Охота на сокола (СИ) - Снежная Александра

Однажды инсценировать свою смерть команде семь один девять восемь уже приходилось, так что для Хока повторить этот трюк особого труда не составляло. Тем более, что главным заказчикам, непосвящённым во все нюансы его ареста, транспортировки и отношений между ним и Фло, трудно будет даже предположить, что они могли выжить в такой ситуации.

Другое дело — его команда и Райдэк. Эти в кончину Хока Бернса не поверят до тех пор, пока не найдут его труп. Хотя что может остаться от человека после взрыва звездолёта и сразу же вспыхнувшего за этим пламени? Обгоревшие кости? Вряд ли. Скорее, один пепел, если учесть, что температура горения внутри рейдера на момент пожара превышала тысячу градусов. Даже проктэррианский наноскафандр не выдержал бы такого пекла. А вот кайдшер… Хреново будет, если его найдут под обломками. Хок не понимал, как с его руки мог исчезнуть браслет, который в принципе снять мог только он сам, введя специальный код.

И всё же надежда на то, что друзья не сразу поверят в его смерть, была. Потому что когда Райдэк на месте крушения не найдёт рядом с кайдшером остатков нанокостюма, то перероет в буквальном смысле каждый метр сельвы, чтобы отыскать Хока. Вопрос был лишь во времени.

Посмотрев в сторону водопада, Хок задумчиво прищурился и поднял взгляд к наливающемуся над ним бархатной сумрачностью небу, на котором россыпью сверкающих осколков начинали появляться звёзды.

Судя по слегка ощущающемуся в воздухе запаху дыма, лес ещё горел. Но благодаря направлению ветра, огонь двигался в противоположную сторону от того места, где сейчас находились Хок и Фло. Да к тому же еще и река не позволяла пожару перекинуться на эту часть сельвы.

По прошлому опыту спасателя Хок точно знал, что за планетарные сутки, при наличии ветра, огонь остановить никак не удастся. А значит, в лучшем случае до обломков корабля доберутся через два-три крама. Ещё неделю будут разбирать завалы и выискивать среди них доказательства смерти экипажа, а вот когда обнаружат недостачу одной из капсул для катапультирования, станут сначала тщательно осматривать близлежащие окрестности, а после расширят поиски.

Хок догадывался, что от места катастрофы их с Фло отнесло достаточно далеко. Следовательно, искать капсулу в этом направлении начнут не сразу.

Собственно, нужно, чтобы её и не сразу нашли.

С этим проблем не было. Хок планировал затолкать аппарат под водопад, отключить антиграв и затопить. При таком раскладе спасательное средство, конечно, вообще могут не обнаружить, но к тому моменту Хок рассчитывал уже выбраться из сельвы.

Как? Кое-какие задумки на этот счёт были. Именно поэтому он ждал наступления ночи и чёткой картины расположения созвездий на небе. Что штурман экипажа семь один девять восемь умел делать в своей жизни лучше всего — так это ориентироваться по звёздным картам. И если он прекрасно справлялся с этой задачей в масштабах обжитой части Вселенной, то на планетарном уровне Хок мог вычислить даже долготу и широту своего местонахождения. Чем он и занялся, как только по расположению звёзд понял, в каком из двух тропических лесов планеты он находится.

Вооружившись сломанной веткой, Хок стал рисовать ею на земле расчёты, подсвечивая себе фонариком на шлеме-капюшоне, работающим за счёт потребляемой тепловой энергии организма.

Увлёкшись процессом, он едва не прозевал, что их с Цветочком уединение нарушено нежданным вторжением. Хотя за грохотом водопада он вряд ли бы услышал бесшумную поступь слившегося с темнотой хищника.

Черного урхана — самого опасного обитателя сельвы — обнаружили датчики движения,

установленные на шлеме Хока, передав изображение на визор.

Метнув в сторону спящей Фло тревожный взгляд, Хок превратился в один сплошной сжатый комок мускулов, а потом, резко распрямившись, набросился на зверя первым.

Наверное, тот такой наглости от потенциальной жертвы не ожидал, а ещё большим разочарованием для него стала непробиваемая «шкура» обнаруженной добычи. Когти и зубы урхана с жутким скрежетом скользили по мгновенно затвердевшей броне наноскафандра Хока, и зверь, дико злясь, заревел, кажется, впервые в жизни столкнувшись с подобным противником.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не будь у проктэррианского костюма возможностей активации экзоскелета, увеличивающего силу мышц в десятки раз, Хок вряд ли бы смог долго сопротивляться двухметровому и почти двухсоткилограммовому хищнику, намеревающемуся его загрызть.

У Хока, в отличие от зверя, не было острых клыков и когтей — только две руки, которыми он и пытался задушить урхана. Отпустить хватку на его горле, чтобы вытащить нож, Хок боялся. Рядом спала беззащитная Фло, запах чьей крови и привлёк хищника. И от самой мысли, что урхан запросто может броситься на более лёгкую добычу, причинив Цветочку вред, внутри Хока вскипала лютая ярость сродни звериной, заставляющая сражаться с грозным обитателем сельвы на равных — не на жизнь, а на смерть.

От запредельного напряжения на руках и шее Хока вздулись жилы, а лицо заливал солёный пот. Срывая мышцы, он усилил хватку на горле зверя, и тот, чувствуя, что проигрывает бой, зарычал и стал молотить по скафандру лапами, отчаянно пытаясь вогнать в него когти.

Световая вспышка на миг озарила темноту леса, сигналом тревоги отдавшись где-то в затылке у Хока. Хищник, еще секунду назад оказывавший яростное сопротивление, вдруг разом обмяк и с глухим стоном завалился на обессиленного Хока, придавив его к земле всей тяжестью своей туши.

Тяжело дыша, Хок с отключённым для экономии энергии экзоскелетом слабо шевельнулся, пытаясь собраться с собственными силами и скинуть с себя неподъёмную тушу. Но в этот самый момент тело зверя стало интенсивно дёргаться, словно кто-то упорно и безрезультатно пытался сдвинуть его в сторону.

— Слезь с него, животное! Убирайся! Скотина! Тварь! Убью! — послышалось откуда-то сверху, и Хок изумлённо замер, вслушиваясь в яростные вопли Фло, звенящие откровенной истерикой.

Упираясь в тушу, он активировал экзоскелет, мощным толчком сталкивая с себя мёртвого урхана, а затем, убрав шлем-капюшон, устало улыбнулся нависшей над ним девушке, сжимающей в руке свой номерной бластер:

— Тише, Цветочек, ты его уже убила! Все в порядке. Ты чего так разбушевалась?

В огромных, широко распахнутых глазах Фло плескался безотчётный страх, такой всеобъемлющий, что Хок растерянно моргнул, поражённый подобной реакцией девушки.

Губы её тряслись, по щекам катились слёзы, а когда её дрожащие пальцы коснулись груди Хока, скользнули на плечи и стали шарить по всему телу, он вдруг с шокирующей ясностью понял, что происходит.

— Где? — хриплым, словно простуженным голосом просипела она. — Где больно? Скажи…

В голове Хока бухнуло, будто кто в неё ударил. В ушах зашумела кровь, и тело вдруг начало наливаться вязким жаром, словно по венам пустили жидкий огонь.

Резко поднявшись в положение сидя, Хок подхватил Фло, усаживая девушку к себе на колени, и, заключив в ладони её лицо, выдохнул в манящие забвением губы:

— Ты испугалась? За меня? За меня испугалась?..

— Я думала, ты… Он тебя…

Она тихо всхлипнула, и Хок мягко прикусил её подбородок, чуть надавливая, провёл большим пальцем по скуле, очерчивая подушечкой овал её лица и стирая слёзы.

— Фло…

Пьянея от какого-то совершенно нереального кайфа ощущать на своих плечах её ладони, а под своими чувствовать дрожь её тела, Хок потёрся носом о мягкость щеки Цветочка, поймал губами её губы и пропал… Растворился в их безыскусной отзывчивости, теплоте и нежности.

Они усмиряли и подчиняли еще несколько минут назад пробудившегося в мужчине зверя, жаждущего лишь убивать, обращая его ярость в медленно разгорающуюся страсть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хок не понимал, что с ним происходили даже не пытался анализировать, почему его так заклинило на Цветочке. Он просто пил её рваные вздохи, будто измученный жаждой странник, торопливо глотая чистоту её эмоций, как волшебный исцеляющий эликсир.

Такая женственная и слабая в его руках… И нет ничего слаще её тихих стонов, пробуждающих в Хоке глубинно-первобытное чувство мужчины-собственника — схватить, держать крепко, защищать и никому не отдавать. Миг работы бессознательного, уже поставившего клеймо принадлежности на каждом участке её кожи — моё!