Академия темных. Игра на выживание - Лика Верх

— А перед тем, как сходить пописать в туалет, мне сначала зайти к тебе или можно после? — Я не удержала свой язвительный тон в узде. Раз хочет обо всех передвижениях знать, значит надо докладывать обо всем.

— Не надо иронизировать.

Надо! Я должна на себя же доносить, где это видано? Еще бы поисковый маяк на меня повесил, маньяк.

— А как прикажешь реагировать? — Я всплеснула руками, едва не заехав оппоненту по лицу. — Ты хочешь, чтобы я была под твоим полным неусыпным контролем? Нет, Витор. Я на такое подписываться не собираюсь.

Витор брови удивленно поднял, мол, ерунду какую‑то несешь, и в подтверждении моих мыслей, сказал:

— Я о тебе забочусь.

Обо мне? Я искренне в недоумении. Это называется забота? Это контроль! Тоталитарный режим. Без моего ведома не ходи, не живи, не дыши.

— Мне не нужна такая забота. — Я собралась было уйти, закончить этот бессмысленный разговор, в котором прав только один, но…

В ногах появилась резкая, сламывающая боль, которая медленно, но верно продвигалась выше. Такой поворот событий взбесил меня окончательно.

Я закрыла глаза, так легче представить ромашковое поле, уже знакомое мне, и начала вытеснять боль за пределы моего тела, однако Витор, как последний мерзавец, продолжил натиск. В результате его темное воздействие обосновалась у моих щиколоток и с каждой секундой стоять становилось труднее. Он что же, хочет чтобы я пала ниц к его ногам? Никогда, никогда более он этого не увидит.

На ромашковом поле я "прибавила" яркость солнца, обрисовала мерцающие светом лучи и… И Витор отступил. Я же, немного придя в себя, приготовилась высказать ему пламенную речь.

— Ты подло поступаешь, "жених". — Последнее слово выплюнула с долей презрения. — Считаешь, что причинив мне очередную боль, ты добьешься от меня чего‑то кроме ненависти? Ты глубоко ошибаешься, если и впрямь так думаешь. — В этот момент меня прорвало окончательно. — Ты не меняешься, Витор! Когда я лежала в лазарете, мне думалось, что ты начал меняться, хотя мысли о твоем возможном преображении сами по себе казались странными. Но я их допускала. Ведь ты так правдоподобно показывал, что можешь быть другим, нормальным.

— Рэне, я…

— Молчать! Я не договорила. — Прикрикнула я, переводя дыхание. — Ты погряз во тьме. Посмотри на себя, ты превратился в садиста и тирана. Я не знаю ваш мир, но под стать тебе вряд ли найдется хотя бы пара человек.

Я с сожалением посмотрела на "жениха", и сказала то, что до последнего думала не говорить:

— Раньше я считала, что любой человек может измениться, но ты… изменил мое представление о людях.

Гамма различных чувств отразилась и в глазах, и на лице Витора, на что без сочувствия я смотреть не могла. Поэтому я решила просто уйти. Пусть думает, мальчик не глупый. Возможно, придет к какому‑нибудь выводу. Возможно. Но утверждать я бы не взялась.

Малена мой вид оценила сразу, с порога.

— Что, успела пообщаться с женишком? — Успела, да. Он успел и настроение испортить, и себя как всегда ниже плинтуса опустить. Как говорят у меня на Родине "наш пострел везде поспел". Вот, это прям про Витора.

— Давай мы не будем это обсуждать, — я ползела в шкаф в поисках сумки, не знаю зачем, но мне захотелось в ней покопаться. — По крайней мере сегодня.

Малена пожала плечами и стала наблюдать за моими манипуляциями с сумкой. Внутри еще лежали некоторые вещи, видимо я прошлый раз не все вытряхнула. Футболка, платье, шорты… Шорты? Откуда бы им взяться? Ладно, не важно. Тряпки, тряпки, тряпки… А что еще я надеялась найти в сумке с вещами? Я залезла в боковой карман и вспомнила. Вспомнила то, что положила туда перед уходом из родительского дома. Дневник Рэне.

— Ты нашла свой дневник? — Малена удивленно вскинула брови.

— Да, а что не так? — Вообще мне его подкинул какой‑то доброжелатель.

— Ничего, просто ты говорила, что потеряла его и несколько месяцев не могла найти. — Да? Любопытно. Может, не потеряла, а украли? Не удивлюсь, если именно так и было. Здесь по — моему воровство в чести.

— Я его нашла у себя в комнате, в замке родителей. — Малена еще больше удивилась.

— Ты не была у родителей больше полугода до исчезновения.

Интересно, очень интересно. У Ирэне украли дневник. Тот, кто украл, был в замке во время "скромного ужина", знал, где находится моя спальня… Я, не проводи меня служанка, заблудилась бы еще на первом повороте. Этот кто‑то хорошо знал замок, расположение комнат… Джен. Это он подкинул дневник. Больше некому. Отец отдал бы лично в руки, мама не могла по стечению обстоятельств, Витор его себе бы оставил, по — любому. Остается Джен. Но… Почему он не отдал мне его, например, во время тренировки, а подбросил в комнату? Вопросы, опять вопросы.

Боги, я хоть на какой‑нибудь вопрос ответ найду, в конце концов, или нет? Умирать в неведении? Или пожить еще? Ну да, хоть бы кто ответил.

— Слушай, Мален, я тут смотрела… Никак вспомнить не могу, что я здесь писала? — Я видела переделанное заклинание, но для чего, зачем, почему — не поняла. Есть шанс, что Ирэне делилась с подругой своими секретами. Маленький конечно, но есть.

— Понятия не имею. — Малена поднялась с кровати, потянулась, широко зевнула и пошла к выходу. — Ты никогда не рассказывала, а я в душу не лезла.

А надо было… Я сейчас хоть что‑то бы узнала.

— Пошли в столовую, перекусим что‑нибудь, а то я голодная…

Перекусить это хорошо. Это надо. За едой и думается лучше. Вдруг озарение меня настигнет. Как Ньютона, с прилетевшим яблоком по голове.

В коридорах как обычно было пусто. Иногда мне начинает казаться, что мы одни на всю Академию. В столовой людей чуть больше, чем в коридоре — пять человек. И эти пять человек молча жуют… что‑то. Даже не знаю, смогу ли я когда‑нибудь привыкнуть к кулинарии этого мира.

— Ты расскажешь, где вы с Дженом "гуляли"? — Спросила Малена, откусывая кусочек от пирога.

Вообще хотела рассказать. Правда. Но надо ли? Появятся лишние вопросы. А с другой стороны, разве сейчас вопросов меньше?

— Давай не здесь. — Мало ли кто может услышать. В высшей степени неразумно будет обсуждать кражу из королевской сокровищницы в столовой. — И лучше, если вы с Дином будете вдвоем, чтобы мне два раза не рассказывать.

Малена помедлила, но все же кивнула. Взгляд у нее сразу стал такой, какой был в наш первый день "знакомства", вернее, моего попаданства. Точно с таким же прищуром она тогда смотрела на меня, а я думала, что Малена вот — вот меня раскусит и чего ожидать потом? Правда, если бы я тогда сказала все, как было на самом деле, что бы со мной сделали? Убили, стерли память, или что‑нибудь еще? На Землю не вернули бы в любом случае. Оставить меня в живых, значит, посеять рассказы о другом мире среди людей моей планеты. Большинство сочтет за бред сумасшедшего, но найдутся и те, кто поверит. Рано или поздно даже о бреде стали бы говорить, строить гипотезы и легенды, соответственно, поставить под удар этот мир.