Свобода от, свобода для - Павел Нечаев

   Очевидно, противник тоже это понимал, только я закончил говорить, как внизу раздался мощный взрыв. Мы кинулись туда. Взрыв разметал баррикаду из мебели, в углу ничком лежало тело Лехи, одного взгляда хватило, чтобы понять, что он мертв. Держась за окровавленную голову, из соседней комнаты вышел Денис. Лираз кинулся к нему, ему помог оставшийся невредимым незнакомый мне боец, и мы быстро поднялись наверх.

   - Что это было? - спросил ошеломленный Лираз.

   - Я думаю, противотанковая ракета, - ответил я, и крикнул: - все внутрь, живо!

   Народ повыскакивал из наружных комнат, попрятался в туалетах и ванных, в укрепленных комнатах-убежищах. Я мысленно вознес хвалу строительным стандартам Земли Отцов. Из-за постоянной угрозы обстрелов, защищенное пространство было неотъемлемым элементом любого архитектурного проекта. Только-только мы попрятались, как раздалось еще несколько взрывов, дом заходил ходуном. Они стреляли по окнам, утепленные стены толщиной почти в метр им было не пробить.

   - Да сколько же у них этих ракет, - простонал рядом со мной Лираз, когда после седьмого или восьмого взрыва обстрел прекратился.

   - Я вниз, посмотрю, как там дела, - крикнул я ему, и выполз на лестничную клетку. Поскальзываясь на кусках штукатурки, пошел вниз. Взрывы подняли тучи гипсовой пыли, лестница терялась в белом тумане. В горле сразу запершило, добравшись до второго этажа, я почти ничего не видел. Кое-как протерев глаза, я осмотрелся: бывшая Стасова гостиная была полностью разрушена, деревянные часы с боем, которым он так гордился, безнадежно разбитые, валялись в углу.

   - Есть кто живой? - позвал я.

   - Все живые, - отозвался из примыкающей защищенной комнаты тот самый, незнакомый мне боец. Я пополз туда, там сидело четверо наших, среди них Дорон.

   - Коцюба, что нам делать? - спросил он. Хороший вопрос, если бы я еще знал на него ответ...

   - Держитесь, - ответил я, - надолго их не хватит, надо продержаться, пока не подойдут наши.

   Большого энтузиазма я на лицах не заметил, но и праздновать труса никто не сбирался, и то хлеб. Еще раз повторив просьбу держаться, направился в обратный путь. До третьего этажа оставалось полпролета, когда враги возобновили обстрел. Дом содрогнулся, я потерял равновесие, одна нога скользнула, и я упал ничком, сильно приложившись лицом о ступеньки. Кожа на лбу лопнула, хлынула кровь, заливая глаза. Я кое-как встал, вслепую преодолел оставшиеся ступеньки, и, выставив перед собой руку, осторожно пошел вперед. Потеряв ориентацию, я понял, что пошел мимо двери в защищенную комнату, лишь когда услышал за спиной крик Лираза: - Коцюба, назад!

   Поздно. Я вышел в комнату, выходящую окнами во двор. Сквозь заливавшую глаза кровь я даже не увидел, а почувствовал солнечный свет, бьющий в окно, ощутил дуновение ветерка. В следующее мгновение раздался взрыв, меня отбросило назад в коридор и на этом все кончилось.

   Превращенное в тюремную камеру бомбоубежище было просторным, жаловаться на тесноту не приходилось. Минимальные бытовые удобства мне обеспечили: поставили переносной биотуалет, бар с водой, горячей и холодной, снабдили чаем. По утрам неразговорчивый охранник менял в биотуалете бачок, приносил завтрак. Он же приносил обед и ужин. Под потолком все время горели лампы, о наступлении вечера я узнавал по изменению яркости этих ламп, «ночью» они горели вполнакала.

   Раны мои понемногу заживали, думаю, что если бы мои тюремщики узнали, насколько быстро я поправляюсь, они бы ужесточили режим. Но я старательно имитировал беспомощность, ходил, держась за стеночку, кряхтя. Со стонами садился на сиденье биотуалета, все остальное время лежал. Те, кто наблюдал за мной через глазки видеокамер, не должны были ничего заподозрить.

   Единственным событием, что хоть как-то скрашивало монотонное существование, были допросы. В первый раз, когда в комнату зашли сразу трое охранников, здоровые бугаи, я решил, что все, отбегался, сейчас поведут убивать. Один из них взял меня на прицел, остальные сноровисто заломали руки, надели наручники, и в таком виде препроводили меня наверх. Там, в одной из комнат оставшегося целым здания Форта, меня ждал Эран. Он сидел за столом, перед столом стоял табурет, на который меня и усадили.

   - Ну что, Коцюба,как настроение? - приветствовал меня Эран. Я молчал, видя это, он продолжал: - не повесился еще? - Действительно, мне оставили шнурки, выдавали столовые приборы. Явно не боялись того, что я мог у покончить с собой. А, может, и хотели, чтобы я на себя руки наложил, - он хоть слово произнес? - задал он вопрос одному из моих стражей.

   - Нет, командир, молчит, - ответил страж, и спросил: - Может, пристрелить его?

   - Зачем стрелять, он нам еще пригодится. Не зря же мы его в живых оставили, - Эран откинулся в кресле, и хихикнул, - Нет, куда же мы теперь без Коцюбы, без Коцюбы нам никуда. Ты, Коцюба, у нас теперь главный террорист, можно сказать, воплощение вселенского зла.

   Он отхлебнул из стакана, затянулся сигаретой, выпуская дым мне в лицо, довольным голосом сказал:

   - А ведь я говорил тебе, что пора взрослеть. Ведь говорил же! А ты не послушался, дурачок, начал с нами играть. Детям нельзя играть во взрослые игры, прилететь может по взрослому. Верно? - спрашивал он у стражей, стоящих у меня за спиной. Те отвечали, похохатывая:

   - Верно, командир, куда им против нас.

   - Знаешь, почему ты главный террорист? - спросил он, и тут же, не дожидаясь моего ответа, объяснил, издевательским тоном, будто читая протокол: - ты, вместе с этим ментом, Данино, составил заговор с целью захвата власти в Республике. Тебя, отморозка, не устраивал ход событий, ты хотел войны, хотел столкнуть любами Республику и Землю Отцов. Поэтому ты подложил бомбу в комнате, где заседал Комитет, и взорвал всех. После этого, ты решил расправиться с мешающими тебе оппозиционерами. Со своими головорезами, ты ворвался в дом уважаемого гражданина Республики, и убил его, и всех, кто находился в доме. И если бы тебя не остановили мы, успел бы натворить еще немало черных дел. Но тебе не повезло, и скоро мы тебя повесим, за бандитизм. Смотри! - Эран показал рукой в окно, и страж повернул мне голову в нужном направлении. Вровень с окном, на флагштоке по-прежнему развевался флаг Республики. - Это ненадолго, скоро там будет висеть наш флаг, а ваша Республика станет историей. Ты не знаешь, но как раз сегодня прошли выборы, завтра Алина Гофман передаст власть в руки новоизбранного Комитета. А тот, в свою очередь, примет решение о присоединении к Земле Отцов. Вот так, Коцюба.

   Я по-прежнему молчал, никак не реагируя. Значит, они убили Стаса и всю его семью, и баб с детишками не пожалели. Логично, к чему им лишние свидетели? В таком случае понятно, что они сделали с ребятами, никаких шансов, что в живых остался хоть кто-то. Ладно, рассчитаемся, дайте срок. Эран, меж тем, наклонился ко мне через стол, и вкрадчиво спросил:

   - А может, ты того, головой повредился? - Я молча смотрел перед собой. На голове у меня была повязка, а под ней, я знал, глубокая рана. Рану зашили, но осколок, как мне сказал Эран, задел мозг. Никаких изменений я не чувствовал, мыслил по-прежнему ясно и четко. Теперь главное, чтобы об этом не догадались мои тюремщики.

   - Позовите Профессора, - махнул рукой Эран. Один из стражей вышел, и тут же вернулся с Профессором, за дверью тот сидел, что ли?

   - Вот, Коцюба, один из наших помощников, без него нам бы не справиться. Представлять вас друг другу не буду, - Эран отвесил шутовской поклон.

   - Что, добегался, отморозок, - прошипел Профессор, вплотную подойдя ко мне. Он, неловко замахнувшись, стукнул меня по голове сухоньким кулачком. Я, как куль, завалился с табурета, было очень больно.

   - Полегче, полегче там, - довольным голосом произнес Эран, - он еще нам нужен.

   Стражи подняли меня с пола, взгромоздили на табурет. Прежде, чем стражи успели его остановить, Профессор опять подскочил ко мне, и плюнул мне в лицо. Плевок стек у меня по щеке, я все так же безучастно смотрел перед собой.

   - Вытрите ему лицо, - приказал Эран. Один из стражей, видимо, стал искать платок, я слышал, как он роется по карманам.

   - У меня нет платка, - пробасил страж.

   - Ну, так принеси, - раздраженно бросил Эран, и сказал Профессору: - вы бы Профессор, воздержались от рукоприкладства.

   - Его надо повесить, расстрелять! Он же бандит, террорист! - завизжал Профессор, наваливаясь на стол. Эран отстранился, у Профессора, наверное, изо рта жутко воняло, - он опасен, нельзя его в живых оставлять!

   Страж, тем временем, вышел, и за моей спиной остался только один. Я слышал его дыхание за левым плечом. Решив, что более удобного случая мне не представится, я резко встал, скорее даже, прыгнул вверх, метя головой назад и влево. Расчет оправдался, получив удар в челюсть, страж без единого звука упал, а я, не теряя времени, изо всех сил ударил ногой в стол. Столешница ударила привставшего Эрана, на лице у него читалось безграничное удивление. От удара столом он потерял равновесие и упал назад и вбок, врезавшись головой в стоявшие на подоконнике кактусы. Увидевший все это Профессор прижался к стене, выставив в немом протесте дрожащие руки. За дверью послышался топот, я понял, что у меня в запасе всего лишь несколько секунд. Я использовал их с толком: саданул Профессора ногой между ног, а потом, когда он, пискнув, завалился вперед, принялся бить его по голове ногами. Ботинки у меня были строительные со стальными вставками, бил я яростно, вкладывая всю накопившуюся злость, уже после третьего удара раздался противный хруст, а пол стал скользким от крови. Ощутив за спиной движение, я подпрыгнул, обеими ногами приземлившись на череп Профессора. Это было лишним, он почти наверняка был уже мертв. Удар в спину швырнул меня вперед, я упал сверху на труп Профессора. Последним, что я слышал, перед тем, как меня выволокли из комнаты, это голос склонившегося над Профессором стража: