Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI - Дмитрий Быстролётов

Более значительными были потери в снаряжении. Внизу, под горой, мы тщательно обыскали кусты, все, что судьба нам оставила, было найдено вблизи, до изгиба оврага. Первый мощный удар воды поднял тюки и забросил их в кусты там, где овраг резко поворачивал в сторону. Тюки даже не развязались, вода просто вдавила их в плотную зелень. Люди и тюки, обогнувшие место изгиба — погибли. Далеко внизу среди мокрой зелени мы нашли не только изуродованные трупы, но и отдельные вещи: банки с концентратами, глюкозой, солью и спичками, коробки с патронами, ружья. Три четверти имущества было потеряно, но самое ценное сохранилось. Мы могли существовать и идти вперед. Главное было в форсированном марше, потому что людей осталось больше, чем запасов. Возвращаться обратно — далеко, сворачивать в сторону — опасно, у меня не общая карта, а вырезка в виде ленты, на которой отмечен мой маршрут и ничего больше. Отклонение от маршрута — гибель! Я беспрерывно ощупывал болтавшуюся через плечо сумку с навигационными инструментами. Сохранились они, сохранилась и жизнь.

Собрал людей, через капрала объяснил наше положение. Вещи переупаковали так, чтобы каждый мог получить свою долю груза. Трупы оттащили в кусты, выбрали удобную площадку, как всегда, в круг сложили тюки. Я объявил, что сейчас будет роздана еда и начнется отдых.

Когда все поели, я приготовил себе мягкое ложе и лег. Мысли, обгоняя друг друга, теснились в голове: об ускорении марша, о необходимости усилить поиски дичи. Мы скоро приблизимся к болоту, там будет птица. Лесные дебри начнутся после переправы через реку, так что дичь и успешная охота нам обеспечены. Но завтра же надо…

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Тумба. Лицо его было взволновано.

— Что случилось. Тумба?

— Бвама, где ящик?

— С патронами? Зачем они тебе?

Великан нетерпеливо отмахнулся.

— Где маленький живой человек?

Я засмеялся. Дети!

— Иди спать, Тумба!

Поворачиваюсь и закрываю глаза. Так вот, завтра… Снова рука на плече, на этот раз тяжелая и твердая.

— Бвама, где маленький человек, который наша жизнь? Где?

Большие черные глаза смотрят в упор, тревожно и возбужденно. За спиной великана головы других носильщиков и капрала. «Весь лагерь на ногах, что за черт…» — мелькает в голове. Сажусь и говорю спокойно, с деланной улыбкой:

— Представления больше не будет! Тюк раскрылся, ящик из него выпал и был разбит, а пластинка унесена водой. Ложитесь спать!

Люди не двигаются с места, разговор не кончен…

— Ящик не надо, — серьезно говорит Тумба. — Маленький человек надо. Ты говорить: он жить — мы жить. Сам говорить. Где он?

Вокруг меня плотное кольцо людей. Самое скверное, среди них капрал, он тянет свою шею из-за спин. Дурак, вместо того чтобы протиснуться вперед и с оружием стать рядом со мной.

Я поднялся на ноги. Ящик нашел внизу с оторванной крышкой, конечно, без пластинки. Притащил сюда, машинально повертел в руках и бросил в кусты. Я пожалел о приятных и смешных вечерах, которых больше не будет. Вот и все, но о своих словах, о значении маленького человечка для нашей удачи давно забыл. Это была шутка для детей и все. Можно ли помнить все свои шутки? Да, управлять детьми нелегко. Теперь это видно.

Спокойно растолкал людей и нашел в кустах разломанный ящик. Показал его, совсем разломал, вынул пружину и зубчатые колеса. Объяснил значение пружины и шестеренок. Бросил дощечки в огонь костра, а механизм — в кусты. Вытер руки о штаны. Закурил.

— Ну, поняли? Все! Спать! Капрал, уложить людей! Живо!

Я повернулся было к своему ложу, но Тумба опять шагнул вперед.

— Маленький человек умирать? — спросил он громко. — Он тонуть?

— Его не было, Тумба! Слышишь? Не-бы-ло! Пружину видел? Была пружина, и только!

Носильщики смотрели на меня из темноты, их глаза от пламени костра светились красным отсветом.

— Капрал, переведи!

Мулай что-то сказал. Все загалдели. Начался спор, потом ругань, вначале тихая, затем громче. Я мгновенно вспомнил Леопольдвилль, полковника Спаака и даже Бонелли, в один миг все мелькнули передо мной. Вся свора. Плохой оборот! Но провал на этом экзамене кончается смертью… Я расстегнул кобуру.

— По местам! Спать!

Все понуро разошлись и покорно легли на землю.

Я смертельно устал — от хождения по камням… от катастрофы… от своей глупой оплошности… Лежа на груде листьев, я глядел в темноту. Память, дойдя до Бонелли, не могла остановиться и понесла дальше: прыгая от одного воспоминания к другому, она мне напомнила Париж и нашу компанию высоколобых. Все казалось теперь таким мелким, ничтожным и ненужным. Больше чем когда-либо. И вдруг я вздрогнул, вспомнил, как мы упражняемся в издевательствах над известным и всеми уважаемым восточным поэтом, небрежно и свысока повторяем как синоним пошлости и глупости выхваченную из его творений фразу: «В русле, где уже протекала вода, не ляжет на отдых мудрец никогда».

Вой гиен и тявканье шакалов возвестили, что трупы обнаружены. Начались похороны по-африкански.

В тоске я метался на ложе. Пойматься на такой крючок! Залезть в такую топорно сделанную ловушку! Ах, как мы тогда изощрялись в высокомерной иронии, а теперь я лежу с широко открытыми глазами и смотрю во мрак африканской ночи. Ты слышишь вой гиен? Слышишь? Ты — причина этого несчастья! Ты!

Жгучая боль за погибших… Жгучий стыд за свой позор…

Потом мысли переключились на будущее. Получен жестокий урок. Урок понят. На моей ответственности шестнадцать человеческих жизней, я учту случившееся. Я пылко давал себе клятвы, самые торжественные и страшные: отныне буду более внимательным и человечным… Пора сойти с подмостков и перестать корчить из себя высшее существо, джентльмена, сноба и потенциального героя. Пора! В условиях Парижа это было только безобидным балаганом, но здесь — не Париж, и жизнь обнажила надуманность моего поведения. Я вышел на великий парад характеров. Окажусь ли я Человеком с большой буквы, или выяснится, что сын Пирата и Сырочка — лишь надушенный манекен и паяц?

Предо мною встали восемь мертвых и пригвоздили меня к земле строгими очами.

Потом я задремал. Это было тревожное забытье. Медленно с милосердного неба спустилось успокоение, я притих и услышал, наконец, желанный голос. На этот раз он звучал строго.

Капрал смастерил и установил над моим ложем большой веер. Всю ночь слуги покачивали его, и первое, что я замечал, просыпаясь, это была пара черных сильных рук, крепко держащих веревки. Сейчас рядом с ними я вижу тоненькие шоколадные ручки: Люонга помогает в домашней работе. Раньше она приходила ко мне лишь вечером, к ужину, но теперь остается почти все время и уходит домой только спать.