Россия. Сталин. Сталинград: Великая Победа и великое поражение - Владимир Бушин

С.В. Кондратенков из Ижевска: «Статья, можно сказать, подняла меня с больничной койки. Мы обсуждали ее всем отделением. Все― за!.. Сталин допустил, конечно, много ошибок, но он только человек и жил в такое время, когда без жестокости было просто невозможно. Но не всех врагов народа он отправил в ГУЛАГ. Притаились, переждали, а сейчас вылезли, как тараканы ночью из всех щелей…»

А.С. Клещинской из Челябинска: «Войну я прошел от начала до конца. Нет слов, были у Сталина и ошибки, но без него…» В.Н.Артемьев из Иркутска: «В 80-годы я стал верить, что ошибки Сталина велики, но теперь убежден, что он был прав». Л.М. Барышева, Сахалин: «Сталин пришел к власти, когда по России бродили голод, разруха, эпидемии… А теперь поливают грязью все, чего народ добился под водительством Сталина!»

В.В.Мартынов, Клин: «Конечно, Ельцин фашист № 1…» Л.Н.Шадрина, Сухой Лог: «Я выросла в детдоме…Помню день смерти Сталина. Плакали все ― и взрослые, и мы, дети»…

От Сахалина и Владивостока до Калининграда и Ужгорода… «Заслуга Сталина в том, ― писал именно из Владивостока тов. Гурченко, ― что он сумел привить любовь к Родине, и к началу войны сплотил все народы и национальности. Патриотизм и высокая нравственность ― вот главные черты советского человека того времени. И никакие волкогоновы, Яковлевы, роймедведевы не изменят нашего мнения ― нас миллионы! ― о человеке, который спас Россию». Н.Н.Кузина, инвалид войны из Ужгорода, рассказала, что уже после победы, в сентябре 1945-го, она, совсем молодая, была тяжело ранена бендеровцами, четыре года пролежала в госпиталях, перенесла пять операций, и вот во Львове предстояла шестая, решающая. Врач сказал ее матери: нужно 20–25 грамм стрептомицина, а в госпитале его нет… «И моя мама, ― читали мы, ― тоже инвалид войны в отчаянии дала телеграмму:

10 Россия Ciалии

«Москва. Кремль. Товарищу Сталину.

Умирает единственная дочь. Нужен стрептомицин. Помогите, отец мой. Спасите. Храни вас бог!» И через неделю авиапочтой в госпиталь пришла посылка с лекарством. «Я живу и вспоминаю радость моих врачей, когда они с коробочкой пришли в палату и сказали: «Завтра будем оперировать…»

И девушка выздоровела, стала врачом, вышла замуж, родила дочь, появилась и внучка, тогда ей было одиннадцать лет, сейчас уже двадцать семь.

Но я конец не рассказал,

А он простой: теперь, когда Войной грозят нам, я всегда Припоминаю этот зал. Зал!

А не первых три ряда.

ЧЕЛОВЕК ЕРОФЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Мне позвонил добрый знакомый:

— Включите Российский канал. Там «поединок» Проханова с Ерофеевым. О Сталине.

О, нет! Во-первых, я заранее знаю, что это кончится полным разгромом своры антисталинистов. Надоело, скучно. Во- вторых, один безгубый лик этого француза с деревенской фамилией, его мясистые тяжелые уши… Он похожий на змея с фрески Страшного суда в нашей Аносинской церкви. И даже с экрана телевизора обдает меня такой вонью, говоря его штилем, что сразу надо открывать форточку. А сейчас мороз…

Помню, однажды группа молодых людей стала его стыдить по телевидению, как похабника: «Вы же не посмеете вслух прочитать то, что пишете!» Ему было явно не по себе, он ерзал, его загнали в угол, но он мог бы выйти из положения. Вспомнил бы, допустим, «Телегу жизни» Пушкина. И сказал бы, что одно, дескать, дело написать, напечатать и совсем другое― принародно огласить. Есть тексты не предназначенные для чтения вслух и даже для печатания. Не напечатал же Пушкин свою «Телегу», и никто не вздумает читать с эстрады его «Гавриилиаду». Но Ерофеев ничего этого не понимает, не соображает и представить его читающим Пушкина невозможно. И вот он обреченно пробубнил на всю страну свою смрадную непотребщину. А потом стал возмущаться: «Они еще всего Достоевского не прочитали, а смеют учить меня!» Можно подумать, что он прочитал. Да и зачем всего- то читать? Никакой в этом нужды нет у разумных людей, ни у кого, кроме сугубых специалистов.

Да, и я знаю, что когда сходятся в «поединке» по каким- то мало кому интересным вопросам такие витязи, как М. Гельман и А. Хинштейн, то и откликов не много, и победа дается одному из них с небольшим перевесом: 2664 и 1632. Или вот М. Веллер, вертящийся, как пропеллер, и неведомый многим

В. Груздев, всем известный Н. Михалков и Д. Быков, плодовитый, как крольчиха. В первом случае 44 990 и 35 350, во втором 43 562 и 41 853. Это же все одного поля бузина. Но совсем другое дело, когда Проханов выходит против Сванидзе. Здесь 39 242 и 13 778. Трехкратный разгром! Или Проханов и Марк Розовский: 74 136 и 27 141. Опять почти трехкратный. А в избиении Кургиняном горемыки Алексея Венедиктова установлен абсолютный рекорд: 101 446 и 18 531. Без малого шестикратный Сталинград! И Ерофеева ждет Курская дуга. Скучно…

— Но мой приятель настаивал, и в конце концов я все- таки включил. Но шли уже последние кадры. Вот появился седовласый академик с вакхической фамилией Пивоваров, но начал совсем не вакхическую песню:

— Мне тяжело… Большинство народа поддерживает Сталина… Мне грустно… Они говорят, что репрессировано было 2 процента. Какая разница ― 2 или 22!.. Мне тошно…

Как это какая разница, батя? Допустим, вам за вашу ученость кто-то залепит две оплеухи, а кто-то 22 ― неужели не почувствуете разницу? Вот так же недавно он заявил: какая разница, кто освободил Освенцим― мы или американцы. И приписал это американцам. Завтра он то же скажет и о Берлине: какая разница…

— Нет никаких доказательств, ― стенал академик, ― что два процента.

Ну, блин! Да это давным-давно В.Н.Земсков обнародовал не где-нибудь, а в многомиллионном «АиФе». С тех пор где только ни перепечатывалось множество раз. Загляните хотя бы еще в книгу Игоря Пыхалова «Время Сталина».

— А все эти стройки коммунизма от Днепрогэса до московского метро, победы в космосе ― фигня! Выдумка! Сталинская пропаганда!.. Да, народ, к сожалению, чтит Сталина. И это после исторического доклада Хрущева, после Солженицына!.. Мне горько… Мне страшно…

Казалось, большой ученый вот-вот разрыдается. Болезный! Он не понимает, что именно такие, как Хрущев и Солженицын, поработали на Сталина. Когда пригляделись внимательно к «историческому докладу», то оказалось, что это сплошное вранье. И об этом написано много книг и статей. Полистайте хотя бы вышедшую у нас в переводе с английского книгу американца Гровера Ферра (Grover Furr) «Антисталинская подлость» (463 стр). Как понимаете, автор не член КПРФ или Трудовой России. Но он пишет: «Из всех утверждений закрытого доклада, напрямую «развенчивающих» Сталина и Берию, не оказалось ни одного правдивого». А Солженицын, с одной стороны, нахваливал генерала Власова, мечтал об атомной американской бомбе на Москву, а с другой ― пишет: «3 июля 41 года плачущий Сталин произнес паническую речь по радио…» Ведь это не только грязная ложь, но и редкое тупоумие: если человек в таком состоянии, разве он полезет с речью на всю страну. Но мало того, Солженицын еще рассуждал так: «Ничего страшного, если бы немцы победили. Сняли бы мы портрет с усами и повесили бы с усиками. Да елку стали бы справлять не на Новый год, а на Рождество. Всего и делов».

Прочитав это, люди делают вывод: если о Сталине лгут такие лжецы и негодяи, значит, Сталин достоин уважения. И разыскивают его речь 3 июля. Вот вы, академик, вместо того, чтобы порхать по разным программам телевидения, взялись бы и опровергли Ферра да показали бы, что Солженицын такого вздора не писал или что это не вздор, а правда.

Но тут на меня вдруг пахнуло из того самого вонючего рта:

«Проханов любит КГБ! Да, стране нужна железная рука, но без ГУЛАГа!»

О, дубина! Да как не любить КГБ? Попробуй не полюби. Это же Комитет безопасности и не Абрамовича или Шендеровича, а Государственной!.. В советское время он много сделал для безопасности и страны, и моей семьи, и меня лично. Разве при нем возможны были бы Беслан или «Норд-Ост»? Как не любить того, кто тебя защищает! Но, конечно, были и ошибки, и злоупотребления, порой тяжкие. А у кого их нет?

Но за особо тяжкие беззакония понесли заслуженную кару и Ежов, и Ягода, и их присные. Все это надо понимать. И ГУЛАГ любить надо. Это же Главное управление лагерей. Поскольку преступность разного рода есть и будет, а ныне и растет, как нигде, то есть и будут лагеря, которыми надо управлять. А как же! Значит, ГУЛАГ остается, может, под иным названием, допустим, Гуманистическое усовершенствование лагерей.

«Мы будем великой нацией, — вопил зловонный рот, — без Сталина и без всякого этого г….!»

Господи, до чего ж прозорлив был Ленин, именно этим словом и определив сущность такой интеллигенции! Оно и на языке-то у нее постоянно, и тяга ее к концентрированному дерьму и гадости в их самых разных видах неодолима. И традиция тут давняя. Вспомнить хотя бы «Конармию» Исаака Бабеля. Вот, говорит, буденновцы изнасиловали женщин. Что ж, вероятно, и было такое в страшное время Гражданской войны. Но что он рисует! Насилуют не молодую соблазнительную женщину, а старуху. Так писателю интересней. Насилует не один, двое. Так ему увлекательней. И не просто двое случайных сослуживцев, а отец и сын. Так ему отрадней. Казалось бы, уж дальше некуда. Нет, большой художник кладет еще один завершающий картину мазок: старуха-то, оказывается, сифилитичка и оба насильника заразились. Вот она правда жизни, которой писатель хочет нас угостить. Но «Конармия» это очень давно ― начало 20-х годов прошлого века. А вот не столь давний фильм «Штрафбат» по сценарию Эдуарда Володарского? Это о Великой Отечественной войне. Захваченная немцами русская деревня. К молодой колхознице повадился ходить немец по имени Курт, она не противится. Бывало такое? Бывало. Но сценаристу это пресно. Он подсыпает перцу: муж колхозницы погиб на фронте, а она вот… Но художнику этого мало! И сын-подросток на ее глазах убит немцами за то, что хранил оружие, а она вот… И этого ему мало. Он еще уверяет, что дочка лет шести очень полюбила этого Курта и ждет не дождется, когда он явится и принесет шоколадку. И вот вам правдивый образ русской женщины, созданный Володарским, ешьте… О, племя!..