Жатва - Тесс Герритсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется, что-то помню. У них был совсем маленький ребенок.
— Да, эта история. Я постараюсь провернуть запросы на эксгумацию.
— Слизень, ты что собрался искать?
— Пока не знаю. То, что просмотрели тогда, но найдем сейчас.
— И ты хочешь что-то найти в останках шестилетней давности? — засмеялся неисправимый скептик Роуботам. — Да ты никак решил заделаться оптимистом.
— Миссис Восс, вам опять прислали цветы. Принести сюда? Или вы хотите, чтобы я оставила их в гостиной?
— Нет, принесите сюда, — попросила Нина.
Сидя в кресле возле своего любимого окна, она смотрела, как горничная внесла вазу в спальню и поставила на ночной столик. Теперь женщина стремилась придать букету более привлекательный вид, разделяя стебли. Нину омыло волной аромата шалфея и флоксов.
— Поставьте вазу сюда, рядом со мной.
— Хорошо, мэм.
Горничная перенесла вазу на чайный столик возле кресла Нины. Но вначале ей пришлось убрать оттуда вазу с восточными лилиями.
— Это ведь не ваши привычные цветы?
Чувствовалось, горничная не одобряет букет, присланный хозяйке.
— Да, — улыбнулась Нина, глядя на необычную подборку.
Она любила цветы и хорошо разбиралась в них. Бегло взглянув на сполохи красок, она сразу определила, из чего составлен букет. Русский шалфей и розовые флоксы. Фиолетовые рудбекии и желтые гелиопсисы. И ромашки. Множество ромашек. Такие обычные, неприметные цветы. И как только кому-то удалось найти ромашки в середине октября?
Она провела рукой по головкам цветов, вдыхая ароматы позднего лета. Нина помнила запахи своего сада. Как она любила возиться с цветами. Болезнь лишила ее и этой радости. Лето прошло. Их дом в Ньюпорте закрыт на зиму. Наступил самый ненавистный для нее сезон. Увядание сада. Возвращение в Бостон, в этот дом с позолоченными потолками, резными дверными проемами и ванными из каррарского мрамора. Здесь было много темного дерева, а оно всегда действовало на нее угнетающе. Их летний дом был пронизан светом, теплым ветром и запахом моря. А бостонский дом всегда навевал мысли о зиме.
Нина вытащила ромашку и вдохнула ее резкий запах.
— Может, вернуть обратно лилии? — предложила горничная. — Они так прелестно пахнут.
— У меня от них болит голова. А кто прислал этот букет?
Горничная отцепила прикрепленный к вазе конвертик, открыла клапан, достала карточку.
— Здесь написано: «Миссис Восс. Скорейшего выздоровления. Джой». Больше ничего.
Нина наморщила лоб:
— У меня нет знакомых женщин по имени Джой.
— Возможно, потом вспомните. Не хотите ли прилечь? Мистер Восс говорит, что вам нужен отдых.
— Я уже належалась в постели.
— Но мистер Восс говорит…
— Я лягу. Попозже. А сейчас я хочу еще посидеть у окна. Одна.
Горничная застыла в нерешительности. Потом, кивнув, с явной неохотой покинула спальню.
«Наконец-то, — подумала Нина. — Наконец-то я одна».
Всю прошлую неделю, едва она вернулась из клиники, ее постоянно окружали люди. Частные сиделки, врачи, горничные. И Виктор. Прежде всего Виктор, буквально нависший над ее кроватью. Он читал ей вслух все открытки с пожеланием выздоровления, следил за всеми ее телефонными разговорами. Защищал ее, изолировал от окружающего мира. Делал узницей этого дома.
И все потому, что он ее любил. Слишком сильно ее любил.
Нина устало привалилась к спинке кресла. На противоположной стене висел ее портрет, написанный вскоре после женитьбы. Виктор сам нашел художника и даже выбрал платье, которое она должна была надеть для позирования. Длинное платье из розовато-лилового шелка, по которому шли неброские розы. На портрете Нина стояла под деревом. Ствол дерева обвивал плющ. В одной руке она сжимала белую розу, вторая была неуклюже опущена. На губах застыла робкая, неуверенная улыбка, словно в тот момент она думала: «Я тут стою вместо другой женщины».
От девушки на портрете ее отделяло двадцать пять лет. Вглядываясь в знакомый холст, Нина убеждалась, что за эти годы она почти не изменилась. Конечно, внешне она уже не та юная невеста в саду. Нет былого крепкого здоровья, нет тех кипучих жизненных сил. Но ее характер во многом остался прежним. Все такая же робкая и неуклюжая. По-прежнему собственность Виктора Восса.
Она услышала его шаги и подняла голову.
— Луиза сказала, что ты все еще сидишь в кресле. — Виктор влетел в комнату. — Тебе необходимо вздремнуть.
— Виктор, я прекрасно себя чувствую.
— По тебе не скажешь, что ты достаточно окрепла.
— Но прошло уже три с половиной недели. Доктор Арчер говорил, что другие его пациенты в это время вовсю гуляют по ленте тренажера.
— Меня другие его пациенты не касаются. Я не сравниваю тебя с ними. Тебе необходимо лечь и поспать.
Нина выдержала его взгляд и твердым голосом сказала:
— Я не лягу. Мне хочется посмотреть в окно.
— Нина, я всего лишь забочусь о твоем здоровье.
Но она уже отвернулась от него и смотрела в парк. На деревья, листва которых из желтой превращалась в бурую. Цвет предзимья.
— Я бы хотела прокатиться на машине…
— Пока еще слишком рано.
— …к парку. К реке. Куда угодно, подальше от этого дома.
— Нина, ты меня не слушаешь.
Она печально вздохнула:
— Нет, Виктор. Это ты меня не слушаешь.
Супруги замолчали.
— А это откуда? — спросил он, указывая на вазу возле кресла.
— Недавно прислали.
— Кто прислал?
Нина пожала плечами:
— Какая-то женщина по имени Джой.
— Такие цветы можно охапками собирать по обочинам.
— Потому их и называют полевыми. Или луговыми.
Подхватив вазу, Виктор поставил ее на стол в дальнем углу спальни. На чайном столике вновь оказалась ваза с восточными лилиями.
— Все лучше, чем какая-то трава, — буркнул он и вышел из комнаты.
Нина смотрела на лилии. Они были прекрасны. Экзотические, совершенные цветы. Вот только их обволакивающий аромат вызывал у нее головную боль.
Смахнув невесть откуда появившиеся слезы, Нина заметила конвертик, присланный вместе с полевыми цветами.
Джой. Кто же такая эта Джой?
Нина открыла конверт, достала карточку. Только сейчас она заметила надпись на обороте: «Некоторые врачи всегда говорят правду».
Ниже стоял телефонный номер.
Нина Восс позвонила в пять вечера. Эбби была дома одна.
— Это доктор Ди Маттео? — негромко спросил женский голос. — Одна из врачей, которые всегда говорят правду?
— Здравствуйте, миссис Восс. Значит, мои цветы до вас все-таки дошли.
— Да, благодарю вас. И цветы, и ваше довольно странное послание.
— Я перепробовала все способы связи с вами. Письма. Звонки.
— Почти десять дней назад меня выписали из клиники.
— Но вы были вне досягаемости.
— Понимаю, — после недолгого молчания сказала Нина.
«Она даже не представляет, в какой изоляции живет, — подумала Эбби. — Не догадывается, что муж обрубил все ее связи с внешним миром».
— Скажите, сейчас кто-нибудь слышит наш разговор?
— Нет. Я одна. А в чем дело?
— Миссис Восс, мне необходимо увидеться с вами, но так, чтобы ваш муж не знал. Вы можете это устроить?
— Вначале скажите зачем.
— По телефону мне сложно вам объяснить.
— Я не стану встречаться с вами, пока не узнаю причины.
— Это… касается вашего сердца. Того, что вам пересадили в Бейсайде.
— И что?
— Никто не знает, кому оно принадлежало раньше. И откуда его доставили. — Эбби помолчала, затем тихо спросила: — Миссис Восс, а вы знаете?
Из трубки доносилось лишь быстрое, неровное дыхание Нины.
— Миссис Восс!
— Мне нужно идти.
— Подождите. Когда я смогу вас увидеть?
— Завтра.
— Каким образом? Где?
Снова возникла пауза, и только в самом конце, прежде чем повесить трубку, Нина сказала:
— Я найду способ.
Дождь безостановочно барабанил по полосатому навесу над головой Эбби. Она целых сорок минут стояла и мерзла напротив оптового склада сети магазинов Челуччи. К воротам склада без конца подъезжали грузовики, где их уже ждали рабочие с погрузчиками и тележками. В недрах здания исчезали безалкогольные напитки «Снэпл», чипсы «Фрито-лей», сигареты «Уинстон». С картонок промерзшей Эбби улыбался нестареющий малыш Дебби, любитель разных вкусных штучек.
Двадцать минут пятого. Дождь припустил еще сильнее. К нему добавился ветер. Эбби ругала себя, что выбрала обувь не по погоде. Ноги промокли и промерзли. Она торчала здесь целый час, с каждой минутой все больше убеждаясь, что Нина Восс не приедет.
Неподалеку от Эбби стоял грузовик компании «Прогрессо фудс». Его двигатель вдруг ожил. Грузовик рванулся с места, обдав ее облаком выхлопных газов. Эбби отвернулась. Наверное, за это время к тротуару и подъехал черный лимузин. Окошко водительского сиденья опустилось на несколько дюймов.