Патент АВ - Лазарь Лагин

Спустя шесть недель успехи в стрельбе были уже настолько значительны, что, не будь воспитанники на особом, секретном положении, Магараф не постыдился бы выставить их против пелепской команды любителей стрелкового дела, хотя, как нам уже известно, она наголову разбила на междугородных соревнованиях неплохую команду города Ломм.

Правда, значительно труднее было научить воспитанников приюта разобрать и собрать ружейный затвор. Они быстро уставали, внимание рассеивалось, они начинали ерзать, зевать, капризничать, озорничать. Но ни Магараф, ни доктор Мидруб и господин Вандерхунт не отчаивались. Тем более, что не было для воспитанников большего наслаждения, чем чистить оружие после стрельбы, смазывать его маслом, любоваться зеркальным блеском канала ствола.

Лучшим стрелкам в виде поощрения доверялось нести винтовки со стрельбища. Магараф сделал все от него зависящее, чтобы эта великая честь выпадала и на долю Педро Гарго. А Педро Гарго не жалел ни сил, ни времени, ни труда, лишь бы угодить ласковому инструктору, так непохожему на холодных и необщительных работников приюта. Он обожал нового дяденьку, тосковал в его отсутствие; завидев его, загорался пылкой радостью, бросался со всех ног ему навстречу, цеплялся за руку, ласкался, как щенок, и залпом, точно опасаясь упустить единственный случай в жизни, сразу выкладывал перед ним все свои нехитрые радости и горести.

Магараф довольно скоро привык к удивительному несоответствию между детским поведением и внешним обликом этого рослого человека с громовым басом. По вечерам, после ужина, они часто совершали вдвоем прогулки по отдаленным дорожкам парка, уже погруженного в сумерки. Закатное солнце на прощанье заливало верхушки деревьев задумчивым розовым светом, и территория Усовершенствованного приюта превращалась в волшебный лес.

— Совсем как в сказке! — восхитился как-то вслух Томазо Магараф.

— А ты знаешь сказки? — загорелся его преданный спутник. — Ой, дяденька, миленький, расскажи, пожалуйста!

Так случилось, что инструктор стрелкового дела Усовершенствованного курортного приюта стал рассказывать своему лучшему ученику сказки, а восхищенный Педро пересказывал их ночью и спальне своим товарищам.

Однако об этом проведал доктор Мидруб и попросил уважаемого господина Магарафа в дальнейшем воздержаться от сказок.

— Для неустойчивой психики наших пациентов, — объяснил он, — сказки, развивающие воображение и мечтательность, — страшнейший яд. Они могут свести на нет всю нашу работу.

Магарафу пришлось подчиниться.

— Больше я, милый друг, не помню сказок, — ответил Магараф, когда Педро во время очередной прогулки пристал к нему со своей обычной просьбой. — Сколько знал, все тебе уже пересказал. Давай лучше просто так погуляем.

— А вот моя мама, — сказал огорченный Педро, — моя мама знает сколько угодно сказок!

Вероятно, он хотел вызвать в своем собеседнике дух соревнования, но вызвал лишь чувство любопытства. Никто из воспитанников ни разу не обмолвился о своих родителях или близких. Впрочем, чего было и ожидать от кретинов.

— А разве у тебя есть мама? — спросил Магараф.

— Есть, — горделиво ответил Педро. — Только у меня есть мама! У всех мальчиков и девочек, — он имел в виду воспитанников приюта, — мам не бывает, а у меня есть. Она хорошая. — Педро запнулся. — Она… Она еще лучше Игнаца! — нашел он, наконец, самое убедительное сравнение.

— А кто это такой — Игнац?

— Игнац — это мой брат, вот кто, — важно разъяснил Педро и снова похвастал: — Только у меня есть брат. У всех мальчиков и девочек не бывает братьев, а у меня есть.

Его бритое, в свежих порезах, крупное, с румянцем во всю щеку лицо засветилось задумчивой ребячьей улыбкой.

«Ну, какой он кретин? — недоуменно подумал Магараф. — У этого парня очень наивный, детский, но все же по-своему логичный ум. Великое все-таки дело медицина. Всего каких-нибудь три месяца лечения — и уже такие результаты!»

— А он больше тебя, твой брат?

— Раньше он был больше меня, а теперь стал меньше меня, — ответил Педро, довольный, что нашелся в приюте хоть один человек, верящий, что у него действительно имеются мать и брат.

«Увы! — сокрушенно подумал Магараф, услышав несуразный ответ своего ученика. — Он все-таки кретин!»

Вскоре зазвенел колокол, сзывавший воспитанников ко сну, а Магараф еще долго бродил по опустевшему, погруженному в ночную тьму парку, с тоской подсчитывая, сколько еще суток ему придется провести в компании нескольких десятков равнодушно вежливых сотрудников и шестидесяти двух идиотов.

Через несколько дней в столовой служащих приюта появился небольшой формикоидеадром с комплектом рысистых муравьев, и Магараф, как истый аржантеец, отдал ему должное. Так, к великому огорчению Педро Гарго, почти совсем прекратились их восхитительные вечерние прогулки.

Между тем работа в Усовершенствованном курортном приюте шла своим чередом. День за днем росло и уплотнялось время, отведенное на процедуры. У конвейера теперь практиковались только девушки. Мужчины после утренней зарядки и завтрака были вплоть до обеда заняты стрельбами, водными процедурами, полезными для координации чувства пространства и цели, греблей и боксом. После мертвого часа воспитанники обучались тому, что доктор Мидруб называл трудовой терапией и что Магараф мог бы назвать саперными работами, если бы ему тогда могла прийти в голову чудовищная мысль об истинном назначении этих процедур. После ужина молодым людям разрешались прогулки по парку в обществе девушек.

В конце февраля к господину Вандерхунту прибыли гости: господин Прокруст и два пожилых господина в штатском, но, судя по выправке, военные. Они пробыли в приюте целый день, присутствовали на всех процедурах и, по-видимому, остались довольны. Поздно вечером, перед тем как отбыть к ночному поезду, они провели несколько часов в кабинете директора. Господин Вандерхунт и доктор Сим Мидруб сделали гостям подробные и весьма специальные доклады.

Общий их смысл заключался в следующем.

Работой Усовершенствованного курортного приюта для круглых сирот практически доказано, что: а) путем прививки «Патента АВ» можно в течение нескольких месяцев вырастить из детей в возрасте от трех до четырех с половиной — пяти лет взрослоподобных мужчин и женщин с умом и опытом, оставшимися вполне детскими; б) эти взрослоподобные путем соответствующей тренировки могут быть довольно легко обучены тем элементарным трудовым процессам, которые требуются от нормального рабочего, работающего на конвейере; в) они могут быть достаточно быстро вымуштрованы в доброкачественных водителей управляемых торпед, в водителей, не понимающих, что они идут на верную смерть; г) обучению стрельбе поддаются легко и с охотой, стрелки из них получаются отличные; д) при планомерно проводимом и точно продуманном воспитании эти взрослоподобные дети подчиняются любым приказаниям с покорностью и беспрекословностью, редкой даже у самого забитого взрослого солдата или рабочего; е) всех этих результатов можно достигнуть простейшими болевыми воздействиями, наказаниями в виде лишения пищи и поощрениями сладостями.

Гости внимательно выслушали оба доклада, выразили свое удовлетворение, живейшее чувство благодарности, восхищение научным гением докладчиков, попрощались и уехали на вокзал.

Этим инспекторским посещением закончился первый опытный период научно-педагогической деятельности коллектива доктора Альфреда Вандерхунта.

Спустя несколько дней господин Вандерхунт вызвал к себе Томазо Магарафа, поблагодарил его за добросовестное исполнение возложенных на него обязанностей, вручил ему конверт с деньгами и сообщил, что Усовершенствованный курортный приют больше не нуждается в его услугах. На прощанье, пожимая ему руку, директор напомнил о необходимости соблюдения полнейшей тайны. Магараф снова подтвердил свою верность данному слову. Доктор Сим Мидруб усадил его в машину и проводил на вокзал.

Когда за ним со скрежетом закрылись тяжелые железные ворота приюта, Томазо Магараф облегченно вздохнул, словно с его плеч свалилась гора. Кругом, насколько хватал глаз, раскинулся нормальный человеческий мир.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ, о том, как Томазо Магараф вернулся в город Пелеп, а на другой день снова его покинул

До своего процесса Магараф брал в руки газету только для того, чтобы пробежать столбцы спортивной и театральной хроники. После процесса он потерял всякий интерес к газетам. В Усовершенствованном приюте он свободное время распределял между подготовкой новых номеров, которые должны были расчистить ему дорогу обратно на эстраду, прогулками с Педро Гарго и муравьиными бегами, на которые он умудрился незаметно, по маленькой, просадить свыше шестисот кентавров. До газет он не дотрагивался. Кстати, кроме директора и доктора Мидруба, в приюте их получали только два или три сотрудника.