Бунт атомов - (Грушвицкий) Орловский

- Дагмара,- сказал он вслух, протягивая ей руки,- я пришел проститься.

Девушка съежилась в своем углу как под ударом и смотрела молча жалобным, молящим взглядом.

Дерюгин угрюмо отвернулся.

- Этого никак избежать нельзя? - услышал он неуверенный, вздрагивающий голос.

- Нет, милый друг,- ответил он как можно мягче.- Отдельные люди песчинки в урагане времен. Надо уметь подчиняться неизбежному...

Оба помолчали.

- Это случится скоро? - еще раз спросила она.

- Вероятно, завтра после полудня.

- И мне нельзя быть с тобою?

- Нет, голубчик. Это слишком ответственный момент. Малейшее отвлечение может грозить неисчислимыми последствиями...

Снова наступило молчание.

- Ну, что ж, простимся...- послышался шепот в гнетущей тишине.

Дерюгин обернулся. Девушка бросилась к нему в последнем порыве угасающей воли.

Александр гладил седые, небрежно развившиеся кудри и думал о тысячах слабых душ, не устоявших под ураганом бурной эпохи...

Выйдя из комнаты, он вздохнул облегченно, когда за ним захлопнулась тяжелая, скрипевшая на петлях дверь. Самое трудное было сделано, впереди оставалась ясная, близкая цель.

Прощаясь с Клейстом, Дерюгин просил инженера взять Дагмару под свое покровительство.

Через два часа он был в палатке молодого Козловского и отдыхал под немолчный говор инженера, стосковавшегося за двое суток без собеседника. На этот раз Дерюгину показалось, что шумным многословием веселый малый старался подавить подымавшуюся игру нервов.

День кончился без тревог. Ночь оба спали по очереди, сменяя друг друга у телефона.

Утро занялось спокойное и ясное. Тишина и безлюдие вокруг стояли удручающие. Странно было видеть неподалеку опустевшее унылое местечко; там не шевелилось ничего живого среди осиротелых угрюмых домиков; изредка где-то на окраине выла забытая собака, да посвистывала в роще иволга. Охватывало удивительное чувство пустоты и заброшенности, будто мир вымер весь, и красное солнце, лениво выползавшее из-за высокого берега, освещало косыми лучами последних насельников земли.

Около девяти утра на юге показалась гряда облаков, постепенно закрывавшая горизонт, и спокойная гладь реки подернулась легкой рябью.

Одновременно затрещал телефон.

Далекий глуховатый голос Клейста говорил, что атомный шар в кольце машин появился в виду Пултуска километрах в десяти к западу. По-видимому, там все шло благополучно.

- Откуда вы говорите? - спросил Дерюгин.

- С наблюдательной вышки на башне,- ответил невидимый собеседник: здесь и фрейлейн Флиднер, наверху. Быть может, попросить ее к телефону?

- Не надо,- почти резко ответил Дерюгин,- прощайте. Звоните еще, если будет что-нибудь важное.

- Прощайте, коллега,- вздрогнул голос в трубке.

Дерюгин повесил трубку. Мира для него больше не существовало; он весь сосредоточился на этом клочке земли, на скате зеленого холма, на гладком столе с развернутой картой и веером цветных пятен вокруг.

Оставалось еще два часа.

С востока потянуло сухим, теплым ветром. Облака закрыли почти все небо; только на севере оставались еще голубые просветы, словно окна в глубокую, бездонную ширь.

Козловский сидел молча, нагнувшись над планом, и по спине его изредка пробегала легкая дрожь.

Ветер, постепенно усиливаясь, перешел на два румба к югу.

- Это циклон вокруг шара,- сказал Дерюгин, наблюдая движение флюгера и все энергичнее вертевшийся анемометр.

Козловский ничего не ответил.

"Неужели трусит?" - скользнула быстрая мысль.

Дерюгин окликнул товарища.

Широкая спина медленно выпрямилась, но голова повернулась к собеседнику не сразу. В глазах прятался еще беспокойный огонек, но лицо уже было спокойно и открыто.

- Простите, Дерюгин,- сказал он просто,- минутная слабость,- и протянул руку свободным, почти веселым движением.

Оба инженера обменялись крепким рукопожатием и заняли каждый свое место для последней операции: Дерюгин сел перед столом с сигнальными лампочками, держа руку на контактном ключе, а Козловский устроился у телефона.

Почти в то же время ветер перешел к югу, и слева от зрителей за гребнем холма показалась большая клубящаяся туча, излучающая изнутри голубое сияние. Из-за возвышенности не видно было сопровождающих ее машин, и лишь доходил издали смешанный гул и треск, относимый в сторону ветром. Земля глухо гудела под ногами, и деревья в роще под невидимым напором гнулись, качали вершинами и тревожно шумели.

Снова завыла собака в пустом местечке, и в голосе ее была теперь не только тоска, но и звериный, безотчетный ужас.

Смерч прошел к северу, и гул постепенно затих. Тучи надвинулись вплотную, будто прилегли к земле, и вспыхнула ослепительная молния. Последние раскаты грома потонули в шуме хлынувшего дождя.

Козловский нажал одну из кнопок под рукою, и над головами и со стороны ветра раскинулся легкий тент на металлическом каркасе, закрывший площадку от непогоды.

Прошло еще минут двадцать.

Оба инженера замерли в напряженном ожидании.

Зазвенел телефон.

Козловский отрывочными фразами передавал то, что гудели в трубки аппаратов далекие голоса.

- Доносят шестой и седьмой: шар появился на юго-западе. Расстояние около двух километров... Движется прямо на них...

Молчание...

- Пятый и восьмой сообщают то же... Видят шар и машины... Расстояние полкилометра.

Еще пауза... - Третий, четвертый и девятый видят огненное облако между шестым и седьмым постами,- ближе к седьмому... По всей вероятности, он выведен из строя, шар прошел очень близко...

На доске вспыхнули первые зеленые лампочки: одна, две, три, четыре.

Козловский говорит еще что-то, но это теперь уже неважно.

Шар попал в зону наблюдения стеклянных глаз...

И только красные огни должны указать момент...

Напряжение доходит до последних пределов; нервы точно страшно натянутая, вибрирующая струна. Кажется, еще немного, и не выдержит сердце.

Секунда, другая...

Горят зеленым светом девять лампочек, кроме одной, номера седьмого,там уже принесена жертва, молчание смерти. Жуткая мысль откуда-то врывается в сознание,- слова Горяинова, сказанные когда-то в Париже, давно - месяц ли назад, тысячу ли нет... "Ваш шар разлетится на тысячу кусков, из которых каждый будет продолжать ту же работу"...

Неужели это возможно? И напрасны будут все жертвы?

И он никогда даже не узнает об этом... Через несколько секунд...

Вспыхнула красная лампочка. Дерюгин окостеневшими пальцами впился в контактный ключ...

Козловский бормотал что-то рядом...

Еще одним усилием инженер отбросил все постороннее, собрал всего себя в туго свернутую пружину... Загорелся второй красный глаз... Пальцы вздрогнули легкой судорогой... Метнулся в глаза еще один огонь. Захватило дыхание на короткое мгновение, и первая лампочка погасла. Неужели момент упущен?