Секреты мироздания - А Смирнова

Конечный или большой мозг разделен продольной бороздой на два полушария — правое и левое, соединенных между собой мозолистым телом. Размеры конечного мозга превышают все другие отделы головного мозга вместе взятые; сверху он полностью покрывает ствол мозга и мозжечок. Полушария конечного мозга покрыты плащом, образованным серым веществом — корой головного мозга, изрезанным большим количеством борозд, между которыми находятся извилины. Белое вещество полушарий образовано нервными волокнами, связывающими кору одной извилины с корой других извилин своего и противоположного полушария, а также с нижележащими образованиями.

В других структурах головного мозга также различают белое и серое вещество. Белое вещество образует пучки нервных волокон, соединяющие различные образования головного мозга между собой и со спинным мозгом. Серое вещество представляет собой скопление нервных клеток, из которых образованы базальные ядра, ядра черепно-мозговых нервов, кора головного мозга и мозжечок.

Следует отметить, что «строительными блоками» в мозгу являются нервные клетки — нейроны, их число достигает примерно ста миллиардов. Нервная клетка представляет собой тело клетки с отходящими от него отростками — дендритами длиной менее 1 мм и одного аксона длиной от долей миллиметра до метра и более (рис. 4.1).

Рис. 4.1. Схема строения нервной клетки (нейрона):

1 — дендриты; 2 — тело; 3 — аксон; 4 — эффекторные нервные окончания

Тело нейрона содержит ядро, митохондрии и другие структуры, характерные для клеток организма человека (рис. 4.2). Ветвящиеся отростки нейрона — дендриты принимают сигналы от других нейронов, рецепторных клеток или непосредственно от внешних раздражителей, а тело клетки — от других нейронов. Аксон передает нервные импульсы от данного нейрона другим нейронам в области синапса — места, где концевые участки аксона близко подходят к телам или дендритам других нейронов, не соприкасаясь с ними вплотную. Нервный импульс (волна возбуждения) распространяется по нервному волокну со скоростью от 0,5 до 120 м/с.

Рис. 4.2. Схема строения клетки тела человека:

1 — микроворсинки; 2 — пиноцитозные пузырьки; 3 — десмосома; 4 — митохондрии; 5 — агранулярная эндоплазматическая сеть; 6 — гранулярная эндоплазматическая сеть; 7 — впячивание плазматической мембраны; 8 — плазматическая мембрана (плазмолемма); 9 — базальная мембрана; 10 — рибосомы; 11 — комплекс Гольджи; 12 — лизосомы; 13 — секреторные пузырьки; 14 — клеточный центр; 15— ядерная оболочка (видны наружная и внутренняя мембраны, перинуклеарное пространство); 16 — кариоплазма; 17 — ядрышко; 18 — пора ядерной оболочки. Стрелками указано направление процесса (например, образования пиноцитозных пузырьков или транспорта различных веществ из ядра в цитоплазму)

Каковы же взаимоотношения нервной системы с телом человека? Отвечая на этот вопрос, известный российский физиолог Иван Михайлович Сеченов (1829–1905) писал в работе «Физиология нервных центров» (1890): «С тех пор, как современная физиология доказала, что на животное тело можно смотреть, как на своеобразно устроенную машину, все работы которой направлены, в конце концов, к поддержанию индивидуального существования, общее значение нервных актов в жизни тела было найдено: в этих границах деятельности, притом как часть животной машины, нервная система не может работать иначе, как на счет внешних сил, и деятельности ее, в свою очередь, должны быть направлены к тому, чтобы поддерживать индивидуальную жизнь, т. е. сохранять, наперекор разрушающим влияниям, анатомическую и физиологическую целость тела. Правда, сфера участия нервной системы в рабочих процессах еще не определена в точности… но везде, где связь между нервной системой и рабочим органом очевидна, физиологическое отношение между ними, как частями машины, всегда проявляется на один и тот же лад».

Хотя деятельность рабочих органов тела «с виду крайне разнообразна, но, тем не менее, зависит она от нервной системы на один и тот же лад — нарушьте каким бы то ни было образом связь органов с последней, и вся их деятельность сразу прекращается.

На мышце, отделенной от нервной системы, легко показать прямыми опытами (искусственного раздражения), что она сохраняет способность производить свойственную ей работу, если заменить нормальные импульсы из нервной системы искусственными (раздражающими) толчками. Значит, мышцу, вне ее связи с нервами, можно рассматривать, как существенную часть машины, предназначенной производить механическую работу, а нервный снаряд ее считать придатком, который, смотря по потребностям организма, пускает машину в ход или останавливает ее, усиливает или ослабляет ее деятельность. Но такие придатки в машинах называют обыкновенно регуляторами, следовательно: в отношении мышц и многих желез как рабочих органов нервная система представляет собрание разнообразных регуляторов их деятельности; притом действие регуляторов должно быть согласовано с интересами организма, в смысле обеспечения анатомической и физиологической сохранности тела.

В большинстве общеизвестных машин регуляцией заведует машинист, — его рука пускает в ход тот или другой придаток. Но есть в машинах и такие регуляторы, которые заменяют руку машиниста, приходя в целесообразную деятельность, как говорится, сами собой, но в сущности — под влиянием изменяющихся условий в ходе машины. Наиболее известным примером такого регулятора может служить предохранительный клапан в паровиках Уатта. По мере того, как напряжение пара в котле возрастает за известный предел, клапан сам собою увеличивает отверстие для выхода пара вон, и наоборот. Таких приспособлений известно множество и все они носят название анатомических регуляторов.

В животном, как самодействующей машине, регуляторы, очевидно, могут быть только автоматическими, т. е. приводиться в действие измененными условиями в состоянии или ходе машины и развивать деятельности, которыми эти неправильности устраняются. Только при этом условии самодействующий регулятор способен заменять руку машиниста, руководимую разумом. Отсюда уже легко понять, что устройство регуляторов должно отвечать следующим двум основным условиям: снаряд должен быть чувствителен ко всяким нарушениям правильности в состоянии или ходе машины и направлять деятельность рабочих органов к устранению вытекающих отсюда неудобств для организма».

И головной мозг, пишет Сеченов в работе «Физиология головного мозга», действует, как любая машина, точно так, как, например, в стенных часах стрелки двигаются роковым образом от того, что гири вертят часовые колеса. Мысль о машинности мозга, при каких бы то ни было условиях, для всякого натуралиста клад. Он в свою жизнь видел столько разнообразных, причудливых машин, начиная от простого винта до тех сложных организмов, которые все более и более заменяют собою человека в деле физического труда; он столько вдумывался в эти механизмы, что если поставить пред таким натуралистом новую для него машину, закрыть от его глаз ее внутренность, показать лишь начало и конец ее деятельности, то он составит приблизительно верное понятие и об устройстве этой машины [мозга] и о ее действии. Однако это самая причудливая машина в мире. И все-таки всякая машина, как бы хитра она ни была, всегда может быть подвергнута исследованию. <…>

Мир явлений, который родится из деятельности головного мозга, охватывает собою всю психическую жизнь… Мозг есть… такой механизм, который, будучи приведен какими ни на есть причинами в движение, дает в окончательном результате тот ряд внешних явлений, которыми характеризуется психическая деятельность. <…> Все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению — мышечному движению. Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге — везде окончательным фактом является мышечное движение… Все без исключения качества внешних проявлений мозговой деятельности, которые мы, — пишет Сеченов, — характеризуем, например, словами: одушевленность, страстность, насмешка, печаль, радость и пр., суть не что иное как результаты большего или меньшего укорочения какой-нибудь группы мышц — акта… чисто механического».

Иван Михайлович полагал, что «все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы».