Храм - Мэтью Рейли

На передней стороне огромных желтых цилиндров было написано ГИДРАЗИН, ТЕТРАОКИСЬ АЗОТА.

В четырех цилиндрах был гидразином, в четырех тетраокись азота. Между собой их соединяла сложная паутина кабелей и шлангов.

Из занятий химией Рейс вспомнил, что самовоспламеняющиеся жидкости загораются при контакте друг с другом.

Второй отсчитывавший время таймер находился на одном из цилиндров с гидразином. Он застыл на цифре в пять секунд.

00:00:05

И только сейчас Рейс заметил, что восемь желтых цилиндров соединял с компьютером у «Сверхновой» змеившийся по полу кабины толстый черный провод.

00:04:00

00:03:59

00:03:58

— Почему? — спросил Рейс, его G-11 был нацелен Эрхардту в грудь. — Почему я приговорил себя к смерти?

— Открыв эту дверь, вы запустили механизм, который так или иначе закончит вашу жизнь.

— Почему, черт возьми?

Эрхардт улыбнулся.

— Профессор, в этой комнате есть два взрывных устройства, «Сверхновая» и самовоспламеняющееся топливо. Одно взорвет всю планету, другое только эту кабину. Я знаю, что вы хотите обезвредить «Сверхновую», но если вы преуспеете в этом, то вам придется заплатить за это свою цену.

— Какую цену?

— Ваша жизнь в обмен на жизнь мира. Открыв эту дверь, профессор, вы запустили механизм, который связывает контрольный компьютер «Сверхновой» с самовоспламеняющимся топливом. Если по какой-то причине будет прекращен отсчет «Сверхновой», то включится таймер на самовоспламеняющемся топливе. За пять секунд жидкости перемешаются, после этого произойдет взрыв, который уничтожит вас вместе с кабиной. Теперь у вас есть выбор, профессор, уникальный выбор за всю историю человечества. Вы можете умереть вместе со всей планетой через три с половиной минуты или спасти мир. Но если вы это сделаете, вам придется пожертвовать своей жизнью.

Рейс не мог поверить в услышанное.

— Исключительный выбор...

— Возможность спасти мир...

— Но если это сделать, то придется пожертвовать своей жизнью...

У противоположных стен кабины управления стояли два человека: Рейс у южного входа с G-11 наготове, Эрхардт у северного входа с «глоком» на боку.

00:03:21

00:03:20

00:03:19

— Президент согласился заплатить вам выкуп... — быстро произнес Рейс, используя последнюю уловку.

— Нет, он этого не сделал, — рявкнул Эрхардт, хватая лежавший на скамье рядом с ним листок бумаги и бросая его Рейсу.

Листок опустился на пол. Это была копия факса, который Рейс уже видел в офисе рудника. У Эрхардта и здесь, наверное, был аппарат.

— Даже если бы он сказал, что заплатит, — выплюнул нацист, — я не могу обезвредить устройство. Только Вебер знал код деактивации, а он, друг мой, мертв. Теперь либо вы, либо никто. И что бы ни случилось, я получу удовлетворение от знания того, что вы не покинете эту кабину живым.

— А как насчет вас? — вызывающе спросил Рейс, — Вы же тоже погибнете.

— Я стар, профессор Рейс, Стар и болен. Смерть для меня ничего не значит. А факт, что я могу забрать с собой весь остальной мир, значит все ...

В этот момент Эрхардт быстро, как гремучая змея, выхватил свой «Глок», прицелился в Рейса и спустил ...

Раздался выстрел.

Когда Рейс сделал одиночный выстрел, отдача вдавила винтовку в плечо.

Пуля без оболочки попала в огромную грудь Эрхардта, оттуда вылетели брызги крови. Попадание отбросило большого человека в стену.

Эрхардт впечатался в стену, его пистолет выстрелил в потолок, разбив на куски датчик задымления, и тут из нескольких спринклеров[2] в потолке кабины полились потоки воды.

Под проливным дождем Эрхардт сполз на пол, пуская слюни, с открытым ртом и раскрытыми от шока глазами.

Оглушенный Рейс продолжал стоять в дверях, ему в лицо хлестала вода.

До этого он никогда не стрелял в человека. Даже во время погони на реке. Ему было плохо. Он проглотил поднявшуюся в горле желчь.

Тут он увидел таймер «Сверхновой».

00:03:00

00:02:59

00:02:58

Профессор вышел из транса, торопясь обыскать погибшего нацистского лидера.

Эрхардт был еще жив, но едва-едва. Кровь сочилась у него изо рта и ключом била из груди.

Но его глаза еще сверкали. Он смотрел на Рейса с безумным восторгом, словно он трепетал оттого, что профессор останется один в кабине управления в чужой стране. Рядом нет ничего, кроме мертвого нациста, тикающей «Сверхновой» и восьми цилиндров с взрывоопасным самовоспламеняющимся топливом, которое точно убьет его, если он сумеет обезвредить основную бомбу.

«Все в порядке, Уилл, спокойно».

00:02:30

00:02:29

00:02:28

Две с половиной минуты до конца света.

«Спокойно, жопа!»

Профессор добрался до «Сверхновой» и всмотрелся в экран ее управляющего компьютера.

У ВАС ОСТАЛОСЬ

00:02:30

ЧТОБЫ ВВЕСТИ КОД ДЕАКТИВАЦИИ. ВВЕДИТЕ КОД ДЕАКТИВАЦИИ СЮДА

Рейс в смятении смотрел на таймер. По его голове стучал дождь из спринклера.

«Что будешь делать, Уилл?»

Похоже, особого выбора не было, не так ли?

Он мог умереть вместе с остальным миром, а мог попытаться сообразить, как остановить «Сверхновую» и умереть при этом.

«Черт побери», — подумал он.

Он не был героем.

Героями были люди, похожие на Ренко и Вен Левена. Он был никем. Парень. Университетский профессор, вечно опаздывающий на работу и всегда пропускающий свой поезд. Боже, у него еще остались неуплаченный штрафы за парковку!

Он не был героем.

И, как и любой другой, не хотел умирать.

Кроме того, он ничего не знал о взламывании кода управляющего компьютера «Сверхновой». Он не был хакером. Ясно было то, что Фриц Вебер был мертв, а код деактивации «Сверхновой» знал только он.

00:02:01

00:02:00

00:01:59

Рейс закрыл глаза и вздохнул.

С таким же успехом можно умереть как герой. Он сел прямо перед «Сверхновой» и свежим взглядом посмотрел на дисплей.

«Все в порядке, Уилл, дыши глубже. Глубже дыши». Они посмотрел на экран и прочел строку:

ВВЕДИТЕ КОД ДЕАКТИВАЦИИ СЮДА

Ладно.

Восемь знаков, чтобы ввести код.

Отлично, только кто знает код?

Только Вебер знал код.

В наушнике Рейса раздался голос, и он чуть не подскочил от неожиданности.

— Профессор, что происходит?

Это была Рене.

— Боже, Рене, вы меня перепугали. Что происходит? Эрхардт застрелил Вебера, потом я застрелил Эрхардта, и теперь я сижу перед «Сверхновой» и пытаюсь вычислить, как ее обезвредить. Вы где?

— Я снова в офисе над кратером.

— Есть идеи о том, как обезвредить устройство?

— Нет. Только Вебер...

— Я уже это знаю. Слушайте, у меня есть восемь знаков, и мне нужно их быстро заполнить.

— Хорошо. Дайте мне подумать...

00:01:09

00:01:08

00:01:07

— Одна минута, Рене.

— Все в порядке. В расшифровке телефонных переговоров говорилось, что их «Сверхновая» основана на американской модели, так? Это значит, что код должен быть цифровым.

— Откуда вы это знаете?

— Потому что я знаю, что у американской «Сверхновой» цифровой код. — Она слышала, что он молчит. — У нас есть люди в ваших агентствах.

— Ладно. Пусть будет цифровой код. Восемь знаков. Это оставляет перед нами примерно триллион возможных комбинаций.

00:01:00

00:00:59

00:00:58

— Только Вебер знал код, правильно? — сказала Рене. — Поэтому эта цифра должна иметь к нему отношение.

— Или может быть абсолютно произвольным набором цифр, — сухо произнес Рейс.

— Вряд ли, — сказала Рене. — Люди, использующие цифровой код, редко применяют произвольные цифры. Они используют цифры, которые имеют для них значение, цифры, которые они могут вспомнить, подумав о незабываемом событии, дате или о чем-то таком. Итак, что мы знаем о Вебере?

Рейс больше не слушал.

Что-то шевельнулось в глубине его мозга, когда он слушал Рене. Она только что говорила об этом.

— Все в порядке, — вслух подумала Рене. — Во время Второй Мировой Войны он был нацистом. Он проводил эксперименты на людях.

Но Рейс думал совершенно о другом.

Они используют цифры, которые имеют для них значение, цифры, которые они могут вспомнить, подумав о незабываемом событии, дате или...

И тут его осенило.

Он вспомнил о статье в «Нью-Йорк Таймс», которую вчера утром читал по дороге на работу, перед тем, как он добрался до университета и обнаружил ожидающую его в его кабинете группу спецназовцев.

В статье говорилось о том, что ворам легче взломать банковский счет, поскольку восемьдесят пять процентов людей в качестве кода используют дату своего рождения или другую знаменательную дату.

— Когда он родился? — неожиданно спросил Рейс.

— Я знаю, — ответила Рене. — Я видела это в файле о нем. Где-то в 1914 году. Вот. 6 августа 1914 года.

00:00:30

00:00:29

00:00:28

— Как ты считаешь? — прокричал Рейс, перекрывая шум дождя внутри кабины.

— Возможно, — ответила Рене.

Профессор секунду подумал об этом. За это время он обежал глазами комнату и увидел сидящего у стены Эрхардта, фыркающего сквозь наполненный кровью рот.