Белый Клык. Лучшие повести и рассказы о животных - Дхан Мукерджи

Голенастому же худому Мики пришлось туго: он летел кувыркаясь, вскидывая лапы в воздух, сворачиваясь в кольцо, и к тому моменту, когда он шлепнулся на каменную россыпь у подножия откоса, он был совсем ошеломлен и долго не мог перевести дух. Мики с трудом поднялся на ноги, судорожно глотая воздух. Несколько мгновений равнина и откос стремительно вертелись вокруг него. Затем он немного пришел в себя и увидел невдалеке Нееву.

Неева был весь захвачен удивительно приятным открытием. Черные медвежата любят съезжать с гор не меньше, чем мальчишки, мчащиеся вниз на санках, или бобры, использующие вместо салазок собственные хвосты. И вот, пока Мики ждал, чтобы мир окончательно перестал вертеться, Неева вскарабкался шагов на двадцать – тридцать вверх по откосу и… скатился вниз уже нарочно! Мики только пасть от изумления разинул. А Неева снова вскарабкался по откосу и снова скатился. Тут уж Мики вовсе перестал дышать. Пять раз на его глазах Неева взбирался шагов на тридцать вверх и кувырком катился вниз. После пятого раза Мики кинулся на Нееву и задал ему такую трепку, что они чуть было не подрались всерьез.

Затем Мики начал обследовать подножие откоса, и Неева послушно плелся за ним шагов сто, но потом взбунтовался и наотрез отказался идти дальше. Неева, доживавший четвертый месяц своей полной волнений юной жизни, был твердо убежден, что природа создала его только для того, чтобы он без конца предавался удовольствию набивать себе живот. Он считал, что еда – единственная и всеобъемлющая цель медвежьего существования. В ближайшие несколько месяцев ему предстояло усердно трудиться на этом поприще, дабы не посрамить чести своего племени, и видимое намерение Мики уйти от вкусной жирной туши молодого карибу преисполнило его тревогой и возмущением. Неева сразу забыл про забавы и полез вверх по склону уже не ради игры, а ради дела.

Увидев, куда направился медвежонок, Мики отказался от дальнейших исследований и побежал за товарищем. Они взобрались на уступ шагах в двадцати от туши и из-за кучи больших камней поглядели на свое мясо. То, что они увидели, на мгновение парализовало их: тушу терзали две огромные совы! Мики и Неева приняли этих птиц за чудовищ, которые накануне чуть было не разделались с ними в лесной чаще. На самом же деле эти совы не принадлежали к племени ночных разбойников, как Ухумисью. Это были белые совы, отличающиеся от всех остальных своих сородичей тем, что и в яркий солнечный день они видят не хуже самых зорких ястребов. Миспун, большой самец, был весь бел как снег. Перья его подруги, которая несколько уступала ему в величине, заканчивались коричневато-серой каймой, а головы обоих казались особенно страшными, потому что были совершенно круглыми и не завершались ушами-кисточками. Миспун, наполовину прикрывая тушу Ахтика развернутыми крыльями, рвал мясо мощным клювом с такой свирепой жадностью, что звуки его пиршества доносились даже туда, где прятались Неева и Мики. Невиш, подруга Миспуна, почти совсем засунула голову в брюхо Ахтика. Медвежонок и намного старше Неевы, наверное, испугался бы, увидев и услышав их. Неева притаился за камнем, высунув из-за него только самый кончик носа.

В горле Мики поднялось глухое рычание. Но он сдержался и припал к земле. В нем снова забушевала кровь его отца, могучего охотника. Туша принадлежала ему, и он готов был с боем отстаивать свои права. А кроме того, разве он не вышел победителем из схватки с большой совой в лесу? Но ведь здесь их было две! А потому он не сразу вскочил на ноги, и за те несколько секунд, которые он колебался, на сцене неожиданно появилось новое действующее лицо.

Он увидел, что из низкой поросли кустов в дальнем конце уступа выползла Махигун, волчица-отщепенка. Худая как скелет, красноглазая, она серой свирепой тенью скользнула через открытое пространство. Ее пушистый хвост был злобно поджат и почти волочился по траве.

Надо отдать ей справедливость, совы нисколько не пугали Махигун. Она кинулась на Миспуна, рыча и щелкая клыками так яростно, что Мики еще плотнее прижался к земле.

Зубы Махигун легко прорвали четырехдюймовую броню из перьев, защищавшую Миспуна. Он был захвачен врасплох, и его круглая голова была бы откушена напрочь прежде, чем он успел бы дать бой, но ему на помощь пришла Невиш. Вся перепачканная кровью Ахтика, она бросилась на Махигун с пронзительным, каким-то чихающим криком, не похожим на крик ни одного живого существа. Она вонзила в спину волчицы клюв и когти, и Махигун, невольно отпустив Миспуна, яростно повернулась к новому врагу. Миспун получил передышку, но Невиш заплатила за нее дорогой ценой: первый же удар длинных клыков волчицы оказался удачным, и одно огромное крыло Невиш было в буквальном смысле слова оторвано от ее тела. Хриплый крик боли, который испустила Невиш, сказал Миспуну, что его подруга погибает. Он взмыл в воздух и с такой силой обрушился на Махигун, что она не удержалась на ногах и упала.

Гигантская сова запустила когти ей в брюхо и принялась терзать ее внутренности яростно и упрямо. И Махигун почувствовала, что эта цепкая хватка несет ей смерть. Она бросилась на спину и принялась кататься по земле, рыча и лязгая зубами в попытке избавиться от кривых кинжалов, которые все глубже впивались в ее живот. Но Миспун не разжимал когтей. Она подминала его под себя, а он хлопал могучими крыльями и только крепче сжимал когти, не расслабив их даже в миг своей гибели. Рядом на земле умирала его подруга. Из ее ран хлестала кровь, но и совсем обессилев, она все еще пыталась помочь Миспуну. А он умер как герой, так и не выпустив волчицы.

Махигун с трудом дотащилась до кустов. Там ей в конце концов удалось сбросить с себя мертвое тело большой совы. Но в ее животе зияли глубокие раны. Из них струилась кровь, и волчица ушла в чащу, оставляя за собой алый след. Через четверть мили она легла на землю под карликовой елью и несколько минут спустя вздохнула в последний раз.

Нееве и Мики, особенно последнему, эта жестокая битва многое рассказала о мире, в котором они жили теперь, постепенно понимая его все яснее и яснее. Они обогатили сокровищницу своего опыта, дополнявшего древние инстинкты и наследственные свойства. Они умели охотиться, чтобы добыть себе еду: Неева ловил своих жуков, лягушек и шмелей, Мики поймал кролика. Им уже пришлось драться, спасая свою жизнь. Смерть не раз подстерегала их. Но разыгравшаяся на их глазах схватка и ее мрачное завершение показали им жизнь с новой, еще неведомой им стороны.

Прошло много минут, прежде чем Мики подошел к Невиш и обнюхал мертвую сову. Теперь у него не возникло желания трепать и рвать ее перья с детской свирепостью и торжеством. Гибель большой птицы принесла ему новые знания и научила новым хитростям и повадкам. Судьба Миспуна и его подруги показала Мики, как важно всегда быть осторожным и уметь бесшумно двигаться. Ведь он уже понял, что в этом мире есть много существ, которые его не боятся и не побегут от него. Он утратил свое высокомерно-презрительное отношение к крылатым созданиям, он постиг, что земля вовсе не была создана ради него и для него, и чтобы уцелеть, он должен будет драться, как дрались совы и Махигун. Недаром предки Мики были закаленными бойцами и его генеалогическое древо восходило к волкам.

Неева извлек из случившегося совсем иной урок. Его сородичи были миролюбивы и если дрались, то только между собой. Они, как правило, не охотились на других лесных зверей, и ни один лесной зверь не охотился на них. Объяснялось это естественным положением вещей: просто в обширных владениях взрослого черного медведя не нашлось бы зверя другой породы, способного победить его в открытом бою – это не по силам даже волчьей стае. Поэтому из гибели Махигун и двух сов Неева не почерпнул никаких полезных сведений о том, как следует вести драку. Но зато он еще яснее понял пользу осторожности. Главным же для него было то, что ни Махигун, ни совы больше уже не могли покушаться на тушу. Его ужин остался цел.

Медвежонок продолжал прятаться, пока Мики обследовал поле боя, и его круглые глазки зорко смотрели по сторонам, не появится ли еще какой-нибудь враг. А Мики от тела Невиш перешел к Ахтику, а потом принялся обнюхивать след Махигун, который привел его к кустам. Там он увидел Миспуна. В кусты он углубляться не стал, а вернулся к Нееве, который к этому времени решил, что уже можно, ничего не опасаясь, выйти из-за спасительного камня.

До вечера Мики раз пятьдесят бросался защищать их мясо. Больше всего забот причиняли ему большеглазые, крикливые кукши. Канадские сойки почти не уступали им в назойливости. Дважды к туше подкрадывался маленький серый горностай, с глазками, как два крохотных рубина. Мики кидался на него с такой яростью, что третий раз он вернуться не рискнул. К полудню тушу высмотрели или почуяли вороны и принялись кружиться над ней, ожидая, что Мики и Неева куда-нибудь уйдут. Обманувшись в своих надеждах, они расселись на вершинах ближайших деревьев и начали хрипло и возмущенно каркать.