Ущелье Печального дракона (сборник) - Валерий Никитич Демин

куда предлагаешь сдвинуть продолжительность нашей жизни, чтобы уравнять дни рождения: мою — в прошлое или твою — в будущее?

— Но ты же сам видишь, что на графике временные отрезки, зафиксированные разными камерами, — не совпадают.

— Но из этого совсем не следует, что «морской еж» или окружающие его камеры сместились во времени.

— Зато из этого следует, что Радмила была жива в то время, когда внешние камеры фиксировали ее дематериализацию.

— Дематериализация невозможна, — вмешался в разговор Азмун, — материя превращается из одной формы в другую, но никуда не исчезает.

— Значит, и время способно превращаться из одной формы в другую, — продолжал настаивать Батыр.

— Ничего такого это не значит, — перехватил нить спора Вадим. — Не будем отвлекаться — философские упражнения сейчас вряд ли помогут. Действительно, налицо факт: Радмила жила дольше, чем это зафиксировали некоторые приборы.

— А как с показаниями медицинских приборов? — всплеснула вдруг руками Лайма и, поймав недоумение в глазах остальных, торопливо выпалила. — Поступавшая информация о работе различных органов также имела совершенно определенную продолжительность во времени. Поэтому можно получить временной график и сопоставить его с данными телекамер. Общая продолжительность работы сердца, например…

Не дожидаясь конца фразы, Вадим шагнул к пульту управления и перевел тумблер на медицинскую информацию, поколдовал над клавиатурой и нетерпеливо потянулся за широкой лентой, испещренной цифрами и ломанными линиями, которая, как белый язык, свесилась из щели интегратора.

— Теперь сравним, — проговорил он себе под нос и вдруг ошарашил всех громким вскриком. — Что?!

— Что? — испуганным эхом повторили три голоса — каждый на свой лад.

— На пять секунд дольше, — растерянно сообщил Вадим.

— Что?! — раздался новый залп возгласов, и три руки недоверчиво потянулись к белому листку, вырванному из зева машины.

— Мистика, — прошептал Азмун. — Человека нет, а сердце — бьется.

От этих слов Лайме сделалось не по себе:

— Мальчики, да как же это?.. Откуда такое несовпадение? И почему никто до сих пор не обратил на это внимание?

— Очень просто, — угрюмо ответил Вадим. — Все материалы просматривались сотни (если не тысячи) раз, но всегда порознь, последовательно, один за другим. Каждая лента, взятая в отдельности, в принципе воспроизводила одно и тоже, каждая по-своему запечатлела трагический конец. Никому просто не приходило в голову, что возможно временное несовпадение показаний различных приборов и датчиков. К тому же незначительное временное расхождение на видеолентах обнаруживается лишь с помощью чувствительных электронных приборов. А параллельное сопоставление временных промежутков практикуется крайне редко. Тем более — сравнение таких разнородных показаний. Мы сами-то как на это наткнулись? Случайно! Пять секунд… Целых пять секунд! Просто уму непостижимо. Свет за это время проходил полтора миллиона километров.

— Надо срочно что-то предпринимать, — встрепенулся Батыр. — Давайте сообщим в секретариат Президиума или в пресс-центр.

— И Тариэлу, — добавила Лайма.

Азмун уточнил:

— Может, сначала вообще только ему?

— Я думаю, нужно просто его подождать, — предложил Вадим. — Он уже в воздухе и скоро будет в Астрограде. А нам надобно собраться с мыслями, перепроверить все заново и хорошенько взвесить еще раз, чтобы не попасть впросак. И спокойствие. Прошу вас, ребята, никакой поспешности. Спокойно продумайте каждый шаг. Вдруг мы чего-то не доучли.

13–05: Библиотека; чай-холл.

— Мне, пожалуйста, сок, — ответила Лайма на вопросительный взгляд Батыра. — И не забудь пакетик для Азмуна.

— У Батыра, положительно, склонность к семейной жизни, — заметил Вадим, наблюдая, как ловко тот сервирует стол.

— У нас мама терпеть не может кухонных роботов, — добродушно отозвался Батыр, не уловив намека. — Она говорит, что их присутствие наносит ущерб домашнему уюту. Поэтому у нас принято накрывать на стол всем вместе.

— Это — в укор нам?

— Нет, что вы, ребята, сидите. Просто будем считать, что моя очередь — первая, — Батыр закончил раздачу, а сам с высоким стаканом в руке опустился в кресло-качалку и принялся его легонько раскачивать, потягивая через соломинку молочный коктейль.

— Смотри не поперхнись, — строго сказала Лайма.

— Ой, Лаймочка, до чего же тебе не идет быть сварливой, — беззаботно ответил Батыр и закачался еще сильнее. — В космосе приходится пить и есть в любом положении.

— Тогда встань на голову, — обиделась девушка.

— Батыр! Лайма! Хватит! Такой ответственный момент, а вы — как маленькие. — Вадим уже был не рад, что первым затеял разговор на постороннюю тему. — Лучше вернемся к делу. Вон Азмун — даже обедать не пошел.

— Потому что успел перекусить в ракетоплане. Кроме того, он — потомок таежных охотников.

— Режим для всех обязателен — даже для потомков таежных охотников.

В тот же миг за столом появилось объемное изображение Азмуна, трудно отличимое от оригинала. Иллюзия усиливалась тем, что голограмма не парила где-нибудь в углу или над полом, а точно совпадала с контуром сидящего человека.

Вид у Азмуна был подавленный.

— Все усложняется, ребята. Я составил временные графики по показаниям всех медицинских приборов и оказалось, что разницу в пять секунд фиксирует только регистратор сердечной деятельности. Данные остальных приборов, в том числе регистрировавших биотоки и мозговые импульсы, совпали с данными физической аппаратуры и видеозаписи. Я уже вообще стал сомневаться в показаниях самописцев и намеревался затребовать техническую экспертизу. Но тут возникло совершенно новое обстоятельство.

Все замерли в ожидании, а Азмун еще больше нахмурился:

— Прежде чем включить программу экспертизы, я решил еще раз воспроизвести все записи, относящиеся к последней минуте жизни Радмилы, — пустить их синхронно с кардиограммой. Все получилось, как и предсказывал машинный расчет: кардиограф, находившийся на звездолете, работал на пять секунд дольше, чем все остальные приборы. И вдруг я подумал, что помехи, возникшие на экране в момент исчезновения «морского ежа», также могут содержать определенную информацию. Я без промедления задал машине линейно-цифровую развертку этого шквала полос и ряби и не ошибся: даже при беглом взгляде на полученный результат обнаруживалась определенная периодичность. Естественно, я тут же запросил машину, какие другие процессы, зафиксированные в ее памяти, могут совпадать с обнаруженной периодичностью помех. Ответ не замедлил ждать: аналогичный процесс имеется. Это — запись работы сердца. Графическое воспроизведение цифровых выкладок дает все ту же кардиограмму. Машина может сделать и звуковую имитацию.

Азмун перевел рычаги и в напряженной тишине разнеслось биение человеческого сердца…

— Мы сейчас спустимся к тебе, — одним выдохом, точно стараясь заглушить эти тревожные удары, проговорил Вадим.

— Нет, лучше я поднимусь к вам, — устало ответил Азмун.

Чай-холл: пятью минутами позже.

Без своей неотлучной улыбки, о которой говорили, что он с ней скорее всего и родился, как в маске, Азмун походил на какого-то другого человека.

— Сколько? — встретили его вопросом. — Сколько длилась передача?

— Двадцать семь минут, — все время, пока работала аппаратура.

— А