коричневыми дисками. Он прикоснулся к ним губами, чувствуя одновременно вину и огромное удовольствие, какого он уже давно не ощущал.

Первый секретарь посольства СССР в Вашингтоне, округ Колумбия, Александр Маларек приехал в свой офис необычно рано. Он налил себе чаю из старинного серебряного самовара, стоящего в углу кабинета, и сел за стол, чтобы просмотреть пришедшие из Москвы за ночь телеграммы.

Как советский резидент в США, он курировал все кагебистские операции в этой стране, которые теперь, во времена гласности, сводились к получению новых технологий. Ему помогали четыре других резидента в Нью-Йорке и Сан-Франциско.

Но последние недели он занимался делами, о которых его коллеги по КГБ никогда не знали.

Маларек не считал себя предателем. Он был верным слугой Советского государства: он любил свою страну и был верен ей. Да, он твердо верил, что помогал спасти свою великую Родину.

Но ему очень не нравились его американские коллеги, этот «Санктум». Они были слишком нерешительны в своем стремлении ввести своего человека в самый центр политической жизни в СССР.

Будучи резидентом, он управлял сетью нелегальных агентов, разбросанных про всей стране. Работа этих людей курировалась 8-м управлением КГБ, группой С, ответственной за организацию политических убийств и саботажей. Эти люди прошли очень серьезную подготовку в подмосковных центрах, получили подложные паспорта и были переброшены в США. Здесь они занимались какой-нибудь скромной работой и время от времени встречались со связными из Москвы. Эти люди обходились управлению очень дорого, и использовать их приходилось очень осторожно. Зачастую под прикрытием деловых поездок они выполняли задания на Среднем Западе.

Некоторые из них работали сегодня не на КГБ, а на «секретариат». А это означало, что в случае необходимости они могли совершить и самое страшное. Убийство.

Во всем мире считается, что ни советские, ни американские агенты уже не прибегают к таким мерам. Собственно говоря, делается все возможное для того, чтобы избежать подобных акций. Ведь все боятся разоблачений, которые могут привести к серьезным политическим последствиям.

И все же убийства по политическим мотивам продолжаются. И с советской, и с американской стороны. Когда возможно, эту работу поручают доверенным лицам: служащим Кубинской службы безопасности или американским уголовникам. Но «секретариат», однако, не мог посвящать в свои дела посторонних. Ведь это была структура, существование которой тщательно скрывалось и от Вашингтона, и от Москвы, и от КГБ.

В половине девятого в дверь кабинета постучали. Пришел помощник Маларека по связям с общественностью, одновременно выполняющий обязанности ответственного за политическую разведку. Это был невысокий лысеющий человек с седыми усами. Звали его Семен Сергеев. Он был моложе Маларека на несколько лет, но всегда был как-то напуган и казался гораздо старше. Он тоже был членом «секретариата».

Сергеев был очень серьезен.

— Об Армитидже уже позаботились, — сообщил он, усаживаясь на стул.

— Все было сделано чисто?

Сергеев рассказал все подробнее, Маларек довольно улыбнулся хитроумию и ловкости операции.

Незадолго до этого Малареку стало известно, что заместитель госсекретаря Армитидж сделал запрос на одно секретное досье. Маларек быстро распорядился, и проблема была устранена с проворностью, которой он и не ожидал от своего агента.

Он немного помолчал, задумчиво поглаживая лацканы своего отличного американского твидового костюма.

— Какое именно досье запрашивал Армитидж? — наконец спросил он Сергеева.

— Досье агента ФБР в отставке Уоррена Пога.

Маларек удивленно поднял брови. Он узнал это имя, ведь он знал практически обо всех, кто хоть как-то был замешан в это дело.

— Возможно, наш объект попытается встретиться с этим человеком.

Сергеев ответил:

— «Санктум» не считает это обязательным, но возможности такой не исключает. Сегодня же там поставят наблюдателей.

— Наблюдателей будет недостаточно. Если этот человек каким-то образом встретится со Стоуном, его придется немедленно убрать. Даже если он уже с ним говорил. Но чтобы все было чисто. Ничто не должно указывать на нас.

Сергеев мерно кивал.

— Да, все будет сделано.

— И Стоун… — рассеянно продолжил Маларек, но не закончил и замолчал. Сергеев и так отлично знал, что многолетняя работа влиятельнейших людей двух супердержав не должна быть сведена к нулю одним-единственным отчаявшимся человеком, о месте нахождения которого на данный момент не было известно ровным счетом ничего.

38

Москва

Стефан Крамер собирался взорвать свою последнюю бомбу. Материалов, полученных им от Федорова, осталось на один раз. Сегодня у Стефана был свободный вечер, — как водитель «скорой помощи», он обычно работал по вечерам, — и они с Яковом сидели в убогой комнате в коммунальной квартире, собирая самую элементарную бомбу: несколько кусков динамита, подсоединенные к капсюлю-взрывателю. Фактически работал один Стефан, а Яков просто сидел рядом на софе.

Комната была очень простая и бедная: софа на старом синем половике, покрытая вытертым красным покрывалом стол, пара стульев. Стены были выкрашены в блеклый болотный цвет.

— Стефан, — вдруг сказал Яков, — мы делаем ошибку.

— Почему?

— С каждой бомбой возможность того, что нас схватят, возрастает колоссально. Милиция и так нас наверняка уже ищет.

— Если я буду так же осторожен…

— Нет, Стефан. Мы оба устали. А власти никак не реагируют. Никак. Абсолютно. Абрам все еще в психушке.

— Наберись терпения. Это же все не сразу делается.

Яков пожал плечами.

— Слушай, ты должен переехать с этой квартиры. Постарайся подыскать что-нибудь получше. У нас есть лишняя комната, ты же знаешь. Ты бы мог опять переехать к нам…

— Политбюро медленно соображает, — продолжил Стефан. — Они же должны иметь время переругаться между собой. И надо послать им еще одно письмо. Но я думаю, что мы не должны угрожать им выходом на улицу со своими требованиями. Мне кажется, что в этом случае возможность освобождения Абрама только снижается. Пусть все будет в секрете, вот тогда правительство будет бояться огласки.

— Не знаю… — проговорил Яков.