Лица века - Виктор Кожемяко

Ю. Б. Писатель, рождая своего героя, вкладывает ему мысли, чувства, фразы, формулы, умозаключения, исходя из сущности того образа, который он рисует. То есть автор знает, что было, что есть и что будет с его персонажем. Великая книга «Жизнь Клима Самгина» – история предреволюционной интеллигенции. Много там высказано идей и суждений, раздражающих нас. Но это высказывают персонажи Горького, а не лично автор в своем дневнике. Было бы ошибочно полностью соединять в мыслях и поступках писателя с образами, им созданными. Уже обдумывая книгу, автор «проигрывает» роли всех будущих главных героев. Он становится и влюбленным, и ненавидящим, решительным и растерянным до заискивания, робким и гордо непреклонным, то есть – переживает множество душевных состояний. Ведь в каждом из нас посеяны зерна добра и зла, то, что я называю миром и антимиром, поэтому в воображении писатель может преобразиться по мере своего дара в другого человека, прожить чужую жизнь, родиться и умереть.

Что касается детей, то на этот вопрос я смог бы ответить более или менее точно через 10–15 лет. Я не хочу лгать, потому что знаю, какие наряды, какие окраски, какую проверенную парфюмерию имеет бессмертная госпожа ложь! Ложь – правдоподобная, оголенная, завистливая, злобная, опорочивающая, подобострастная, лукавая, святая, спасительная, убивающая, ложь, преподносимая как истина, а истина, подаваемая как ложь…

В. К. А что вы думаете о школьном воспитании сегодня? Ведь учебники и программы за последние годы претерпели радикальнейшие изменения.

Ю. Б. Что ж, если говорить о литературе, например, то многие авторы включены в учебники по программе всевозможных господ Соросов, злых недругов России – с целью извращения сознания нашей молодежи. Разумное воспитание правдой истории изгонялось «демократами» из школы, искалечено безыдейностью, торгашеским прагматизмом. Понятие «воспитание» стерлось, затаскалось по догматическим либеральным углам и стало отдавать отравляющей пылью. А между тем воспитание есть передача опыта разумных правил, норм жизни в обществе, прививание нравственных привычек, что в конце концов и сделало нас людьми.

Иначе сбудется страшное пророчество апостола Павла, высказанное в его послании: «Знай же, что наступят времена тяжкие. Ибо будут люди самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны… Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут… от истины отвратят слух и обратятся к басням».

Что ж, все это уже заняло в России плацдарм и продолжает (да, пока продолжает!) овладевать господствующими высотами.

Выросшие на химическом навозе «демократических реформ» всяческие эротоманы в современной литературе, неисчислимые циники в кинематографе, величественные бездарности в театре и на телевидении, лжеакадемики разного рода, бойкие политики с незакрывающимися ртами – все это порождение десятилетней оккупации России антидуховной русофобствующей «культурой».

Известный определенному кругу «интеллектуалов» драматург Эжен Ионеско в одном из интервью определил задачу литературы как умение делать из слона муху или же как рассказ консьержки, которую занимает в жизни лишь одна правда: то, что подсмотрено в замочную скважину. Я понимаю напряжение Ионеско выказать себя сверхоригинальным, повторяя всех без разбора абсурдистов. Понимаю, почему герои его пьес изрекают не смысл, а бессмыслицу, разумея высокий смысл в каждом абсурде, где отсутствует политика. Что ж, он был бы прав, если бы отсутствие политики не было тоже политикой. Добавлю: искусство, лишенное общественных мотивов, рождает безмерную скуку.

Все творения бессмертных политизированы насквозь: Гомер, Данте, Сервантес, Бальзак, Толстой, Достоевский, Шолохов…

Когда писатель в нервозном ожидании, трепеща, раскрывает объятия навстречу массовому читательскому лобызанию, горя желанием любой ценой понравиться всем, когда любыми уловками он пытается стать кумиром всех, то он продает свой дар на «блошином рынке», убивает данный ему талант, которому призван служить до последнего часа. Есть некая тайна художника, а ее он не имеет права нарушать, как таинство самовыражения наедине с чистым листом бумаги, где не должно быть места для фальши, предательства и продажности.

Август 2000 г.

Наше поколение нагло ограбили

ПИСАТЕЛЬ МИХАИЛ АЛЕКСЕЕВ

Основные книги выдающегося русского писателя Михаила Алексеева – о деревне и о войне. Вполне понятно: уроженец саратовского села, он стал воином и с боями прошел всю Великую Отечественную, как говорится, от звонка до звонка. Считает себя необыкновенным счастливцем, что участвовал в двух величайших битвах той войны – Сталинградской и Курской. О своих боевых товарищах Михаил Николаевич написал повести «Мой Сталинград» и «Солдаты». Публикуемая беседа состоялась в 2003 году, в связи с 60-летием исторического сражения на Курской дуге.

Вслед за 60-летием победы в Сталинградской битве мы отмечали такой же юбилей другого величайшего сражения Великой Отечественной войны. Нынче уже немного осталось ветеранов, которым довелось воевать и там и там. Да и само по себе это было подарком судьбы – выдержать две такие кровавые купели и выжить. Писатель Михаил Николаевич Алексеев уже поэтому называет себя большим счастливцем.

А еще он, отметивший недавно свое 85-летие, счастлив тем, что написал книги о боевых товарищах, участниках двух этих великих битв. На сей раз, в связи с памятной датой Курского сражения, попросил я Михаила Николаевича вспомнить, какими были для него те месяцы и дни, вспомнить находившихся рядом людей и какие-то подробности событий, ставших теперь историческими. Но – не обошлось в беседе и без горькой переклички с временем нынешним…

Виктор Кожемяко. Расскажите, пожалуйста, с чего для вас лично началась Курская битва?

Михаил Алексеев. Для меня началась она не 5 июля, когда немцы перешли в наступление, а гораздо раньше – в марте 1943 года, в самом начале марта, то есть вскоре после Сталинградской битвы. Тогда мы вдруг оказались в глубочайшем тылу…

В. К. После того как немцев от Сталинграда отбросили?

М. А. Да. Ведь уже Харьков был взят нашими войсками, и дальше немцев поперли. Но тыловой наш отдых оказался совсем коротким. Вдруг дивизию в срочном порядке начали погружать в теплушки, очень знакомые мне. Мы думали, что нас направят под Москву, откуда мы были посланы воевать под Сталинград, а нас бросили под Белгород. Всю нашу 7-ю гвардейскую армию, бывшую 64-ю. Это было очень тяжело. Пополнить армию не успели, и дивизия наша оставалась только на треть заполненной по численному составу после Сталинграда. И вот такую неукомплектованную дивизию вдруг бросают под Белгород – спасать положение.