Кровь богов - Конн Иггульден

Землемеры ждали его команды, но Агриппа только устало смотрел на них, прокручивая в голове все тонкости, чтобы убедиться, не упустил ли он что-то важное или даже критическое, чего уже не переделаешь после того, как откроются ворота. Он оглядел канал и внимательно изучил его дно, залитое известковым бетоном, уложенным на глину. Его заверили, что бетон не пропустит воду, но он все равно волновался, что вода уйдет, уровень озера понизится, и вывести галеры в море не удастся.

Агриппа глубоко вдохнул и помолился Минерве. Он мог рассчитывать на благосклонное отношение богини мастеровых к столь сложному проекту, как строительство канала к морю. Затем последовала молитва Нептуну, а под конец молодой человек сложил пальцы в знак рогов, отгоняя злых духов. Вспомнить еще какого-нибудь бога или богиню, у которых он мог бы попросить поддержки, Виспансию не удалось, поэтому он поднял и резко опустил руку.

– Поехали, – прошептал он. – И чтоб все было хорошо!

Ворота из толстого бруса удерживались на месте тяжелыми железными запорами, вделанными в камень. Для того чтобы выдвинуть каждый из них, требовалось двенадцать человек. Агриппа наблюдал, как один смельчак-строитель спрыгнул в канал, чтобы выбить главную распорку. Запоры удерживали ворота на месте, пока он не вылез из канала, а потом их начали отводить. Створки ворот чуть разошлись, вода с ревом выплеснулась в канал, и по мере того, как нарастал зазор между створками, ее поток все увеличивался и увеличивался.

Створки полностью ушли в пазы, и две бригады строителей, которые ворочали железные запоры, тяжело дышали, покончив с порученной им работой. Агриппа побежал вдоль канала, сначала особо не торопясь, а потом так быстро, как только мог. Вода обгоняла его, и он увидел, как мощнейшая волна поднялась над другими воротами, расположенными в конце канала, локтей на десять, а то и больше, окатив всех, кто стоял неподалеку. Но никто не жаловался – наоборот, все радостно смеялись. Когда кораблестроитель добрался до вторых ворот, по ровной водной поверхности плавала вырванная с корнем трава и какие-то растения. Море находилось совсем рядом, и он пожалел, что канал прорыт не до конца. Оставались-то какие-то пятьдесят футов песчаной почвы. Но землемеры настояли на вторых воротах, на случай если что-то пойдет не так: или они ошибутся с уровнями, или, того хуже, если их увидят с моря и атакуют. Корабли Секста Помпея плавали где-то в этих темных водах, и он мог высадить на берег десять тысяч человек, если бы увидел там что-то подозрительное.

Строители громко и радостно закричали, увидев, что канал заполнился, держит воду и его уровень такой же, как и в озере. Агриппа наконец-то позволил себе улыбнуться, жалея, что ни Меценат, ни Октавиан не видят всего этого. От гордости у него выпятилась вперед грудь, и он громко рассмеялся, наслаждаясь запахом соли и водорослей, наполнявшим воздух. После завершения строительства последнего участка канала им предстояло открыть и вторые ворота, но к этому моменту новые галеры уже рядком выстроятся в канале, и поток коричневой воды вынесет их в море. Октавиан получит флот, который расправится с галерами Секста Помпея.

Марк Антоний стоял на утесе рядом с Марком Лепидом и смотрел на портовый город. В последний раз он приезжал в Брундизий, чтобы поставить под свое начало шесть мятежных легионов и наказать виновных. Теперь та история представлялась ему мелким эпизодом. Двенадцать легионов расположились вокруг города – огромная армия, способная на долгие годы разрушить экономику всего региона, высасывая из него все полезное, от лошадей и продовольствия до железа, бронзы и кожи.

– Сегодня я обедаю с Буччо и Либурнием, – Марк Антоний сухо улыбнулся. – Я думаю, легаты хотят загладить разногласия, возникшие у нас, когда они взбунтовались, находясь под моей командой.

Эта мысль вызвала у него смех. Действительно, как судьба иной раз разводит людей, а потом вновь собирает их вместе! Жизнь словно смеялась над его планами. Годом раньше Антоний и представить себе не мог, что будет стоять на этих утесах союзником молодого человека, которого едва помнил, а Сенат превратится в его ручного зверька. Но тут триумвир помрачнел, вспомнив, что годом раньше Юлий Цезарь был жив. И никто, конечно, не мог предсказать, что произойдет после его убийства. Так что Марк Антоний мог полагать себя счастливчиком, потому что выжил и поднялся в иерархии власти, независимо от того, кто еще поднялся вместе с ним.

– Они, похоже, доверенные люди Цезаря, – ответил Лепид. – Может, спросить у них о переправе в Грецию? Сколь долго мы будем оставаться здесь без кораблей?

– Сколько придется, чтобы не допустить вторжения, – неуверенно ответил Марк Антоний. Ему не нравилось, когда Октавиана называли Цезарем, но это происходило все чаще и чаще, и он полагал, что достаточно скоро его будут называть только так, и не иначе. – Я согласен – это плохо, торчать здесь и ждать. Хотелось бы заполучить новый флот, но с тем же успехом можно мечтать и о крыльях. Я не знаю всех его планов, Лепид. Сейчас мы – та стена, которая не позволяет Бруту и Кассию высадиться на этом берегу. Пока мы остаемся такой силой, они не решатся пересечь море. Кто бы мог подумать, что эти галеры окажутся такими важными? Будущее Рима вдруг зависит от флота, а легионы вроде бы и не при делах.

– Тогда мы должны строить новые корабли! – раздраженно воскликнул бывший галльский наместник. – Но если я завожу об этом речь, этот его друг, Меценат, говорит, что волноваться тут не о чем. Ты говорил об этом с Цезарем? У меня бы поднялось настроение, если б мне сказали, что работа в этом направлении началась. Не хочу сидеть год за годом на этом берегу, ожидая нападения.

Марк Антоний улыбнулся, чтобы скрыть улыбку. Он прибыл из Рима только днем раньше, тогда как Эмилий Лепид находился в Брундизии чуть ли не три месяца. Антония работа триумвирата устраивала полностью, хотя он понимал, что у его соправителя могло сложиться иное мнение. Но он не собрался напоминать Лепиду, что его включили в триумвират только по одной причине: чтобы при разногласиях Марк Антоний получил на голос больше. В остальном мысли бывшего префекта Галлии его нисколько не волновали.

Обдуваемые ветром, они шли по утесам, глядя вниз на темно-синее море. Оба чувствовали, что один только его вид поднимает им настроение, а ветер продолжал трепать их тоги. Даже с такой высоты Марк Антоний не видел Греции, но он мысленно представлял себе находящихся там Брута и Кассия. Капризная судьба забросила его на этот берег, а Рим, когда все закончится, будет помнить только победителей.

Взгляд Марка устремился вдаль, где море становилось серым и плескалось больше пенных бурунов. Краем глаза он уловил справа какое-то движение, повернул голову и замер. Его хорошее настроение свернулось, как скисшее молоко.

– Клянусь богами, ты это видишь? – мгновением позже спросил Лепид.

Марк Антоний кивнул. Вдали появился флот галер, стремительных, быстрых и опасных. Многие шли со сломанные веслами, часть была сильно потрепана штормом, но их становилось все больше и больше, и настроение Антония падало и падало.

– Шестьдесят… нет, восемьдесят… – бормотал Эмилий Лепид.

Всего «каблук» обогнули, как минимум, сто галер. Половина флота, возглавляемого Секстом Помпеем. Марк Антоний обнаружил, что его рука инстинктивно сжалась в знак рогов. Хватало и того, что флот блокировал восточное побережье Италии, перехватывая даже маленькие лодки с посыльными и полностью перерезав торговые пути.

– Похоже, Помпей прослышал о том, что здесь собираются легионы, – Марк Антоний тяжело вздохнул. – Клянусь Юпитером, чего бы только я не отдал за флот! Я отправлю гонца в Рим, но теперь мы не сможем переправиться в Грецию, даже если Октавиан найдет завтра дюжину галер.

Глава 23

Безлунной ночью галеры Агриппы легко вышли в темное море. После завершения строительства канала он три ночи дожидался идеальных условий, чтобы открыть вторые ворота. В шторм он выйти не мог: волны были слишком высоки для его заново сконструированных галер. Потеря устойчивости стала наибольшей из опасностей, потому что каждое из его изобретений прибавляло веса верхней части галеры. От нескольких нововведений пришлось отказаться: они или сильно замедляли ход, или превращали галеру в смертельную ловушку для всех, кто находился на нижней палубе. Месяцы на берегу Авернского озера стали самыми нервными, но и самыми восхитительными в жизни Виспансия, и теперь он полностью подготовился к выходу в море. А если бы и не подготовился, Октавиан все равно послал бы к нему Мецената с приказом переходить к активным действиям.

Сейчас у его знатного друга впервые не нашлось слов, когда он увидел, как корабли выходят из канала. Агриппа чувствовал, что Цильний Меценат хочет быть где угодно, но не здесь, но гордость не позволяла ему отказаться от выхода в море. Им предстояло вдвоем встретиться с врагом в открытом бою, располагая всего сорока восемью галерами. Все зависело от точного выбора времени и элемента внезапности… и удачи, которая не очень-то жаловала Агриппу, когда ставки были особенно высоки.