Ветлужцы - Андрей Архипов

— Ты же говорил, что людей у купца этого было мало? Как он мог вперед идти и одновременно на нас своих людей посылать?

— Так подсылы эти у вас за спиной за день до нашего разделения шастали... — махнул рукой Завид и смутился. — А вот потом, уже после отплытия, из-за недостатка в людишках Якун решил малое селение у церемисов заяти. С этого наши печали и начались... В веси он нескольких мужей побил, а других талями на весла посадил. Заодно имал их баб в полон, а дома в том селении пограбил изрядно. Мы не думали и не гадали даже, что ушедшего купца сызнова повстречаем, однако все вышло не по-нашему. И встретили, и за голову схватились, увидав, что он натворил. А назад уже возврата нет. Тот оправдываться начал, что у него часть людишек от ран не оправилась, а Захарий и Кузьма даже не соизволили воями поделиться, дабы он на весла их посадил... Как же, не соизволили! До того места, где он в отрыв ушел, целый десяток посменно у него на скамьях для гребцов штаны протирал! Лишь меня Захарий к нему не посылал, а остальные почти все там горбатились...

— А тебя почему жалел? Из-за того, что ты Якуна гирькой приголубил?

— Из-за чего же еще? — расстроено заметил новгородец. — А мне все предупреждения Захария о том, что Якун зело злопамятен, в одно ухо влетели, а в другое вылетели. И слова Кузьмы, который мне предлагал у вас перезимовать, туда же делись... Лишь в тот момент, когда меня стрелой угостили со спины в селении у мерян, я понял, что до Новгорода могу и не дотянуть.

— Ты ранен?

— Нет, Бог миловал, а доспех спас. У меня на кожухе под подкладкой железные пластины нашиты, так наконечник одну пробил и в кольчугу уткнулся. Я лишь изрядным синяком отделался, да кость немного побаливает... После той стрелы я и собрался уходить, а Захарий меня отпустил и весточку отцу обещался передать.

— А что у мерян случилось? Как вы к ним попали?

— Так после того, как Якун талей взял, церемисы наверняка силу стали собирать. Он ведь что учудил? Селение кругом не обложил, видоков не порубил — многие сбежали. Из-за этого купцы на него и рассердились, ведь после таких дел через черемисский волок им ходу больше не было.

— И ты так спокойно говоришь о том, что надо было селян порубать? — недоуменно поднял брови Тимка.

— А что? К такому привыкаешь быстро... — пожал плечами Завид и ожесточенно бросил в ответ. — А ты мыслишь, что купеческое дело насквозь чистое, как вода в роднике? Как бы не так, без мути в таких делах не обходится. А уж если творишь скверну, то за собой подчищать надобно, дабы не узнал об этом никто.

— И кто же тебя такому научил? Неужели отец? А может быть Захарий? Или сам Якун, собственной персоной? — стал пытать опять смутившегося Завида донельзя рассердившийся Тимка. — Ладно, давай дальше...

— Вот я и толкую... Пришлось в единый кулак всем сызнова собираться и прорываться на Унжу по другой протоке. Там, как полоняники признались, меря на волоке сидит, да и сам он короче, хоть и многотруден зело. Туда мы и подались, а у них, как на грех, праздник какой-то... Отказа не было, но сборы были, прямо скажу, долгими. А купцам уже невмоготу ждать, того и гляди, ваши вои вместе с церемисами подоспеют. Да и остальным тоже жить хочется. В общем, высадили ворота и навели шороху на все селение. Мужей их за шкирку стали тащить к повозкам, лошадей сами запрягали. Серебром, конечно, потрясли перед старостой, да токмо меряне к тому времени уже успели озлиться. Не знаю, что это за селище у них и как оно величается, но сам лесной хозяин в клети посередине него содержался, дабы умертвить его на медвежьем празднике.

— Ты же говорил, что он священным почитается?

— Почитается, потому в лесу его и не трогают. Однако ловят медвежонка и растят его несколько лет, дабы на празднике этом ему хвалу воздать и призвать его лесных сородичей не трогать племя. Да я про обряды их мало знаю, слышал лишь ненароком... Так вот, рядом с той клетью стоял идол Волоса, сиречь скотьего бога, и каменное святилище его со сводчатыми стенами, прозываемое кереметь. Те меряне и лесному хозяину поклоняются и скотьему. Как начали мы их подгонять, они сразу псов злобных на нас спустили, а потом волхв из керемети выбежал, клеть открыл, да цепь с косолапого снял. Как оказалось, там держали не обычного мишку, но зверя лютого ростом в две сажени. Уж такой здоровый медоед выскочил, что все вои мигом назад подались, я лишь один перед ним остался. То ли безрассудство во мне заиграло, то ли привык я к своему медвежонку и поверить не мог, что меня сей зверь подомнет, но не отшатнулся я. Лишь меч перед собой выставил, хоть и пустое это было дело перед такой зверюгой. Что со мной было бы — не ведаю, но прилетела мне стрела точно под лопатку, бросила на землю прямо под ноги медведя. А следом и самого медоеда завалили — десяток стрелков в упор любого в землю вобьют. А вот найти того, кто мне острый подарочек прислал — не смогли. Прилетел он с того края, где людишки Якуна стояли, однако за руку их не схватили — не до того было. А случайно с двух десятков саженей промахнуться нельзя, лишь слепой на это сподобится. А уж когда я оклемался, то ушкуи наши на повозки громоздили, и всем не до меня было. Тут уж я и понял, что расходятся мои пути-дорожки с Захарием.

-Что значит не до того? — вскинулся Тимка. — Десять человек и никто не заметил? Да быть того не может!

Может, Тимоша, может... — удрученно кивнул Завид. — С дружиной Якуна все понятно: я им в вашей веси всю малину обломал, да так, что ни одной ягодки для них не оставил. А вот наши... Мне кажется, что после того раза я для них чужой стал. Вот если бы я по приказу Захария или Кузьмы вмешался в дела купеческие, то тогда честь бы была мне и хвала. А поелику одобрение на свой почин я получил позже, то либо я считал в тот момент себя их ровней, либо в следующий раз тоже что-то этакое вверну... неведомое. В любом случае простым воям от меня нужно держаться подальше. Так-то вот.

— Так у тебя отец и правда золотой пояс носит...

— То отец, а я ему не наследник. Да и не мешало это никому из новгородцев прежде. В общем, отпросился я у Захария честь по чести, он мне препон чинить не стал и весточку на словах взялся передать. Мол, так и так, остаюсь в Поветлужье зимовать, коли не прогонят. А сам, батюшка, приходи по весне за товаром ветлужским, а заодно и меня заберешь. Потом попрощался с Кузьмой, товарищами моими и вот он я, весь перед тобой. Что скажешь, вступится ваш старшой за меня? Крови на мне нет, но и к ответу черемисы могут призвать за злодеяния Якуна — все-таки мы вместе шли.

— Думаю, что вступится. Не забывай — ты нашу деревню от разорения спас, а этим не одну жизнь сохранил... Ха! А к нам в дружину ты вступить не хочешь? Точнее наставником к нам... недорослям. Если что, имей в виду, что я словечко за тебя замолвлю.

— Ну... мысли о чем то подобном посещали меня. Все одно зиму без дела сидеть надоест, а ныне как раз в полюдье выходить самое время. Да и серебра может на прожитье не хватить, — осторожно начал Завид и недоверчиво переспросил. — Но тебе в этом, какой прок?

— Полюдья у нас нет. Пока нет, и не знаю, будет ли, — поправился Тимка и добавил, вызвав глубокую задумчивость у своего собеседника. — А насчет прока... Жалко мне тебя, Завидка, ведь пропадешь ты. Я очень боюсь, что среди новгородцев ты скоро станешь настоящим воином... Не понимаешь? Про это мне наш полусотник сказал... Что стать смелым и жестоким воем, не жалеющим ни чужих, ни своих... очень страшно. Или для тебя страшно или для других. Пока я боюсь за тебя, Завидка...

Глава 13

Мелкий нудный дождь накрыл собой узкую долину, покрывая мелкой сеточкой капель гладь неширокого речного русла и шелестя мелкой дробью по кронам растущих по берегам деревьев. Сбивая остатки пожелтевшего лиственного покрова, вода стекала по полуобнажившимся веткам и громкой капелью стучала по разлившимся лужам, которые уже не поглощались досыта напившейся землей. Лишь под огромными раскидистыми елями, широко расставившими в стороны свои колючие лапы, можно было передохнуть от падающей с неба холодной влаги, однако и это кажущееся спокойствие иногда нарушалось струйками ледяного душа, все-таки прорывающимися сквозь густые ветки.

— Вот, назола какая! — Вполголоса прошипел Гондыр, поймав один из таких нежданных подарков, просочившийся за шиворот сквозь кольчужные звенья бармицы. Он попытался сдвинуться в сторону, но уже другой ручеек, соскочивший с елового покрова, нашел себе дорогу внутрь, окончательно пропитав влагой и так уже потную нательную рубаху. Как результат, окружающее пространство было очернено весьма крепким выражением, произнесенным, однако, очень тихо. Все-таки напрасная ругань иной раз вызывает гнев богов, а уж десятнику и вовсе не пристало давать выход эмоциям перед своими подчиненными. На всякий случай Гондыр покосился в сторону и оглядел расположившееся под деревьями на отдых воинство, по сию минуту испускающее пар от продолжительного бега по пересеченной местности. Увиденное потешило самолюбие, хотя он и понимал, что представшая картина была не только его заслугой. В то время как черемисы пытались отдышаться, лежа на подстилке из почти сухой хвои, и совсем не скрывали своей усталости, удмуртский десяток уже вовсю занимался хозяйственными делами, натирая жиром кольчуги и проверяя сохранность запасных тетив от вездесущей влаги. Коньга даже развесил свою мешковатую одежду на высоко вознесшихся нижних ветках деревьев, хотя на этот балахон из посконины без слез нельзя было глядеть. От дождя он защищал мало, материи на оба образца невзрачной одежды ушло изрядно, однако полусотник такие одеяния одобрил и даже дал им упомянутое выше название. А раз так, то всем понятно, что язык лучше держать за зубами, иначе Иван потом посмеется вместе с шутниками, а потом заставит носить такую рвань всех поголовно. Да и ради справедливости все-таки стоило признать, что грязные пятна под цвет пожухлой осенней травы делали Коньгу и его напарника Сурму совсем неприметными на фоне почти облетевшего леса.