Параллельные прямые - Сергей Шкенев

— Не нахожу слов восхищения находчивостью.

— Да, это тоже моя идея, — маршал вытащил толстый портфель, на котором сидел всё время. — А вот тут результаты нашего сотрудничества с британской разведкой. Позвольте, я покажу некоторые фотографии. Ради них пожертвовал своим здоровьем майор Джордан Эшли Бадминтон, попавший в психиатрическую клинику, не перенеся ужасов, творимых большевиками на оккупированных территориях.

Генерал поглядел на бумаги, разложенные на полу, и радостно засмеялся:

— Ваше Высочество, так это такая же собачка как у Сталина и Егорова, только покрупнее будет.

Принц перекосился от ужаса, окончательно потеряв лицо, и потянулся к лежащему неподалёку кусунгобу.

— Я не желаю присутствовать при бесславной гибели Божественной Ниппон! Лучше сразу уйти к Аматерасу! Йосиока-кун, будьте моим ассистентом.

Такое предложение польстило генеральскому самолюбию. Не каждому в жизни удаётся отрубить голову члену Императорской фамилии. Но перспектива иметь в начальниках Генштаба противного и спесивого Хуяоку Сугияму, давно облизывающегося на эту должность, перевесила.

— Простите, Канъин-сама, а в чём тут дело?

Истерика и слёзы были ответом. Но, наконец, маршал взял себя в руки, судя по всему временно, и ткнул пальцем в фотографию.

— Вот оно, сбывающееся пророчество Великого Сёгуна! Ибо сказано — придёт время, и Японию погубит ужасный цуккини.

— Кицунэ? — уточнил Йосиока.

— Сам ты кицунэ! — рассвирепел принц. — Сказано же нормальным японским языком — цуккини. То есть — кабачок-оборотень.

Генерал внимательно присмотрелся к фигуре собаки на снимках:

— Действительно. Напоминает одновременно и лису, и кабачок с ножками.

— Да, это он и есть. Сверхсекретное оружие русских, от которого нет спасения. Вы слышали о событиях в Литве и Польше? Именно там и прошли испытания. Всего один оборотень, вот этот самый, — кривой дрожащий палец упёрся в собачий портрет. — И где теперь два государства? А теперь они пришли к нам. Горе мне, горе! Нет, всё же я сделаю себе сэппуку.

— Простите, а кроме харакири, нет других способов избежать гибели Божественной Ниппон? Или, в крайнем случае, отсрочить?

— Отсрочить? — маршал Канъин задумался. — Точно! Мы выведем войска из Кореи и Маньчжу-Ди-Го, вернём южную половину Сахалина и Курильские острова.

— Это поможет?

— Надеюсь. Нужно лично поговорить с генералом Егоровым. Сэр Лоренс, где Вы? Срочно принесите телефонный аппарат.

Надоедливое дребезжание телефонного звонка разбудило маленького рыжего Таксёнка, мирно спавшего прямо на столе среди разбросанных бумаг. Он недовольно встал, потянулся, сладко зевнул с хрустом в челюстях, и пошёл к источнику шума, стараясь не вступить по обыкновению в чернильницу. Сильным ударом лапы сбил трубку, прислушался, и тявкнул в микрофон.

В ответ донеслось шипение, изредка прерываемое жалобным и испуганным поскуливанием. В это время хлопнула входная дверь, и в кабинет вошёл генерал-лейтенант Егоров.

— Что, звонят? — он сам взял трубку в руку. — Алло…у аппарата….

Удивлённо подняв брови, выслушал ответ и повернулся к собаке:

— Ты японский язык знаешь? Хреново… и я не знаю. Погоди, браток, вот вроде бы на французском заговорили… Что?…. Повторите…. Какая у японцев связь поганая…. Что значит — просите не мешать эвакуации?…. Что?…. Слышать ничего не желаю, у меня уже составлены планы летней кампании…. Так… Ну… А что я с этого буду иметь?… Что? Да пошли вы в задницу к рыбе фугу, Сахалин и Курилы и так наши…. Как ты сказал? Ладно, врать-то, мне карту ещё в гимназии показывали. Чего?… Повтори… А остров большой? Погоди, к глобусу подойду. Да твой Хоккайдо на нём не виден!.. Какое мне дело, сколько на нём сейчас народу живёт…. Чтобы через неделю там никого не было! Сам приеду проверять. Что?… Да, и собачку с собой возьму… Почему не надо? Алло…плохо слышно… Ещё раз сумму повтори… Сколько?…. А, это в фунтах. Удваиваем, и считаем что договорились… По рукам?… Нет, никаких рассрочек… Всё, время пошло.

Генерал-лейтенант повесил трубку и недоумевающее спросил у Таксёнка:

— Ты чего-нибудь понимаешь? И я нет! Ладно, потом разберёмся, пойдём обедать. Почему-то мне кажется, что на свою котлету мы сегодня заработали.

В столовой командующий отгородился от всех свежей газетой, только что доставленной почтовым самолётом, и сделал вид, что не замечает как официантки втихаря подкармливают собаку. Пусть побалуется щенок. Для растущего организма весьма полезно.

— Разрешите, господин генерал?

Егоров оторвался от чтения «Правды». Напротив стоял полковник Величко, недавно назначенный на должность командира истребительного авиаполка. Усталые глаза лётчика опять были красными от недосыпания, видимо сказываются постоянные ночные полёты. Усиленно тренируется, навёрстывая упущенное, и искореняя порочные навыки французской школы пилотажа. Настоящий сталинский сокол! А ведь всего месяц, как поднялся в небо на настоящем самолёте.

— Присаживайтесь, Андрей Феликсович. Всё никак не привыкнете к новому для Вас уставному обращению?

— Да, понимаете…

— Не оправдывайтесь, сам через это прошёл. А я вот, кстати, про ваши подвиги читаю.

— Мои? — удивился полковник. — Вроде бы ничего ещё не успел. Или это про инцидент с патрулём? Так они сами виноваты, зачем вмешиваться? Неужели бы сам не справился с каким-то там японцем? Всё равно этого шпиона потом расстреляли.

— Что Вы, Андрей Феликсович, не будем о таких пустяках. Тем более тот шпион уже отдал мне деньги. Вот полюбуйтесь лучше — «Указ Президиума Верховного Совета о награждении отличившихся при освобождении Великого Княжества Литовского от польско-литовской оккупации». Позвольте первым поздравить Вас с орденом Красного Знамени.

— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант, — слегка смутился Величко. — Но я же там был не один.

— И остальных не обделили. Всем офицерам — Знамя. А нижним чинам — Красную Звезду.

— Александр Ильич, как бы наши не отказались от советских наград.

— Да Вы что? Они лично освящены Патриархом. Дело-то богоугодное сотворили.

— Вот как? Ну, тогда другое дело!

— Одного только не пойму…. Не знаете, кто такой капитан Филиппов?

Полковник задумался, вспоминая.

— Виктор Эдуардович? Помню такого. Это ваш, простите, наш, советский пограничник. Был назначен временным военным комендантом Кракова. А что с ним?

— Вроде бы ничего. Если не считать орден Ленина с мечами и бантом. Каково?

— Ну, господин генерал, там было за что награждать. Одно только подавление революции роз чего стоит.

— Простите, революции… чего?

— Не слышали? Зря, забавная история.

Глава 27

Солнце медленно садилосьУ собора вдалеке.И торсида расходилась,Забывая о быке.Лишь турист, браток из Пскова,Видно мастер мокрых дел.Вдруг промолвил: — «Жизнь сурова.Ну не быкуй, и будешь цел.»

По крутой лестнице затопали сапоги, и пан Парамоцкий втянул голову в плечи. Вредная привычка выработалась сравнительно быстро, всего за месяц. Казалось бы, совсем немного времени прошло с тех пор, как русские войска без боя заняли город, а вот пожалуйста. Гордый потомок самого короля Попеля засунул свою шляхетскую гордость…. Да не так уж и важно, куда засунул. Главное, что такой вот шум заставляет испуганно вздрагивать и тайком молиться Матке Бозке.

— Что-то медленно работаете, пан Владек.

Нет, это не солдаты, или, что ещё страшнее, пограничники. Хозяин мастерской пришёл лично проверить как исполняется важный государственный заказ, в жестокой борьбе с конкурентами полученный у военного коменданта.

— Пан Владек, неужели нельзя побыстрее?

— Пшепшаем…..

— Что-о-о? Соблаговолите говорить на языке высочайше предписанном для употребления, сударь. — Марк Левнер выставил указательный палец и упёрся им прямо в нос бывшего графа Парамоцкого. — Вы что, не читали указ Светлейшего? Или Антон Иванович изволил написать его только для меня? Нет уж, разговаривайте по-русски. Запомните — тут Вам не Польша. Здесь, таки, другая страна.

— Простите, господин Левнер. Я хотел сказать, что к вечеру всё будет готово.

— Хорошо, — Марк удовлетворённо кивнул. — Тогда завтра с утра начнём делать гербы для пограничных столбов. У нас ещё осталась красная краска?

— Как завтра? Но ведь воскресенье, Пасха.

— А Вы не обманываете старого еврея? А то, в последнее время, я стал такой доверчивый.

— Да чтоб меня холера ясна забрала, если лгу. Да не увидеть больше Ченстохова…