Проект: Полиморф. Созданный монстр. Том 2 (СИ) - "Liziel"

Аллиет-Лэ мягко заключил лицо брата в ладони и приблизился, соприкоснувшись лбами. В голове вертелись умные слова и про безумную благодарность, и про бесконечное счастье, за неисчерпаемые умные советы. Но для Лаккомо все эти слова казались слишком пафосными в такой простой момент. Эйнаор молчал, блаженно подсев на щедро подставленную волну ментала и слушал ее как мелодию. И наконец, когда у старшего окончательно улетели все мысли о работе, и остался только Эйнэ, самый близкий родной человек, простые слова сами сорвались с языка:

- Как же я рад, что ты у меня есть…

А потом, видя, как близнец едва не заискрился счастьем, Лаккомо притянул брата за плечи, а еще через несколько мгновений уронил сверху на себя, заключив в объятья и смеясь, как в детстве. Эйнаор смеялся вместе с ним, и в тот момент обоим близнецам казалось, что во всей звездной системе для них нет ничего невозможного.

Глава 8. Особенности коммуникации

Эскадра особого назначения «Белый шторм»

Обстановка в эскадре последнее время стремительно ухудшалась. И причиной тому были последние задания, спущенные из самой Цинтерры. Ничего нового, с чем бы группа ликвидаторов не справилась. Однако, Кенси начал всерьез задумываться о благоразумии Верховного Канцлера, который, последнее время на выступлениях выглядел все более болезненно, агрессивно и вспыльчиво. И ладно бы экспрессивный политик с проблемами в здоровье просто бросал злые высказывание в эфир о колонистах. Так еще от его приказов, Кенси хватался за голову.

Генерал терпел и даже прощал своим людям тихие ядовитые высказывания в адрес выступающего лица. Джареф молчал о своем мнении и спускал даже коренным цинтеррианцам тайные разговорчики о недоверии к сородичам-правителям. Не терпел Кенси только внутренней агрессии на борту, рукоприкладства и прямого отказа от выполнения приказов. На этом ломалось даже гибкое генеральское терпение к своей космической семье. Но даже в этом случае Кенси давал офицерам шанс посидеть в изоляторе на корабле и подумать. А не ссылал их на планету под трибунал. Хотя должен был. Но не делал. Отмазывал от корабельных особистов и врал им, ссылаясь на проблемы со здоровьем, психикой, и отсутствие у парней должного отдыха, тем самым подставляя себя. Кенси всерьез рассчитывал утрясти проблемы в эскадре своими силами, не вынося бардак «на планету», где его могут лишить половины привычного экипажа. Потому что космос – это такая среда, которая обычно варится сама в себе и всегда в изоляции на несколько месяцев. Тут или привыкаешь к соседу как к своей руке, или расстаешься с ним в первый же месяц работы. Правда, психозы у людей тут явление все равно регулярное. И не редки случаи, когда близкий друг, с которым служил десять лет, как с побратимом, может неожиданно узреть в очередном прыжке «вечность во тьме» или какие-нибудь «голодные рты», и начать вести себя неадекватно.

Вот и сейчас Кенси для особистов грешил на очередные «психозы» и требовал у корабельных психологов постоянный доклад о работе с проштрафившимися офицерами. Но только разговорами настроение людей было уже не вернуть в привычное русло. И отключение военных от информационной сети уже бы не спасло раздраженные умы. Впервые их поколение застало Федерацию в таком критическом положении на грани серьезной космической войны, и люди, те самые космические, вроде бы, бойцы, боялись! Боялись того, что конфликт метрополии и колоний перейдет черту, и звездная система погрузится в хаос.

Серьезной войны боялись как огня на борту космолета. Все понимали, что огневая мощь военных кораблей достигла того предела, когда одна эскадра с космоса может выжечь целый континент.

Но страхи и недовольства бойцов «Белого шторма» были несколько иными. И там, где другие военные ОКФ боялись, что неудачный выстрел по пиратам может попасть в какой-то Очень Важный Гражданский Корабль, «Белый шторм» боялся, что их очередной целью как раз станет такой Важный Корабль.

И причины таких опасений были весьма не иллюзорные.

Кенси и раньше смирялся с сомнительными приказами командования, когда надо было ликвидировать неугодных генералов. Он осознавал, насколько важна для Федерации ее целостность и порядок. Он подписывался на особые миссии.

Но та ликвидация кораблей, которая вела впоследствии лишь к обострению конфликта, начинала выходить за рамки его логики.

И пока его экипаж на борту огрызался друг на друга, и за последнюю неделю, судя по доносам от доверенных лиц, тайно подговаривал делиться на лагеря, Кенси держал порядок железной рукой, а в остальное время осторожно пробовал собрать сведения, и самостоятельно сделать выводы о происходящем.

Со стороны «Белого Шторма» ситуация вырисовывалась особо странная. Планеты катились в войну так резво, будто все годы до этого Цинтерра и ее младшие братья колонисты только и готовились к этому. Официальные выступления противоречили действиям. Попытки подавить конфликт оборачивались для «Белого шторма» тем, что этот конфликт лишь обострялся. И это явно не походило на ошибки. А скорее выглядело как продуманная диверсия и… чего уж тут… целенаправленный вред всей системе. Как будто кто-то воспользовался небольшим обострением в пиратской сети, и на этом намеренно раздувал волну невиданного масштаба, чтобы утопить все планеты в раздоре.

Логика не держалась логики. И за последние месяцы Кенси лично со своей эскадрой по приказам уничтожил столько не военных и не пиратских кораблей, что если бы не работа на Канцлера, то вся, буквально вся, Федерация была бы в праве его судить за разбой, диверсии и даже терроризм.

Когда Кенси свел все факты и странности, ему натуральным образом поплохело, и генерал сутки провел в личной каюте с головной болью. Чувства, что его подставляют на каждом задании, съедали остатки нервов и подтачивали крепкую психику верного Федерации генерала. Джареф любил Цинтерру. И любил Федерацию, какой она была несколько лет назад. И эта любовь, честность и вера в правильность поддерживала генерала, не давая ему еще раньше скатиться в апатию от одной мысли, что за проступок его самого могут ликвидировать. Даже не судить.

А теперь родная звездная система вовсе зажимала его меж двух огней. И Кенси с нарастающей тревогой ждал всплытия либо полицейской эскадры, которая сопроводит его на суд к колонистам, либо другой «Шторм», который его попросту уничтожит из-за доносов штабных офицеров о его «ненадежности».

Но дни текли своим чередом. Убивать их никто не собирался, зато новые приказы после бунта на Флайтоне не оставляли дней на вольный простой. Кенси чувствовал на себе слежку, ощущал укоризненный взгляд старшего помощника, видел страх в глазах экипажа, но все равно выполнял очередной приказ. Стреляя или посылая механоидов выбить из строя корабль неизвестного назначения, на борту которого могло находиться нечто важное. Или кто-то важный. Ведь контрабандисты и прочие нелегалы тоже не дураки – все маскировались под гражданских частников, и при выходе на связь могли даже легально зарегистрированный номер своей консервы назвать с фиктивной накладной для перевозки.

Кенси не выходил с будущими жертвами на связь. Делал все, как велел приказ, и говорил своим людям, что их натравили на очередных нарушителей закона. Так было ему проще. Так было другим проще. Но новостные ленты потом пестрели заголовками о потере связи с важной делегацией экспертов, дипломатами, переговорщиками… Или о нападении неизвестных на представителей торговых гильдий и даже на цинтеррианских деятелей. А поскольку даже на своем корабле он был не единственный, кто мог сопоставить данные из сети с проделанной работой, то экипаж начинал тихо генерала ненавидеть.

Джареф понимал, что долго так продлиться не может. И под давлением обстоятельств либо он станет жертвой экипажа, либо их таки отзовут от работы. Но экипаж был ближе. Недовольство нарастало. Верных людей, с кем можно было обсудить происходящее, почти не осталось. И Кенси тихо зверел, окончательно запутавшись, где в окружающем космосе для него нет врагов.