Оборотень - Сергей Михайлов

— Ну хорошо, — согласился я, — пусть Хомяков — это миф, но ведь остается Бондарь! Кто он и какое отношение имеет к убийству Мартынова?

— Да никакого. Он-то как раз и видел тебя ночью в коридоре.

— Что же произошло потом? Куда девался Бондарь и почему в его номер на следующий же день вселяется какой-то мерзкий тип?

— Про мерзкого типа тебе тоже Мячиков сказал?

— Да, он… — Я вдруг хлопнул себя по лбу. — Семен Кондратьевич, какой же я осел! Ведь никто в тот номер не вселялся, а Бондарь как жил в нем с самого дня заезда, так там и оставался. Тот мерзкий тип и есть Бондарь. Теперь понятно, почему он так недобро косился на меня, — он видел во мне преступника!

— Отлично, Максим, — улыбнулся Щеглов, — ты делаешь успехи. Кстати, забегая немного вперед, сообщу тебе одну небезынтересную деталь. Мое появление в «Лесном» привело Мячикова в сильное смятение. И знаешь почему? Во-первых, потому, что, памятуя о твоих хвалебных речах в мою честь, он видит во мне серьезного противника, а во-вторых, его сказка о Хомякове вот-вот готова лопнуть. Он отлично понимает, что я могу сообщить тебе всю правду о Хомякове, и торопится переговорить со мной наедине. А тут как раз представляется удобный случай: ты приводишь его ко мне, а сам на некоторое время покидаешь номер. Вот тут-то он мне все и выкладывает. «Признается», что с самого начала подозревал тебя в убийстве и потому придумал историю с Хомяковым исключительно с целью дезориентировать тебя и усыпить твою бдительность, что теперь, когда выяснилась полная твоя невиновность, он искренне сожалеет и раскаивается в содеянном, боится испортить с тобой отношения и просит меня скрыть от тебя правду о Хомякове. Он слезно умоляет не становиться поперек вашей с ним дружбы…

— Хороша дружба! — вырвалось у меня непроизвольно. — И что же вы, Семен Кондратьевич?

Щеглов пожал плечами.

— Я? Да ничего. Пообещал выполнить его просьбу.

— Семен Кондратьевич! — воскликнул я недоуменно. — Да как же так!..

— Одну минуту, — остановил меня Щеглов движением руки. — Сначала выслушай меня. Я скрыл от тебя истину вовсе не из желания угодить Мячикову, а единственно из соображений осторожности. Узнай правду, ты своим поведением мог бы насторожить Мячикова, спугнуть его, заставить затаиться. — Я хотел было возразить, но он не дал мне и рта раскрыть. — Не спеши с выводами, Максим, и не держи на меня обиду. Любое твое неосторожное слово или случайный взгляд могли бы свести на «нет» все мои планы. Пойми, я не мог рисковать, ставки в этой игре были слишком велики.

Я махнул рукой. Он, как всегда, был прав.

— Что ж с вами поделаешь, Семен Кондратьевич, вам видней. Рисковать мы, действительно, не имели права.

— Вот и хорошо, что ты все понял, — с облегчением вздохнул Щеглов. — Теперь переходим к твоему переселению в соседний номер. Ведь инициатором переезда был все тот же Мячиков, не так ли?

— Да. У меня в то утро сильно разболелась голова, вот он и предложил…

— Вот именно, — перебил меня Щеглов, — предложил. А теперь послушай, что за всем этим крылось. Воспользовавшись случаем, он решает избавиться от тебя и в результате получает номер в единоличное пользование. Зачем ему номер? Чтобы без помех осуществлять ежедневные инъекции. Кстати, к концу третьего дня у него остается всего лишь одна ампула омнопона, которую он и вкалывает себе, но не в туалете, как он это делал раньше, а уже в номере. Потому-то ты и не нашел ее там, как первые две. Поскольку омнопон у него на исходе, он колется раз в сутки, ночью, с трудом дотягивая до следующего вечера. Головная боль, на которую он жалуется вечером третьего дня, — не блеф, а нормальная реакция наркомана на длительное воздержание от инъекций. Правда, у него есть еще одна упаковка, но это — НЗ, припрятанный на самый «черный день», на тот случай, если Клиент вдруг не объявится и не привезет очередную партию наркотика. А то, что Клиент может не приехать, в создавшейся ситуации вполне реально: из-за погоды подъездные пути к дому отдыха отрезаны, и попасть в «Лесной» можно только чудом. Этим чудом и явился вертолет, доставивший Клиента по воздуху.

Но вернемся к последней упаковке омнопона. Утром четвертого дня, обнаружив мячиковский тайник, я похищаю из него злополучную коробку. Видимо, в тот же день Мячиков узнает о пропаже. Это известие повергает его в растерянность и толкает к активным действиям. И он начинает действовать одновременно в двух направлениях. Первое направление: Мячиков встречается с Самсоном. Он умело использует ситуацию и идет к директору якобы по моей просьбе, при этом преследуя свои сугубо личные цели. Он знает, что твоя вторая встреча с доктором Сотниковым, происходящая в те же минуты, может раскрыть все его карты, но решает извлечь выгоду из нее в своей беседе с Самсоном. Визит Артиста застает Самсона врасплох. Он испуган, растерян и покладист, на угрозу Мячикова расправиться с ним тотчас же, сию минуту, обещает сделать все, что в его силах. У Мячикова два требования: первое — ультиматум на прежних условиях, то есть восемьдесят процентов с оборота за продажу алмазов, и второе — омнопон или его заменитель. Первое требование Самсон обещает тот час же передать всем заинтересованным лицам, и в первую очередь Старостину и Баварцу, по поводу же второго беспомощно разводит руками и советует обратиться к Лекарю. Мячиков соглашается, при этом как бы между прочим замечает, что в этот самый момент Лекарь «продает» всю их шарагу с потрохами и Самсоном в придачу муровским ищейкам, чем доводит трусливого директора до предынфарктного состояния. Мячиков обещает предотвратить катастрофу, если тот пошевелится и не будет тянуть резину. Самсон бьет себя в грудь и божится все сделать в лучшем виде. Напоследок Мячиков заявляет, что намерен переселиться в другое крыло, так как не желает жить в двух шагах от сыскников, и требует ключи от свободного номера, которые Самсон безропотно и с величайшей готовностью ему дает. Покинув кабинет директора, Мячиков направляется к Сотникову и врывается к нему как раз в тот самый момент, когда Лекарь уже готов назвать тебе истинное имя Артиста. Мячиков чуть ли не силой уволакивает тебя и тащит в столовую.

Теперь о втором направлении, в котором действует Артист-Мячиков. Зная о способности своего организма реагировать на сильные психические воздействия почти с той же силой, что и на вводимый наркотик, он решает возместить нехватку химического препарата сильной эмоциональной встряской. С этой целью во время завтрака он является в столовую — впервые за эти дни — и громко, так, чтобы слышали находящиеся там алтайцы, заявляет о своем намерении отобедать сегодня в этих стенах. Он отлично понимает, что алтайцы передадут эту весть Баварцу, а тот в свою очередь, возможно, попытается отравить Артиста. Баварец еще не потерял надежду дождаться Филимона и потому жизнь Артиста для него гроша ломаного не стоит. Словом, Мячиков провоцирует собственное убийство. Разумеется, он не может знать наверняка, что Баварец попытается его именно отравить, но в том-то и состоит талант Мячикова-преступника, что он великолепно прогнозирует любую ситуацию и в девяти случаях из десяти оказывается прав.