Из Багдада в Стамбул - Карл Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро Халеф соорудил для меня некое подобие навеса, я погрузился в воду, а затем улегся на подстилке из листьев, заменившей мне больничную койку. Язык у меня был темно-красный, в середине – черный и сухой, температура изматывала меня по-прежнему – становилось то жарко, то холодно; то, что делал хаджи, я видел сквозь туман, а голос его разбирал как через пелену, а вернее, он звучал, как голос чревовещателя. Кровавые пятна и опухоли стали еще больше, и к вечеру, в мгновение, когда жар спал, я попросил Халефа вскрыть нарывы. Дело было опасное, но оно удалось. Чтобы ночью не провалиться в еще больший кошмар, я попросил хаджи почаще встряхивать меня и поливать водой. Так прошла ночь, занялось утро. Я почувствовал себя немного лучше, и Халеф отправился на охоту. Он принес несколько уток и зажарил на вертеле. Есть я, по-прежнему, ничего не мог, он тоже сидел и ни к чему не прикасался. Только собака немного закусила. Как не соответствовало названию Фрат (Райская река) наше состояние!
Смертельно больной, без врачебной помощи, кроме той, что мы сами могли себе обеспечить, в объятиях чумы, перед полураскрытыми воротами в мир теней. В Хиллу или другое место путь был заказан, нас бы сразу убили. Что бы я делал без верного Халефа, который отдал бы все, лишь бы я поправился!
Сегодня был четвертый день болезни, а я слышал, что именно он – решающий. Я очень надеялся на помощь свежих воды и воздуха. Несмотря на то, что здоровье мое заметно сдало из-за волнений последних дней, я доверял ему больше, чем сомнительному врачеванию, о котором имел весьма туманное представление.
К вечеру жар немного спал, и в абсцессах наметилось некоторое улучшение. Этой ночью я спал намного спокойнее, а когда утром предъявил Халефу язык для осмотра, он заявил, что он стал более влажным, а черный цвет почти исчез. Я стал надеяться на исцеление, но после полудня вдруг заметил, что мой слуга являет те же симптомы, что были у меня, – головокружение, жар и так далее… К ночи я уверился, что он заразился. Я велел ему идти в воду, и он, шатаясь, побрел к ручью.
– Халеф, ты сейчас упадешь! – закричал я.
– Ох, сиди, у меня все кружится перед глазами!
– Ты заболел. Это чума!
– Я знаю.
– Ах, это я тебя заразил!
– Значит, Аллах пожелал этого, как сказано в Книге. Я умру, а ты пойдешь и отомстишь.
– Нет, ты не умрешь, я выхожу тебя.
– Ты? Да ты сам одной ногой…
– Мне уже лучше, и я смогу сделать то же, что делал ты.
– О, сиди, что я против тебя! Дай мне умереть.
У него начиналась такая же апатия к жизни. Какое-то время ему удавалось скрывать от меня подбиравшийся недуг. Наверное, мы вместе подцепили болезнь, когда в Багдаде наблюдали за караваном, и сейчас у него начиналась тяжелейшая форма, при которой все признаки чумы проявляются с удесятеренной силой.
Я с ужасом вспоминаю об этих днях, когда мне приходилось делать Халефу то, что производил со мной он, только гораздо в больших дозах. Он, в конце концов, поправился, но даже на десятый день болезни был еще так слаб, что я должен был носить его, а сам едва мог удержать в руках ружье. Счастье, что наш «чумной барак» так никто и не обнаружил. Когда я первый раз увидел свое отражение в ручье, то ужаснулся заросшей голове и мертвецкой бледности лица, глянувшего на меня. Неудивительно, что стервятники кружили над нами, а шакалы и гиены, приходя на водопой, внимательно поглядывали на нас из-за кустов тростника, не окажемся ли мы скоро их добычей. Но они вынуждены были быстро ретироваться, ибо Доян не проявлял к ним дружеских чувств.
Первую вылазку я предпринял к могиле персов, которую обнаружил пока что нетронутой. Я пришел пешком и около часа просидел возле башни, а живые образы ушедших стояли перед моим мысленным взором.
Внезапно залаял пес. Я повернулся и увидел группу из восьми всадников с ловчими соколами и сворой собак. Они тоже меня заметили и подъехали.
– Кто ты? – спросил мужчина, по виду предводитель.
– Чужеземец.
– Что ты здесь делаешь?
– Я скорблю по убитым, похороненным тут. – И я указал на могилу.
– А от какой болезни они умерли?
– Они были убиты.
– Кем?
– Персами.
– Ах, персами и арабами-зобеидами? Мы слыхали об этом. Они убили многих, кто был тогда на канале.
Я вздрогнул, потому что под «многими» подразумевались Линдсей со своими людьми.
– Ты точно это знаешь?
– Да. Мы принадлежим к племени шат и сопровождали паломников до Кербелы. И там мы это слышали.
Это, наверняка, ложь. Шаты живут далеко на юге, и появляться здесь могут лишь в исключительных случаях. С другой стороны, соколы у них на руках говорили о том, что они на охоте и родина их рядом. Но я был так опечален, что не придал этому несовпадению значения.
Тут один из них подъехал ко мне вплотную и сказал:
– Что это у тебя за необычное ружье? Покажи-ка!
Он протянул руку, я же отвел свою с ружьем назад и ответил:
– Это ружье опасно для тех, кто не умеет с ним обращаться!
– А ты мне покажи, как это делать!
– Хорошо, только сперва ты слезешь с лошади и мы с тобой отойдем в сторону. Кто же выпустит из рук ружье, если чувствует, что ему угрожает опасность?
– Ну, хватит, оно мое!
Он снова протянул руку и одновременно пришпорил лошадь, направив ее прямо на меня. Тут Доян совершил великолепный прыжок, схватив этого араба за руку и сдернув его на землю. Араб, удерживавший свору, издал крик и спустил собак, которые тут же бросились на Дояна.
– Отзови собак! – крикнул я, поднимая штуцер.
Мои слова остались без внимания, и я, недолго думая, четырежды нажал на курок. Каждый выстрел убивал по собаке, но я потерял из виду предводителя, который поднялся с земли, бросился на меня и повалил. Сил у меня было маловато, и он быстро одолел меня, прижав к земле. Остальные сгрудились вокруг. Ружье у меня отняли, нож – тоже, а потом меня связали и усадили спиной к каменной стене.
Тем временем Доян оборонялся против трех уцелевших псов. Его здорово порвали, шла кровь, но он держался, не подставляя противнику горло.
Тут один из арабов поднял ружье, прицелился и спустил курок. Пуля попала моей собаке между ребер. В этот момент ее полудикие сородичи набросились все разом и буквально разодрали ее на куски.
У меня было чувство, будто у меня отняли лучшего друга. О эта немощь! Если бы были прежние силы, я бы превратил всех их в месиво из костей и мяса!
– Ты здесь один? – спросил, как ни в чем не бывало предводитель.
– Нет, у меня есть спутник.
– Где он?
– Рядом.
– Что вы здесь делаете?
– Нас по дороге захватила чума, и мы задержались здесь.
Это была единственная возможность избавиться от этих нелюдей. Едва я произнес зловещее слово, они отпрыгнули от меня с криками ужаса. Только предводитель остался на месте и, мрачно ухмыльнувшись, произнес: