Арабелла - Джорджетт Хейер

— Я думал, вам понравится, — сказал он с нарочитой серьезностью.

— Мне это совсем не нравится, — сурово ответила Арабелла. — Зачем на этой статуе вуаль?

Мистер Бьюмарис посмотрел через монокль на «Спящую Венеру» под покровом из легкого газа.

— Не могу себе представить, — признался он. — Без сомнения, это одно из проявлений вкуса нашего принца. Может, вы хотите его спросить об этом? Отвести вас к нему?

Арабелла торопливо отклонила его предложение. Регент, прекрасный хозяин, уже успел побеседовать минуту-две почти со всеми своими гостями, и хотя Арабелла запомнила милостивые слова, обращенные к ней, и собиралась точно их воспроизвести в своем письме домой, она нашла беседу с таким высокопоставленным лицом довольно утомительной. Поэтому мистер Бьюмарис отвел ее назад к леди Бридлингтон, и не прошло и нескольких минут, как за него ухватился джентльмен в очень узких атласных панталонах до колен и сказал ему, что герцогиня Эджуэр требует его немедленного внимания. Итак, мистер Бьюмарис откланялся и ушел, и хотя Арабелла после еще несколько раз видела его то тут, то там, он был всегда с друзьями и больше не подошел к ней. В комнатах становилось жарко и слишком людно; те, с кем приходилось общаться Арабелле, казались ей невероятно скучными, а жизнерадостная, бойкая и вся лучащаяся восторгом леди Джерси, которая флиртовала с мистером Бьюмарисом целых двадцать минут, — отвратительной женщиной.

Бал у леди Бридлингтон был следующим по значению событием в обществе. Он обещал стать событием выдающимся, и хотя покойный лорд Бридлингтон, чтобы удовлетворить свою амбициозную невесту, достроил сзади дома бальный зал и консерваторию, казалось невероятным, чтобы все гости, получившие приглашение ее светлости, смогли бы заполнить все это пространство настолько плотно, чтобы прием стал огромным успехом. Для танцев был нанят прекрасный оркестр, во время ужина должны были играть на свирелях, наняли дополнительных слуг, полицейским и мальчикам-посыльным было велено обратить особое внимание на Парк-стрит, и, чтобы помочь обезумевшему повару леди Бридлингтон, были заказаны блюда у Понтера. За несколько дней до этого события служанки начали переставлять мебель, чистить хрустальные люстры, мыть сотни дополнительных бокалов, которые достали из чулана в подвале, считать и пересчитывать тарелки, ножи и вилки, и вообще создавать в доме атмосферу суеты и беспокойства. Лорд Бридлингтон, сочетавший склонность к традиционному гостеприимству с природной трезвостью ума, разрывался между чувством удовлетворения от того, что в его доме будут присутствовать все самые модные представители великосветского общества, и растущим убеждением, что на устройство приема придется выложить круглую сумму. Один только счет на восковые свечи угрожал достичь астрономической цифры, и даже по самым оптимистическим расчетам количество шампанского, которое угрожало быть выпитым, было таково, что только увеличивало его мрачное расположение духа. Но чувство собственного достоинства не позволило ему больше, чем несколько минут размышлять о целесообразности добавления льда в бокалы с дорогим шампанским для увеличения его объема. Конечно, нужно было запастись и льдом, а также лимонадом, оранжадом и другими подобными напитками, чтобы удовлетворить дам, но чтобы весь вечер не прошел в конце концов под позорным клеймом «дешевки», лучшее шампанское должно было литься рекой. Он не стал думать о последствиях, а его удовлетворенное честолюбие перевешивало дурные предчувствия, а если ему и приходило в голову, что за то огромное количество принятых приглашений, которые продолжали поступать к ним в дом, следовало благодарить Арабеллу, ему все же удалось отогнать от себя эти мысли.

Его мать, по натуре гораздо более проницательная, чем он, поняла это и, поддавшись безрассудно-экстравагантному порыву, заказала для Арабеллы новое платье у своей собственной дорогой портнихи. Однако в итоге ей пришлось выложить из своего кармана не слишком большую сумму, так как несколько слов, сказанных шепотом на ухо мадам Дюмэн, убедили эту искусную и умную деловую женщину, что реклама, которую она будет иметь, сшив наряд Арабелле, полностью окупит ее труд, и поэтому она вполне может снизить цену за изготовление кружевного платья на белом атласном чехле с короткими пышными гофрированными рукавами и рядом жемчужных пуговиц. Арабелла, с сожалением отметив тот урон, который был нанесен ее запасу перчаток предыдущим рядом приемов, была вынуждена купить новую пару длинных белых перчаток, а также новые атласные туфельки и отрез серебристой газовой ткани, чтобы обернуть ее вокруг плеч. От подарка, который сделал ей когда-то сквайр, осталось уже немного, и когда она думала о том, что ее собственная глупость сделала для нее невозможным тот выход, к которому могла бы прибегнуть любая молодая девушка, а именно — обратиться за помощью к своей семье, эта мысль наполняли ее чувством стыда и раскаяния, и она не могла остановить слез. Она также не могла удержаться, чтобы не думать о том, как она могла бы быть счастлива теперь, если бы не позволила себе тогда впасть в раздражение и обмануть мистера Бьюмариса. Эта мысль была горше всех, и только благодаря невероятному напряжению воли и разума она могла сохранять внешнее спокойствие. Нельзя было предположить, что высокомерный мистер Бьюмарис, имеющий родственные отношения со многими благородными семьями, такой высокопоставленный, мечта многих женщин, захочет обратить внимание на дочь деревенского священника, не имеющую ни состояния, ни связей.

Поэтому Арабелла ждала приезда первых гостей в тот вечер со смешанными чувствами. Леди Бридлингтон, решив, что Арабелла выглядит немного усталой (что было вполне возможно после недели переживаний и утомительных приготовлений), попыталась убедить ее позволить мисс Кроули нанести немного — совсем немножко — румян ей на щеки, но, взглянув на результат этой тонкой операции, Арабелла все смыла, заявив, что никогда не будет пользоваться средствами для увеличения своей красоты, которые уменьшили бы к ней чувства отца, если бы он это увидел. Леди Бридлингтон вполне разумно заметила, что можно не бояться, что папа увидит в этот вечер свою дочь, но Арабелла осталась твердой, как кремень, и так как она уже собиралась расплакаться, леди Бридлингтон больше не стала ее уговаривать, успокоив себя тем, что ее крестная, даже и не столь цветущая, как обычно, все равно будет настоящей красавицей в наряде, сшитом мадам Дюмэн.

Арабелле, во всяком случае, была дарована одна радость: хотя одни гости приехали рано, чтобы еще успеть посетить какой-нибудь другой прием, другие прибыли уже после двух, отодвинув бал у леди Бридлингтон на третье место в своем списке вечерних развлечений, так что бал выглядел хаотичным из-за постоянных приездов и отъездов, и на Парк-стрит в течение нескольких часов только и раздавалось: «Карету его светлости!» или «Портшез ее милости!» и разгоряченные полицейские ругались с посыльными, а извозчики с носильщиками, — Бертрам пунктуально прибыл в десять часов и благородно остался до конца.