Инквизиция - Павел Блинников

Глава 3

Андре еле-еле наскреб на билет до Москвы. Там можно сходить в банк и снять деньги с кредитки — в Питере нет соответствующего банкомата — но пока инквизитор на полном нуле. Он надел самую приличную одежду, оставив оружие дома. В Москве у него есть конспиративная квартира, там есть оружие. Прилетев, он туда и направился, поехав на автобусе. Москва встретила его россыпью новогодних гирлянд и предпраздничного настроения. Двадцать восьмое только что перевалило в двадцать девятое — Новый Год не за горами.

Он приехал на ближайшую остановку, пошел до съемной квартиры — на покупку своей денег Великая Инквизиция не выделила. Да, собственно, Андре мало времени проводил в Москве. Для него это город страха и кошмара, пережитого несколько лет назад. Здесь разрушились его мечты, и произошло становление. В тот раз жизнь дважды изменилась и не сказать, что к лучшему. И именно в Москве голос, призвавший Андре на охоту, спрашивал, когда же он вырастит гораздо громче и чаще. Что он подразумевал под 'вырастишь', Андре не знал. Он шел по унылым переулкам, заглянул в круглосуточный ларек, купить на последние двадцать рублей бутылку пива. Он не желал засыпать трезвым. Лишь к четырем утра однокомнатная халупа поприветствовала квартиранта. Андре выпил пиво, лег в кровать на постельное белье, что не менялось никогда, хотя инквизитор снимал квартиру почти два года.

Андре мучили кошмары. Ему снился огромный медведь, сотканный из теней, снился ужасный Абдула, снился загадочный Вабар. Это — его обычные сны, но вот, что-то поменялось. Вдруг сон приобрел плотность, Андре пронесло через всю планету, замелькали странные пейзажи, порожденные воспаленным воображением. В бесконечной мгле огромные сороконожки дрались с какими-то рыцарями; промелькнул лес, где ветки деревьев потянулись к нему крючковатыми сучьями; все вспыхнуло, из прекрасного оазиса выросла пирамида, гудящая протяжно и уныло; а вот все краски стерлись, небо опустилось, меж туч залетали странные силуэты, сотканные из нитей; следом мелькнула деревня, где жители что-то пели небесам; и вот он оказался в большом и красивом храме на побережье Северного Ледовитого Океана. Андре частенько бывал тут во сне и только один раз в реальности. Он прошел к вечно молящемуся священнику, стоявшему на коленях перед огромным иконостасом, опустился на колени рядом с ним. Придя сюда в первый и второй раз, он еще не умел молиться. Теперь умел. Они долго молились в полном молчании, и наконец, синхронно поднялись.

— Здравствуй, сын мой, — сказал священник.

— Здравствуй, отец мой, — ответил Андре.

— Что привело тебя сюда?

— То же, что и всегда. Я ищу ответы.

— А на какие вопросы? — они двинулись к маленькой келье, где всегда проходили их разговоры.

— Помните, когда я пришел сюда во второй раз, вы сказали, чтобы я искупил грехи, надо стать инквизитором?

— Да, сын мой.

— Я стал им, но мне кажется, что грехи от этого не стали меньше.

— Ты чувствуешь это? Но как ты можешь чувствовать, много на тебе грехов или мало? Только Господь знает это, Андрей.

— Теперь меня зовут Андре, — покачал головой инквизитор.

— Тебя зовут не так, как ты себя называешь, а так, как назвали тебя при рождении.

— Но я изменился, отче. Я стал инквизитором, и прошлая жизнь моя стерлась.

— И так тоже не бывает, сын мой. Нельзя стереть то, что было с тобой, потому что тогда ты сотрешь самого себя. Ты — это не просто тело, или разум, или душа. Вы хорошо объединили это в слово 'суть', но не до конца поняли, что это такое. Ты — это еще и все, что с тобой было, что будет, что есть и даже, что может быть. Это все ты.

— Я не понимаю вас, падре.

— И поэтому ты приходишь сюда, — кивнул священник. — Ты ищешь ответы, но забываешь, что ответы — это тоже ты. Они часть тебя, потому что вопросы твои.

— Все это слишком сложно для меня, святой отец.

— Помнишь, я рассказывал тебе про человеческий путь?

— Да. Вы говорили, что иногда первый шаг может быть не самым главным. Что самый важный и самый трудный шаг бывает и на середине пути. И что я этот шаг уже сделал.

— И голос в твоей голове хочет, чтобы ты, наконец, вырос?

— Да. И этого я тоже не понимаю.

— Ну тогда ты на правильном пути, сын мой. И все, что ты должен сделать, это не свернуть с него.

— Быть инквизитором?

— И это тоже. Ты не просто инквизитор, ты еще и Андрей, и еще человек, и еще мужчина. Иногда надо дойти до конца, чтобы понять, что шел правильно. Хотя, иногда бывает, что пришел и надо идти дальше.

— Я опять не понимаю.

— Чтобы понять, надо сначала пройти. Иногда надо просто идти и верить, что идешь правильно. Несмотря ни на что. Возможно, это и есть взросление. Возможно, этого и хочет от тебя твой загадочный покровитель.

— Мои дела не очень, батюшка. Меня могут выпереть из Инквизиции, если ни посадить или вообще убить.

— В этом есть твоя вина?

— Не знаю. Может быть, если бы я делал больше, тогда все получилось бы по-другому.

— Человек не может делать больше. Он может делать только достаточно или недостаточно. Знаешь, что тебе скажу, Андрей: продолжи свой путь. У меня есть чувство, что скоро в твоей жизни что-то перевернется.

— А почему вы так думаете?

— Потому что ко мне приходят с таким вопросами как раз на заре перемен.

— Хороших?

— Может быть. А может и плохих. Но если ты найдешь в себе хорошие качества, изменения наверняка окажутся хорошими.

— И я получу ответы на мои вопросы?

— Почти все возможно, Андрей.

Храм свернула чья-то властная ладонь, послышался шелест сухих листьев, Андре проснулся в холодном поту. Разговор с Михаилом всегда давался нелегко. Он до сих пор не знал, кто такой этот священник, но верил ему безоговорочно. Часы показывали половину десятого, надо идти в банк, потом ехать в Химки. Андре почистил зубы. Собственная рожа не устроила Андре, надо бы в кои-то веки привести себя в порядок. Такое желание возникало не слишком часто и обычно подавлялось, но Андре решил твердо, хватит ходить бомжем. Шампуня не нашлось и в этой квартире, зато есть хозяйственное мыло, за неимением лучшего, Андре помыл им голову и тело. Когда он вышел, вытираясь кусками туалетной бумаги, тело вздохнуло свободнее. Он подождал, пока длинные волосы просохнут, постирал носки. В этой квартире есть старый утюг, он тщательно прогладил носки, пока те не просохли. Потом почистил щеткой джинсы от кусков засохшей грязи, погладил клетчатую рубашку. Вспомнил, когда-то в подобном наряде ходил Михаэль. Остался плащ и берцы. Спустя час отражение в зеркале его вполне удовлетворило. Волосы распушились, больше не свисают слипшимися прядями, одежда не новая, но достаточно чистая, тело не воняет, а пахнет, пусть и хозяйственным мылом. Он взял два пистоля, небольшой клинок, оружие отлично укрылось под плащом.