Час шестый - Василий Белов

Проехали еще километр-полтора. Дорога совсем исчезла. Лес был уже вовсе дикий. Шумели вокруг осины и ели, тревожно скрипело не до конца упавшее дерево. Мерин прижимал то одно ухо, то другое. Жучок плел что-то себе под нос или в адрес мерина. О том, что Совочик на рендовой и молоть не станет, плотину там давно разъело и вся вода спущена.

— Чего он там ворчит про мельницу? — спросил Корчагин Сопронова.

— Городит, что зря на мельницу едем… Не слушайте его, товарищ Корчагин, он у нас давно головой тронутый.

Такая новость напугала милицию.

— Ну, а у самого-то тебя нормальная голова? Как он дорогу найдет, ежели тронутый? — Корчагин от возмущения даже остановился. — Как? Ты, Сопронов, отвечаешь за операцию!

Глаза Сопронова забегали вправо-влево, желваки загуляли на скулах. Володя Зырин подмигнул Кеше, но Кеша ничего не понял. Забыл Кеша, какая голова у самого Игнахи Сопронова.

— Найдем, товарищ Корчагин, роговскую избушку! — успокоил Корчагина счетовод.

Просвет в еловой чащобе совсем исчез. Мерин не знал, куда ступать. Жучок дернул почему-то левой вожжиной, проехал еще саженей с десяток, и телега окончательно стала. Дальше торчали колдобины, обросшие мхом трухлявые пни. Копыта коня уходили глубоко в мох.

— Как мы теперече обратно-то выберемся? — крикнул Кеша. — С телегой-то нам и не повернуть…

Сопронов рявкнул на молчавшего всю дорогу Жучка:

— Вывози обратно на проезжее место! Стой там и жди!

Жучок не мог повернуться с телегой ни туда ни сюда.

— Выпрягай! — гаркнул Корчагин. — Куда завез? Ну, мы с тобой, Игнатий Павлович, поговорим после! Товарищ Веричев, а ты что своей головой думал? Ты ведь говорил, что у тебя карта. Есть у тебя план здешних кварталов? Ты же лесной объездчик! Быстро достань план.

Веричев расстегнул было полевую, кем-то дарёную сумку.

— Ничего не определить, товарищ Корчагин. План больше по Ольховице… Тут мне не определить, здешнего плана у меня нет…

— Дак чего ты ее зря таскаешь? Сумку-то?

Корчагин, присланный из района, умел материться куда смачнее шибановских мужиков и ольховских.

Лес вокруг шумел все тревожней и напряженней. Сопронов озирался. Обруганный Корчагиным Веричев вздумал переобуваться. Он уже хватил начальнического гонору, и его чуть не до слез обижала ругань Корчагина. Все называли Веричева по имени-отчеству…

Сопронов попробовал заступиться за ольховской) председателя, но милиционер не стал ничего слушать и обматерил их обоих. Достал из своей сумки компас. Стрелка крутилась туда-сюда… Жучок распряг мерина. Телегу на руках развернули и выкатили на чистое место. Корчагин объявил привал. Зырин повесил ружье на еловый сук. Сопронов достал из телеги Зойкины пироги. Кеша, Жучок и Володя вынули из карманов свои харчишки: круто посолёную ржаную горбушку, пару вареных яиц, кусок ячневого воложного пирога.

— Быстро, товарищи, быстро! — торопил Корчагин. — Рассусоливать времени не имеется. Зырин, покажи по компасу, в какой стороне вырубка.

Зырин поглядел и сказал, что компас показывает неправильно… Игнаха с Корчагиным удержали смешок, не стали критиковать счетовода. Володя пальцем показал направление, Сопронов заспорил, а Жучок показал и вовсе в иную сторону:

— Там, там рендовая! И лес мы рубили тамо.

— Какая еще рендовая? Веди, где рубили! — приказал Корчагин Жучку.

Начался дождь. Лес гудел вокруг «охотников» будто вселенский потоп. Ветру ни на секунду не хотелось ни стихать, ни останавливаться. Он давил и давил, теперь уже с холодным дождем. Верхи лиственных дерев метались туда и сюда, их рвало больше в одну сторону. Ворохами летела листва, осиновая и березовая. Мощные вековые ели клонились меньше, зато шумели тревожней и глуше.

Повел по лесу не Жучок, а сам Сопронов. Жучка и Карька оставили мокнуть на твердой прогалине. Жучку велено было ждать, все остальные след в след пошли за Игнахой. Он и впрямь вывел облаву к безвестному пересохшему за лето ручью. Зырин признал, что лес для мельницы возили через этот ручей. Прошло еще с час, пока вышли на вырубку. Пни, оставшиеся от мельничных помочей, явно взбодрили каждого. Делянка была довольно обширная, она граничила с верховым черничным болотом. Все окончательно промокли, выбились из сил…

Дождь усиливался, и вокруг все потемнело. Тайга как бы надвинулась на людей со всех сторон. День явно склонялся к вечеру. Вскоре потемнело еще больше, начались настоящие сумерки. Кеша дрожал, еле вытаскивал сапоги из глубокого мха. Сам Корчагин, запинаясь, уже дважды падал во влажный холодный мох. Веричев с Зыриным бодрились. Счетовод на ходу полой пиджака спасал берданку от дождевой воды. Сопронов волчьим чутьем вывел всех на роговскую избушку.

До нее было метров сто, может, чуть больше…

— Стой! — громким шепотом приказал Корчагин, разглядевший избушку сквозь дождь и сумерки. Он расстегнул кобуру и вскинул руку с наганом.

— Вот сейчас кричи, Зырин, да посильней, чтобы выходили… Или ты крикнешь, товарищ Сопронов?

Перебежками придвинулись еще ближе к избушке. Сопронов зычно крикнул:

— Эй! Кто есть, всем выходить!

Избушка безмолвствовала.

Шумели строевые еловые и сосновые леса на болоте и на многие версты вокруг. Ветер без устали давил на них, и казалось, что это он, ветер, наносит густые таежные сумерки.

— Выходи, кто есть! Милиция! — закричал Корчагин. Он вскинул руку с наганом и сделал еще два прыжка. «Скачет, как лось», — подумал Зырин и обернулся. Веричев с Кешей остановились саженях в трех-четырех.

Шумело соснами сухое болото, шумели окружающие его еловые дебри. Корчагин замер с поднятым вверх наганом. «Ложись в мох! — велел он Зырину. — Да заряди-ка на всякий случай пулей…»

Счетовод лежа зарядил ружье. В спешке он не запомнил, пулей или картечью. Милиционер велел кричать всем и сам громко повторил приказание:

— Выходи сюда! Милиция!

После дружных криков по-прежнему никто из избушки не вышел, Корчагин посоветовался с Игнахой, что делать. Оба были уверены в том, что Павел Рогов будет сопротивляться, что он чем-нибудь да вооружен. В тупом напряжении бежали секунды. Крупный дождь сильнее застучал по милицейскому макинтошу.

Вдруг дверца лесной избушки отворилась. В темноте обозначилась человеческая фигура, она продвинулась в сторону от избушки, и Корчагин вскричал:

— Стой! Стой! Милиция!

Человек не остановился, и милиционер приказал Зырину: «Вперед! Я пойду сзади тебя! Если будет уходить, стреляй по моей команде…» Зырин встал на ноги, пробежал метров пять и вскинул ружье.

— Стой! Стой! — изо всей мочи орал Корчагин и выстрелил из нагана. — Ах, гад, сейчас уйдет… Товарищ Зырин, стреляй, а то убежит!

Счетовод машинально нажал на спуск… Выстрел берданки в лесном шуме прозвучал сильнее, но совсем по-домашнему. Корчагин выстрелил еще раз и бросился в сторону избушки, но запнулся и упал, теряя из виду фигуру.

— Где он? — заорал милиционер, вставая. И еще два револьверных выстрела не шибко хлопнули сквозь лесной гул. Лес шумел по-прежнему равнодушно и отрешенно.

— Упал он, упал, я видел, как он повалился, — на ходу бормотал Кеша. Но его никто не слушал. Четверо уже подбежали к избушке.

Корчагин с наганом в правой руке левой распахнул дверцу:

— Выходи на волю!

Но избушка была пуста.

— Дедко, тут дедко… — позвал в это время Кеша. — Совсем, кажись, мертвый…

В избушке никого не было. Корчагин слазал внутрь и вместе с Зыриным побежал на голос Кеши.

— Где второй? — Корчагин заматерился, поскольку никакого второго нигде не было. — Удрал гад. Искать! Сопронов, Веричев, где второй?

Не убирая из-под дождя наган, он подбежал к мертвому старику.

— В голову вроде… — сказал Кеша.

Игнаха и Веричев, не глядя на «добычу», молча озирались, всматривались в лесной сумрак. Дождь сек по щекам и слева и справа. Он словно стегал «охотников» вересовыми ветками. Веричев первый встал под застрех избушки. Навес был слишком узок. Он не спасал от воды, летевшей не сверху, а сбоку.

Леса шумели вокруг болотной избушки Никиты Ивановича Рогова. Сам Никита Иванович, уткнувшись в кустик черничника, недвижим лежал на правом боку. Корчагин еще раз обругал своих спутников. Застегнул кобуру и поворотил старика лицом вверх. Белела в сумерках борода, лоб оттеняли темные черничные ягоды. Красной поздней княжицей янтарная кровь мешалась с дождем, розовой струйкой стекала в мох. Глаза старика были чуть приоткрыты, дедко словно бы видел желтые вспышки молний, прислушивался к небесному грому, который шарахался над болотом. Лицо как будто бы улыбалось, радуясь новому состоянию.

Спасаясь от проливного дождя, Корчагин пролез в избушку. Каким-то образом втиснулись туда и четверо остальных. Не поместился один Кеша. Он дрожал от страха и холода. Быть может, боялся и грома. Наверное, холодней всего было ему, только частично втиснувшемуся в избушку. Он собственным задом поминутно открывал дверцу, и тогда дождь хлестал прямо в крестец. Вода стекала за гашник. Не сладко было и остальным. Лишь прорезиненный макинтош не позволил милиционеру промокнуть до нитки. Трясло Веричева и счетовода. Сопронов был зажат в самую середину, ему должно было быть теплее, но его тоже трясло.