Заколдованный замок - Вера Крыжановская

— Пусть будет по — вашему. Что участь детей будет ужасна, если здесь не будет ни Анжелы, ни меня — это, увы, грустная истина.

Возвращаясь восемь месяцев спустя из своей поездки, я снова проехал мимо замка. Не желая видеть барона, я попросил гостеприимства в этой самой обители, где Господь определил мне в мире доживать свои дни.

Смущение и волнение царили в святом убежище. С ужасом и горем я узнал, что Анжела умерла и что ее завтра же похоронят в склепе монастыря. Я тотчас же решил остаться не только для того, чтобы навеки проститься с любимой женщиной, но чтобы исполнить ее волю и взять с собой завещанных мне детей. С этой целью я стал расспрашивать одного старика — монаха, как мне лучше всего повидаться с капелланом, отцом Амбруазом, а также о смерти Анжелы де Верделе. Невозможно передать, что я почувствовал, когда узнал о целом ряде преступлений, совершенных бароном под влиянием его дикой и жестокой ревности, имевшей последствием бегство цыганки и похищение детей.

Только теперь я узнал все подробности грустного прошлого от брата Амбруаза; тогда же мне только боязливо намекали на убийство матери и новорожденного ребенка, о котором проговорилась сошедшая с ума нянька. По официальной же версии Анжела умерла от родов, произведя на свет мертвого ребенка.

Я почувствовал такую страшную ненависть к барону, что решил после похорон вызвать его на поединок и убить, как собаку.

На следующее утро я надел полное вооружение и опоясался траурным шарфом. Затем, опустив забрало, я вмешался в гущу народа, толпившуюся по обеим сторонам дороги, в ожидании печального кортежа.

Ожидание показалось мне целой вечностью. Сердце мое обливалось кровью. Омраченным взглядом смотрел я на гордо высившийся на скале мрачный замок, над которым развевался черный флаг. Но вот подъемный мост опустился со скрипом, послышалось пение монахов и кортеж начал выходить на дорогу. Впереди всех шли воины, а за ними целый ряд конюших и пажей, с зажженными свечами в руках. Далее несли баронское знамя и герб покойной. Перед самым гробом медленно двигались монахи. Среди них шел также капеллан замка, которого поддерживали два монаха. Бедный отец Амбруаз едва волочил ноги, и целые ручьи слез текли по его щекам. За покрытым золотым покровом гробом, который несли конюшие, шел одетый во все черное барон с обнаженной головой. Губы его были сжаты, и он был бледен, как смерть. С холодным и высокомерным видом провожал он свою жертву, очевидно скрывая от посторонних состояние своей преступной души.

Я пробился сквозь толпу и пошел рядом с бароном.

Барон поднял голову и с удивлением посмотрел на меня. Но это длилось не более минуты. Затем он снова опустил голову. Если бы я послушался тогда голоса ненависти, я тут же заколол бы его кинжалом.

Во время богослужения он сохранял тот же бесстрастный вид. Когда же гроб Анжелы опустили в склеп, и мы вышли из церкви, я стал упрекать барона в бесчестных поступках и вызвал его на поединок.

— С сумасшедшим я не дерусь! — дерзко ответил он. — Над моей женой и детьми я единственный судья на земле.

Тогда я бросил ему в лицо свою железную перчатку, и, побледнев от ярости, он вынужден был принять мой вызов.

Даже и теперь я ни минуты не сомневаюсь, что дрался тогда с самим дьяволом, так как алхимик, никогда не бывавший на войне, не мог с таким адским искусством владеть оружием. Моя шпага скользила по нему, точно он был закрыт каким — то невидимым щитом. Поединок наш кончился тем, что он остался цел и невредим, а я был опасно ранен. Оправившись от болезни, я около года посвятил поискам детей Анжелы, но все было напрасно: презренная воровка точно сквозь землю провалилась со своей шайкой.

Обескураженный я вернулся в замок Вотур и окончательно поселился в нем. Немного спустя я женился на одной из моих кузин. Брак этот был следствием семейных соображений, и любовь не играла здесь никакой роли. Через год жена моя умерла, оставив мне вместо ожидаемого наследника, дочку. Я назвал ее Анжелой, в память той, которая одна царила в моем сердце.

Прошло восемнадцать лет со времени смерти Анжелы де Верделе, и моей маленькой Анжеле было уже пятнадцать лет, когда случилось странное и тягостное событие, которое и побудило меня, по просьбе брата Амбруаза, написать эти страницы.

Я имел привычку каждый вечер гулять в некотором расстоянии от замка по дороге, обрамленной деревьями и изгородью. Однажды, когда я совершал свою обычную прогулку, из — за изгороди на меня набросился какой — то бродяга и хотел убить. Насколько я мог разглядеть при наступавших сумерках, это был высокий молодой человек. Но он до такой степени был слаб, что я без всякого труда свалил его, а нанесенный им удар едва оцарапал меня.

Бросив его на землю, я свистнул. Тотчас же прибежало несколько крестьян. Не взглянув даже на негодяя, я приказал связать его и отвести в замок. Вернувшись домой, я велел на следующее же утро повесить бродягу.

Анжела выбежала мне навстречу и с любопытством рассматривала пленника. Когда же мы вошли в замок, она сказала мне умоляющим голосом:

— Папа! Не приказывай вешать этого несчастного! Мне жаль его: он так красив.

— Дитя мое, — ответил я, — если позволять всяким бродягам убивать нас на большой дороге, в двух шагах от замка, то много невинных заплатят своей жизнью за такую преступную снисходительность, так как этот негодяй, без всякого сомнения, снова примется за свое ремесло.

После ужина я ушел в свою комнату. Невыразимая грусть овладела мною. Воспоминания о прошлом толпой осаждали меня, и я лег спать с тяжелым сердцем. Но даже во сне какое — то беспокойство не покидало меня. Я видел Анжелу. Она держала на руках маленького Амори и со слезами повторяла: «Спаси его, Рене! Ведь ты обещал мне».

Утром я проснулся с тяжелой головой и подумал, что Анжела упрекает меня за то, что я слишком мало искал ее детей. Но где же искать их, особенно когда прошло столько лет со времени их похищения? Печальный, со сдавленным сердцем, решил я прогуляться, чтобы немного освежиться.

Спустившись с горы, на которой стоял мой замок, я увидел толпу людей, собравшуюся вокруг дуба. Не думая ни о чем, я направился туда. Толпа расступилась, давая мне дорогу, и я увидел бледное лицо бродяги. Черты лица несчастного выражали отчаяние и страшную усталость. Петля уже была накинута ему на шею.

Вдруг я вздрогнул. Большие, сине — стального цвета, глаза, смотревшие на меня, положительно были глазами Анжелы.

— Остановитесь! — крикнул я и бросился к несчастному. Когда я сорвал с него покрывавшие его лохмотья, я увидел на плече герб де Верделе. Хотя он и сильно побледнел, но все — таки был еще ясно виден.