Учитель цинизма. Точка покоя - Владимир Губайловский

Появился молодой человек, который представился просто и скромно: «Поэт». Увидев на моем лице некоторое недоумение, он объяснил: «Ну, я поэт, по должности». — «Это как, простите?» — «Я в театре служу поэтом. Если что надо зарифмовать — рифмую, песенку какую могу написать, куплеты комические». Я посмотрел на него с уважением — мне случалось встречать настоящих поэтов. Определялась такого рода номинация довольно неопределенным понятием «талант». Но чтобы вот так просто — по должности… Редкая, прямо скажу, работа. И поэт этот тоже надолго не задержался.

Нечасто, но регулярно заглядывала и Танечка-маленькая в черной кожаной мини-юбке. Она приходила, пила чай и молчала. Костя ее визитами несколько тяготился. И здесь объяснять, собственно, нечего, поскольку все читалось у Танечки на лице. Она любила моего друга нежно, преданно и безнадежно.

Этот нескончаемый поток людей, разговоров, книг, напитков, впечатлений Костю абсолютно устраивал. Я спросил: «Но ведь ты же совсем не бываешь один. Когда же ты думаешь?». Его ответ меня поставил в тупик: «А я не думаю. Я просто наталкиваюсь на вопросы и обсуждаю их с другими людьми, и эти другие люди приносят мне решение. Я как Анна Шерер, завожу водоворотик и жду, когда всплывет». — «Но ведь ты не контролируешь ситуацию. А вдруг не всплывет?» — «А вот это уже не важно. Если не всплывет тот ответ, который я жду, может, всплывет ответ на другой вопрос. Главное, чтобы моя домашняя мельница постоянно молола муку. Процесс важнее результата. Тебе, интроверту и рационалисту, этого не понять».

40

Суббота. На Чертановской четверо: Костя, Танечка Полежаева, Серж Муров и я. Мы таким составом давно не собирались. Мы рады друг другу. Сегодня мужчины чуть-чуть увлечены Танечкой. Это придает встрече тонкий эротический подтекст, который тонизирует остроумие мужчин: они все немного распускают хвосты, соревнуясь за благосклонную улыбку дамы. А поскольку все понимают, что это игра без роковых последствий, все происходит легко и необременительно.

Муров говорит: «Надо взять водки и отметить нашу не столь неожиданную, сколь желанную встречу».

Мы все соглашаемся с таким нетривиальным предложением. Распределяем обязанности. Костя говорит, что займется квартирой, дабы наш пир трех князей и одной княжны состоялся в идеальной чистоте и порядке. Таня берет на себя ответственность за вареную картошку. А мы с Муровым отправляемся в магазин за водкой и закуской. Костя нас наставляет: «Обязательно купите селедку. Баночную, пряного посола, и огурцы маринованные, если найдете». Мы киваем и выходим на Симферопольский бульвар.

Зима. Хмурый московский день. Рябой от грязи снег. Мы говорим о футболе, который обоих живо интересует. Времени у нас полно, поскольку на часы не посмотрели и вляпались в обеденный перерыв в продовольственных и винных магазинах — с 13 до 14 часов.

Водка в магазине есть. Народу немного. Антиалкогольная кампания в прошлом. Обострение у властей прошло. Отправляемся за закуской. Покупаем пряно посоленных сельдей и огромную банку маринованных помидоров и огурцов «Глобус». Мы бы купили банку поменьше, да нету их поменьше — не встречаются в окружающей нас действительности.

Идем груженые. Муров несет тяжелую сумку, а я обнимаю «Глобус», как крупного младенца — нежно и твердо.

Поднимаемся на пятый этаж. Нас уже ждут. Картошка вареная, горячая, укрыта чистым полотенцем, чтобы не остыла. Открываем селедку. Танечка ее аккуратно разделывает — вынимает хребет, выбирает косточки, режет небольшими строгими фрагментами. Репчатый лук тонкими полукольцами, немного подсолнечного масла. Мы выкладываем помидоры и режем огурчики.

Накрываем стол на четверых. Водка уже охладилась в морозильнике. Разливаем.

— Хорошо пошла, курва!

— Трансцендентально!

Начинается беседа. Танечка молчит и улыбается. Муров травит байки и сам громче всех смеется. Мы с Костей подаем ироничные реплики, которые не позволяют Сержу особенно растекаться. Муров прямо тут же, как джамбул-профессионал, слагает «Песнь о водке», переложенную пространными цитатами из классики и кулинарными отступлениями, как стерлядь в Грибоедове раковыми шейками и свежей икрой.

— Водка — напиток богов и смертных, все равны перед нею. Она великолепный аперитив. Она будит вкусовые железы, и они приходят в состояние повышенной чуткости. Они взведены как курки. Чехов пишет в «Сирене»: «Ее, мамочку, наливаете не в рюмку, а в какой-нибудь допотопный дедовский стаканчик из серебра и выпиваете не сразу, а сначала вздохнете, руки потрете, равнодушно на потолок поглядите, потом этак не спеша, поднесете ее, водочку-то, к губам и — тотчас же у вас из желудка по всему телу искры…». Водка мгновенно катапультирует самую хмурую компанию в пространство веселья и чудесного единения. Ее «мокрый пламень» крепко встряхивает организм, стирает пыль повседневности и готовит к празднику. Пить водку следует одним большим глотком, запрокинув голову, как пианист, а не цедить по глоточку. Так можно и весь эффект растратить понапрасну. Закуска под водку — это поэма. Профессор Преображенский рекомендовал закусывать непременно горячим. Но не это главное. Закуска обязательно должна быть резкой — замечательны крохотные маринованные корнишоны. Чеховский герой говаривал: «Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели вы ее кусочек с лучком и с горчичным соусом, сейчас же, благодетель мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе или, ежели желаете, с лимончиком, потом простой редьки с солью, потом опять селедки… Но налимья печенка — это трагедия!». Как не вспомнить Мышлаевского, который говорил Лариосику, утверждавшему, что водки он не пьет: «Как же вы будете селедку без водки есть?». Водка и селедка — нераздельны и неслиянны. Пора, пора наконец всерьез увлечься классикой и закусить налимьей печенкой! Так выпьем же сей напиток богов и закусим благословенною балтийскою сельдью!

Хорошо, что сегодня суббота, что никто никуда не спешит, что мы есть, что мы вместе сидим за столом и не знаем, что такой вечер никогда не повторится.

41

Мой начальник Женя Залещук не то чтобы был великий программист, но, безусловно, выдающийся мастер разговорного жанра. Он знал какое-то непредставимое количество забавных и поучительных историй и умел эти истории рассказывать.

Женя разведал по каким-то своим каналам, что в Москве строится МЖК — огромный молодежный жилищный комплекс на три тысячи квартир, и предложил мне поучаствовать в безнадежном предприятии — попробовать туда вписаться.

МЖК — это была такая комсомольская затея. Вот давайте сделаем так, чтобы комсомольцы (беспокойные сердца) строили себе дома, а потом в них жили, вместе обустраивали грядущий коммунизм и проводили культурный досуг. Каким образом они будут все это строить, если они и не строители, и не архитекторы, и ничего у них нет, кроме желания в этих квартирах поселиться? Дом-то построить — это не сортир на даче. Да и сортир пока построишь, сто потов сойдет. Нужна ведь какая-никакая квалификация. Разнорабочих на современной стройке особо много не надо. Не Днепрогэс, чай, бетон ногами не месят. Да и землю копают все-таки экскаватором.

Начальственное воспаленное воображение по поводу МЖК неожиданно стало воплощаться в жизнь. И такие комплексы появились по стране. И комсомольцы, а часто давно уже не комсомольцы, а просто работоспособные бездомные граждане за будущую квартиру работали на стройке бесплатно в свободное от основной работы время. Этакое хобби — песочек покидать часочек-другой. И вот Женя про такое МЖК узнал. Но узнал слишком поздно. Комплекс достраивался, разнорабочие были не нужны, а квартиры поделены. Но поскольку и у меня и у Жени никакого другого варианта получить собственную жилплощадь в перспективе ближайших лет двадцати не просматривалось, мы решили поиграть в эту игру с мизерными шансами.

Пришли в это МЖК. Сидит народ и что-то такое активно впаривает начальству. И начальство этот народ не прогоняет, а внимательно слушает. Оказалось, есть такие вполне реальные вещи — «целевые программы», и под них выделяется ни много ни мало — 200 квартир. Эти целевые программы были направлены на нездешнее развитие комплекса после того, как он будет достроен и заселен. Например, один великовозрастный комсомолец предлагал построить подъемник на спуске к Москве-реке и короткую, но вполне себе действующую горнолыжную трассу. К нам это отношения не имело. Но был и другой проект — создать компьютерную сеть, которая объединила бы ДЭЗ, школу, детские сады, поликлинику и жильцов. И вроде был шанс получить за квартиру работающую Эсэмку в качестве сервера, и персоналки где-то туманно прорисовывались, а компьютерный класс для школы был уже получен. Квартиры и были той валютой, на которую собирались развивать этот МЖК, а тверже валюты не бывает. Если тебе такое светит — да только брезжит, — ты эту Эсэмку вынесешь по частям под полой через любую охрану, соберешь — и будет работать как часы.