В футбольном зазеркалье - Николай Кузьмин

– Да, на трусы тогда материи не жалели, – согласился Семен Семеныч. – Что вы там еще нашли? Ах, это! – и он вместе со Скачковым залюбовался редкостным игровым снимком: через вытянувшегося в прыжке вратаря летит, поджав ноги, нападающий и в ногах у него футбольный мяч. – Знаете, кто это? Нет? Архангельский. Был такой краек «Динамо». Видите: и гол испек, и вратаря не тронул. А представляете, что было бы, окажись на его месте какой-нибудь Ригель или Комов? Нет, Геннадий, раньше, знаете ли, все несколько иначе было. Да, да, не улыбайтесь.

Кажется, старый болельщик добрался наконец и сел на своего любимого конька: раньше, разумеется, все было несравненно лучше – и мастера, и сам футбол. К удивлению Скачкова Семен Семеныч сказал:

– Вот вы улыбаетесь, и я знаю почему. А напрасно!.. Нет, вы все же послушайте меня… Знаете, что очень досадно? – Он поднял палец. – Что в футболе нет четких показателей, как, скажем, в беге или штанге. Да, да. Разве вы не слышали баек о том, какие были раньше чудо-богатыри? У одного дедушка поднимал жернов, у другого лошадь за хвост останавливал, быка сваливал. А я вам вот что скажу: испытай их сейчас на современный лад, на килограммы, – уверяю вас, Геннадий, что они уступят любому нынешнему средневесу. Любому! Вы же сами знаете, как выросли результаты штангистов. А бегунов? Так вот, то же самое и с футболом. Конечно, наш брат, древний болельщик, видевший еще Старостиных, Акимова, любит слезу пролить: эх, как играли раньше! А какие удары были! Вратарям погибель… К сожалению, все это одна эмоция. А если разобраться по-настоящему, то вы сейчас играете в другой футбол. Он стал сложней, трудней, насыщенней, что ли. На голову, на две головы выше. Да, да. Но вот в чем я с вами поспорю, так это в том, что раньше играли ярче. Все же ярче. Зрелищней! Голов было больше. Раньше, мне кажется, тренер не давал установки на ничью. Что это за установка – ничья? Победа – вот установка! Вы согласны? И ваш Каретников молодец, что проповедует именно такой футбол. Именно такой!

За окнами незаметно стемнело, Семен Семеныч щелкнул выключателем, и кухня при свете стала еще меньше, – совсем крохотной. Бледным канцелярским пальцем Семен Семеныч почесал худой висок и сделал вдруг невероятно плутоватое лицо.

– Вот еще хочется сказать: все-таки романтики раньше было побольше. Рыцарства. Да, да, Геннадий, не было такого делячества, как сейчас. Парень начинал играть в одной команде, в ней и заканчивал. А сейчас? Чуть что: «Отпустите меня, я уйду». А ведь пацан, ему еще учиться да учиться надо! Нет, он ищет где выгодней, где теплее.

– С переходами сейчас будет туго, – сказал Скачков. – Кончается лавочка.

– И – правильно. Давно пора. Но я вас вот о чем хотел спросить. Знаете, Геннадий, наблюдаю я за спортом давно, а за футболом особенно, и не дает мне покоя одна, так сказать, крамольная мыслишка. Подождите, не перебивайте меня. Я, знаете ли, путеец и рассуждаю обо всем по-своему. Представьте, что бы получилось, если бы нашим путейским делом стали бы заниматься от случая к случаю, так сказать, любительски, по-дилетантски? Кошмар! А в той же музыке, архитектуре? В металлургии, наконец? Да во всем!.. Так почему мы отказываем в таком же серьезном отношении к спорту? Почему? То есть я хочу сказать, что нынешние мировые стандарты в спорте так высоки, что одним любительством, занимаясь на стадионе после работы, их уже не одолеть, не достичь. Человек должен подчинить спорту всю свою жизнь, а иначе он ничего не добьется.

– Это вы о профессионализме? – спросил Скачков. Он сразу догадался, куда клонит его увлекающийся собеседник.

– Да! Именно! – вскричал Семен Семеныч. – С вами легко разговаривать… По-моему, эра любительства кончилась! Кончилась! Другие времена, другие нравы. Так не пора ли и вам, грешным, переходить на профессиональные рельсы? Не пора ли? Ну-ка, что вы скажете?

Скачков решительно замотал головой.

– Чушь. То есть я хочу сказать – не для нас это. Я уже думал.

– Но почему, почему? Ведь согласитесь, что зритель едва ли валом повалит в театр, если в главной партии выступает певец-любитель, скажем, из самодеятельности. То же самое и на стадион – ведь так? Люди хотят наслаждаться высшим искусством. А это требует профессионального уровня. И вообще: разве спорт не диктует вашему брату, как питаться, спать, тренироваться? Даже – что читать? Чи-тать?

– Достоевского, например? – с усмешкой вставил Скачков. Семен Семеныч слегка опешил:

– Что вы хотите сказать?

Скачков затряс головой и успокоил хозяина.

– Ерунда. Это я так. Не обращайте внимания. Просто один человек недавно говорил, что если не прочитаешь Достоевского, не заиграешь.

Помедлив, Семен Семеныч раздумчиво тронул висок.

– Ну… не знаю. Не уверен. Может быть, он и прав. Я в этом деле пас. Но я хочу сказать, что спорт сейчас требует человека целиком, без остатка. Разве не так?

– В общем-то оно… – замялся Скачков, – конечно. Играть становится все трудней – это правильно. Режим и все такое… Но ведь что может получиться? Иногда парню уж и в трамвае нельзя будет проехать – духотой надышится. Я не говорю о семье, об учебе…

– О! – Семен Семеныч вскинул палец. – Именно, именно. Но – продолжайте, пожалуйста. Мне интересна ваша мысль.

И он заинтересованно подъехал вместе с табуреткой.

– Да как-то и продолжать неохота. Это ж получается, что из-за спорта и жизни не видать. Раньше так гладиаторов на убой держали.

– Но позвольте… – подскочил Семен Семеныч и отшатнулся. – Мы же с вами только что согласились, что для рекордов, для современного уровня…

– А я не за рекорды. Ну их, – сказал Скачков и бросил взгляд на часы. – Я просто за спорт.

Семен Семеныч смешался и разочарованно вытянул губы:

– Ну-у, знаете… С вами трудно разговаривать. Вы, простите, какой-то слишком приземленный реалист. Прямо, простите, мордой по земле! Так нельзя, дорогой! Умейте абстрагироваться… Н-ну, иными словами, отвлечься, приподняться…

– Хорошенькое дело! – воскликнул Скачков, забавляясь тем, как интеллигентно борется с негодованием Семен Семеныч. – Тут поневоле мордой запашешь, если дело-то тебя касается.

– Да при чем здесь вы? – досадовал Семен Семеныч на воловью неуступчивость собеседника. – Мы же вообще о спорте говорим. Но если даже и о вас. Пускай о вас. Вы возьмите для сравнения балет. Возьмите! Вы знаете, в каком возрасте выходит на пенсию какая-нибудь девчонка из кордебалета? Знаете? В вашем возрасте. Да, в вашем! И вот я хочу вас спросить: а разве спортсмен не доставлял радость миллионам и миллионам зрителей? И вообще – разве спорт это не прекрасный спектакль для целой планеты? – Семен Семеныч смотрел на него по-петушиному, наскоком.

– Так вы меня что – на пенсию хотите проводить? – развеселился Скачков.

– А почему нет? Прекрасно же. Вы заслужили. Заработали. Разве нет?

– Вы смеетесь. Меня мои старики со света сживут. Пенсионер, скажут, нашелся!

– Позвольте, какие старики?

– Какие… Обыкновенные. Вы знаете, какие у нас в поселке старики? О-о! Проходу не дадут. Да и самому… Что же я с ними табак буду крошить, грядки поливать? Скажете тоже!

– Ну, Геннадий, это уже второстепенное, – вконец расстроился Семен Семеныч. – Мы же не об этом говорим.

– Как не об этом? – вздохнул Скачков и повесил голову. – Если бы не об этом! Если бы…

Он замолк и чайной ложечкой стал гонять по скатерти крошку от печенья. Семен Семенович, уловив перемену в его настроении, выжидающе насторожился.

– Вы знаете, мы недавно на заводе были, вернее, в клубе. Так, вечеришко один, встреча. Читали, наверное… («Так, так», – поощрил его Семен Семеныч, подвигаясь ближе). И я сейчас вот о чем соображаю. Вот был бы я профессионалом, вышел бы в тираж и – куда я? Жить со сберкнижки, на проценты? Но это же еще надо накопить! Вон Томми Лаутон на воровстве попался. А пятьдесят лет мужичку стукнуло! Или Гарринча… А уж игроки-то были!.. Вы сейчас о пенсии сказали. Знаете, не в деньгах даже дело. Неужели вы думаете, что Алеха Маркин голову за деньги подставил? Чушь! Да и любого возьми…

– Геннадий! – Семен Семеныч умоляюще сложил руки. – Я же к примеру сказал…

– Все равно. И вот, честное слово, если бы не мой ребенок, не семья, не завод этот самый, я бы… да хоть голову в петлю! Клянусь!.. Больше даже скажу. Лаутону или Гарринче, если бы им после футбола было куда приткнуться… э-э! разве они докатились бы до такого? Так что мне сейчас кроме завода и надеяться не на что. Я же там мальчишкой начинал, привел меня сосед один, отца товарищ. Один из наших стариков, кстати. И мне за этот завод держаться и держаться – руками и ногами! Это, знаете, такая поддержка… не знаю даже, как и объяснить. Но это надо вот тут, в душе, переварить.

– Но что же все-таки с профессионализмом-то? Не пойдет, значит?

– Не для нас он, по-моему. Не приживется. Контракты, гонорары… Я себе и представить что-то не могу. Честно!