Истребитель ведьм (сборник) - Гжегож Бабула

Смит долго смотрел ему вслед, пока силуэт сгорбленного, с руками в карманах Джонса не скрылся за поворотом. Затем он с удовольствием вытянулся на траве.

Его разбудил стук конских копыт. Он чуть приподнял голову и посмотрел вниз, на дорогу. Дг-а всадника, черные плащи, черные шлемы, закрывающие верхнюю половину лица, рослые вороные кони.

“И чего я прячусь?” — подумал он, сползая в какое-то углубление.

Всадники промчались рядом, солнце сверкнуло на панцирях под плащами. Ветер принес с дороги поднятую конскими копытами пыль.

Он полежал еще минуту, затем встал и вернулся на дорогу.

— Может быть, ты лишился таким образом хорошего обеда и информации вдобавок, — сказал он сам себе, глядя на мчащееся по долине облачко пыли. — А может, это и к лучшему.

Лес. Увидев на горизонте темную полоску, он отчаялся прийти в ближайшее время куда-нибудь, где будет еда и кусочек крыши над головой.

Солнце клонилось уже к западу, набухая краснотой, когда он добрался до первых деревьев. Заглянув в просеку, в которой скрывалась дорога, он забыл о голоде. Снова всадники. Их окостеневшие тела лежали поперек тракта. Смит подошел ближе. Под сплющенным черным шлемом виднелось лишь немного более светлое пятно лица. Чуть дальше лежал второй. Длинная массивная стрела прошила его шею точно спереди. Верхняя половина тела склонилась набок, мертвец как будто приглядывался к смельчаку, осмелившемуся нарушить его покой.

Он смотрел. Ни о чем не думая, ничего не чувствуя, он весь обратился в зрение. Нужно что-то делать… Пойти…

— Это… Это не самое лучшее место для ночлега. — Он обошел трупы.

— Стой! Ни с места!

Что за голос? Так могли бы говорить деревья.

— Джонс? Это ты дурака валяешь?

Из лесу вышел мужчина. Это был не Джонс. У него не было правой руки. В левой он уверенно держал арбалет.

— Не знаю никакого Джонса, — сказал он. — Ты кто?

Хороший вопрос.

— Меня зовут Смит. Иду с гор. Это все, что я о себе знаю.

Однорукий изучал его лицо, одежду. Его взгляд на секунду задержался на тощей сумке.

— Не ахти как много, — сказал он наконец. — Как ты относишься к Слову?

Смит не понял.

— К какому слову? — спросил он и заметил, что однорукий улыбнулся, как если бы ожидал именно такого ответа.

— Есть хочешь?

По сторонам дороги появились пять… шесть… восемь силуэтов. Неподвижные, беззвучные призраки, лишь чуть темнее фона.

— Идем, — буркнул Однорукий и шагнул в лес.

Черные силуэты исчезли, слившись с темнотой. Может, их вообще не было?

Смит заколебался.

— Я жду, — в голосе, долетевшем из-за деревьев, слышалось нетерпение. Это не было приглашение. Это был приказ.

Они шли долго — час, может быть, три. Время перестало существовать. Смиту казалось, что они будут идти так до конца света, что уже ничего нет, кроме блуждания в темноте среди деревьев, и что сопение Однорукого — единственный оставшийся в мире звук. Он спотыкался о корни и лежащие на земле сухие ветки, напарывался на деревья. Свет, пробивающийся через чащу, вызвал удивление. Только потом Смит сообразил, что они наконец-то пришли. Однорукий исчез. Смит остался один на один с этим мигающим светом. Он направился туда. Деревья остались позади, и он увидел большой костер, вокруг которого неподвижно и молча сидели какие-то люди. Один из них встал, и его колеблющаяся, тень упала к ногам Смита.

— Подойди сюда, — это был голос Однорукого.

Он подошел, и его недавний проводник показал ему место рядом с собой. Уселись одновременно. Второй его сосед оказался стариком. Его длинные седые волосы падали на сгорбленную спину, над впалой грудью нависла редкая борода. Он сидел неподвижно, уставившись на пляшущее пламя. Даже не пошевелился, не обратил на Смита ни малейшего внимания. Смит ощутил прикосновение чьей-то руки на своем плече. Он обернулся. На него смотрели огромные черные глаза, в них плясал отблеск восторга. Некоторое время он ничего, кроме этих глаз, не видел. К действительности его вернул запах жареного мяса и свежего хлеба, поднимавшийся с большого деревянного подноса, который протягивала ему юная девушка.

— Ешь, — сказал Однорукий.

Девушка улыбнулась, когда он слишком, может быть, резко схватил поднос, встала и исчезла во тьме.

Он ел и чувствовал на себе взгляды сидящих вокруг костра мужчин. Юноши, в основном юноши, только некоторые из сидящих постарше. Они ждали, пока он закончит есть.

— Кто ты? — повторил уже заданный раньше вопрос Однорукий.

— Не знаю, — ответил он.

— Откуда ты?

— Не знаю. Иду с гор. Вышел из тумана.

В круге зашептались. Бородатый мускулистый мужчина спросил:

— Чем ты докажешь, что ты не шпион Стражников?

В круге одобрительно зашумели. Смит почувствовал укол тревоги. О чем спрашивает этот человек?

— Я не смогу этого доказать, — сказал он наконец. — Я не знаю даже, кто такие эти Стражники. Я ничего не знаю об этой стране, так же как и не знаю, где я родился. Меня зовут Смит. И это все.

— Ты видел Стражников. Там, на дороге, — сказал Однорукий. — Они тебя обогнали. Как случилось, что ты не попал в их руки?

Тревога росла.

— Я лежал в траве. Услышал топот коней, когда они были еще далеко, и спрятался у дороги. Они меня не заметили, проехали рядом.

Снова шепот.

— Говоришь, что до сих пор никогда не видел Стражников и ничего о них не знаешь? — вопросительно глянул на него Однорукий.

— Да.

— Тогда зачем ты от них спрятался?

Воцарилась мертвая тишина. Он чувствовал, как тяжелые, выжидающие взгляды мужчин впиваются в его лицо. “… Вот-вот, почему?.. — подумал он. — Может, не надо было бы этого делать?..”

— Не знаю. Просто я увидел их и решил, что лучше будет, если спрячусь.

“Кто эти люди? И где я?”

— Кто такой Джонс? Ты назвал эту фамилию на дороге.

“Джонс? Кто это — Джонс? Ах, Джонс!”

— Вы его не видели? Он должен был идти по этой дороге несколькими часами раньше. Я встретился с ним утром. Он такой же, как я: ничего не помнит, тоже вышел из тумана в горах.

— Никого похожего на тебя раньше мы не видели, — сказал Однорукий.

— Хитрость Жрецов неисчерпаема, — на другой стороне костра поднялся высокий юноша. — Мы перебили всех шпионов, которых они к нам заслали. Их легко было уличить. Они слишком рьяно плевали на Слово, слишком громко кричали, что надо повесить всех Стражников и Жрецов, слишком горькие слезы лили над судьбой народной. Теперь Жрецы придумали такого, как ты, пришелец. Такого, который ничего не знает, ничего не помнит. В горах всякое случается и легко сказать: ничего, дескать, не помню, туманом память отшибло. Этого ни опровергнуть, ни доказать нельзя. Но туман оставил тебе глаза, чтобы смотреть, уши, чтобы слушать, и язык, чтобы обо всем мог рассказать Стражникам. Я считаю, что ты лжешь, пришелец. Ты шпион Стражников! Отвечай!

“Что ответить?.. Как доказать?.. Ведь Это может быть правдой…”

— Я за тебя отвечу, — голос, исходивший из впалой груди, был удивительно сильным и чистым. Смит удивленно оглянулся. Он почти забыл о неподвижно сидящем рядом молчаливом старике. Тот поднялся на ноги, медленно, с усилием. Все повернулись к нему, шепот утих.

— Лучник молод и горяч, — сказал он. — Везде видит врагов, рвется в бой. Ненависть к Жрецам — причина тому, что он видит только глазами, его сердце слепо. Это начало страшной болезни. Когда-то ею заболели Жрецы, затем они заразили Стражников, и зараза распространяется дальше. Ты тоже начинаешь болеть, Лучник.

Смит видел, что слова Старика стирают самоуверенность с лица молодого человека.

— Я знаю, что пришелец говорит правду. Вы скоро в этом убедитесь.

Старик умолк и задумался, глядя на огонь. Над поляной повисла тишина. Наконец он поднял глаза на Смита.

— Ты странный человек, пришелец, — сказал он, — очень странный. Я чувствую в тебе чужеродность, причем такую, какой до сих пор не встречал. И в то же время мне кажется, что ты один из нас, что ты вырос здесь и идешь той же, что и мы, дорогой. Такие, как ты, сюда не попадают. Не обижайся на нас за нашу подозрительность. Вскоре ты поймешь, откуда она. Иди отдохни, а завтра можешь спрашивать.

Старик повернулся и скрылся в темноте. Никто не пошевелился. Смит сидел тоже, не зная, как быть дальше. На него никто не смотрел. Мужчины задумались, замкнулись в себе. Он знал, что слова Старика спасли ему жизнь. Страх и ощущение угрозы были куда как реальными. Тем не менее, где-то в подсознании он постоянно оценивал все происходящее вокруг него как бы со стороны, с некоторого отдаления. Он интуитивно чувствовал, что опасность кроется в нем самом, в тех неясных воспоминаниях, которые бродят в его голове, в том, что он может из них узнать, и в том, что стоит за ними. Смит попытался еще раз вспомнить все сначала. И еще раз, второй, третий… Вращаясь в замкнутом круге одних и тех же фактов и домыслов, он, однако, никак не мог пробиться вглубь памяти.