Под парусом в Антарктиду - Георгий Карпенко

Этот дикий слалом продолжался около двух с половиной часов, и вдруг все кончилось. Я рыскал взглядом по волнам в поисках льдин, но их не было. Они исчезли вместе с айсбергами разом и окончательно. И тут до меня дошло, что мы нарвались на гигантское поле ледяных обломков, оно кончилось и больше его не будет. Я бросил руль и крикнул в люк, что все кончилось и больше НИКОГДА этого не будет!!! Валера даже рассмеялся, радостно и с облегчением, он поверил мне безоглядно. И теперь еще на протяжении нескольких дней, когда народ появлялся после сна в рубке и по привычке бросался к радару, я кричал, что больше не будет на нем айсбергов, и демонстративно включал его на самый дальний режим с радиусом в 16 миль — море было чистым. Мужики успокоились, и мы, как и прежде, шли на запад. Шторм продолжался еще почти сутки, яхту швыряло и даже под одним штормовым стакселем она часто уходила на привод и разворачивалась лагом. Мы ремонтировали в это время грот в рубке, сняв его только по передней шкаторине и протянув в люк. К вечеру мы стали опасаться за сохранность яхты, потому что волна шла через палубу и потоки воды через главный люк, забитый гротом, обрушивались в рубку. Мы свернули грот и выволокли его в кокпит, где привязали его накрепко к рулевой стойке и свободным лебедкам. Закрыли люк изнутри — последняя опасность была устранена. Рулевые с серыми лицами были в обвязках, кроме них, наружу никто не лез, да и не хотел — там ревел океан, стремительным горизонтальным пластом летел снег, было сыро, холодно и сумрачно.

Утром получили от Юры и Гидрометеоцентра телефонограмму, что 22 и 23 февраля нам рекомендуют зайти в убежище потому что идет шторм. Интересно, как может яхта зайти в убежище, находясь в двух тысячах миль от ближайших берегов? Антарктида была не в счет, потому что искать спасения среди летающих по морю льдин было опаснее любого шторма в чистом море. На картах погоды, полученных накануне, был вполне безобидный циклон с двумя изобатами, не предвещающий исключительных изменений погоды. Но следующий прогноз, принятый Иваном через шесть часов, резко изменил картинку — на месте прошлого маленького циклона сидел крупный паук и уже входил в район, где шла «Урания-2». Давление падало двое суток подряд, так что стрелка барографа на отметке в 837 миллибар уперлась в металлический обод барабана, обозначая свой нижний предел. Народ был мрачный, шутки прекратились, началось тяжелое, медленное ожидание. Океан был безбрежен, безлюден и был опять готов к шторму. Мощная, ленивая в движении зыбь, оставшаяся от вчерашнего ветра, теперь медленно переваливалась. Яхта шла по этой зыби, то проваливаясь метров на восемь, то поднимаясь по волне, откуда можно было видеть туман, туман, туман. Даже птицы исчезли. Все было мертво, безжизненно, готово к зиме.

Где-то в этих же местах почти 180 лет назад Фаддей Беллинсгаузен записал в своем дневнике: «Неведение о льдах, буря, море, изрытое глубокими ямами, величайшие поднимающиеся волны, густая мрачность и такой же снег, которые скрывали все от глаз наших, и в сие время наступила ночь, бояться было стыдно, а самый твердый человек внутренне повторял: «Боже, спаси!»

Кому как не экипажу «Урании-2» было знакомо это чувство страха, соединенное с усталостью и психическим истощением. В такие моменты, возможно, смерть была не самым страшным итогом. Продолжать терпеть и жить было труднее. О том, как трудно мужикам, я мог судить по тому, как нелегко приходилось мне самому. Люди давно замкнулись в себе и действуют уже больше по интуиции, которая ведет и подсказывает, как сберечь последние силы. Любое движение рассчитано только на обслуживание яхты, ее выживание в этих гигантских просторах. У Аркадия были самые ужасающие условия: на полу вода, одеяла мокрые, но он до сих пор не хотел переселяться поближе к корме и продолжал ценить свободу выше физических удобств. Валера ходил как тень и молчал целыми сутками. В кают-компании даже днем было сумрачно и неуютно, как в помещениях уже затонувшего корабля, и спускаться туда лишний раз не хотелось. Самым большим моим желанием было продержаться на широте 67–68 хотя бы еще полторы тысячи миль и при этом не свернуть на север. Первая опасность ретирования просвистела мимо, но после моих пламенных заверений (в которые я сам беззаветно верил), что айсбергов больше не будет, и демонстрации включения радара на 16 миль мужики вроде бы поуспокоились. «Урания-2» шла на запад с небольшим давлением к югу, и рулевые подчинялись этому. Правда, после Балериной с Аркашей вахты линия, оставленная на карте, как заколдованная лезла вверх. Боцман высказал предположение, что Аркаша под покровом басурманской ночи подкладывает топор под главный компас. На третьей ночной вахте яхта явно уходила на северо-запад, в этой ситуации единственное, что я мог сделать, так это попросить Валеру держать курс. Валера объяснял мне что-то, что заставило его увалиться, но это было неубедительно. Здесь, в океане, вблизи антарктического берега, постоянным было одно — изменчивость погоды. Очень часто над морем лежал туман, но могло развеяться, и тогда открывался горизонт. Но еще реже выходило солнце, такое могло быть всего раз за неделю. Море не успокаивалось до конца, приходил ветер, мгла, и шла снежная пурга. В таких случаях, оставив снаружи одного рулевого, команда собиралась в рубке разговаривать разговоры. Но в целом на погоду грех было жаловаться, потому что температура пока не опускалась ниже минус пяти градусов. Солнечная радиация была еще достаточно активной, судя по тому, что сугробы в кокпите после пурги таяли. Бочки на корме, которые привязал Боцман на «Беллинсгаузене», разболтались и ходят ходуном. Похоже мы оба копим силы перед тем, как перевязать их. Нас уже не подгоняют соображения, что если будет сильный шторм, то бочки уйдут.

Циклоны шли один за другим с запада на восток, и на картах погоды, которые получал Иван, было видно, как в районе моря Беллинсгаузена они смещаются к югу. Дело в том, что в этот момент в юго-восточной части Тихого океана встал большой антициклон с эпицентром в районе острова Пасхи. Его южный край достиг пятидесятых широт и оттеснил проходящие циклоны к югу. Свирепые циклоны, стиснутые с двух сторон, рикошетом отскакивали от антициклона и даже наползали на материк Антарктиды. Для нас это означало лишь то, что мы вместо желанной южной, стали попадать в северную их часть, при этом получая встречный ветер. Ухудшение ситуации произошло во вторую неделю нашего плавания вдоль Антарктиды, когда мы прошли 88-й градус западной долготы. Ветер, до сих пор в основном полных курсов, все чаще и настойчивее стал поддувать от юго-запада-запада. Обилие отличной погоды вдоль всей западной части Южной Америки автоматически означало для нас ветер в лоб, и с этим, похоже, ничего нельзя было поделать. Пытаемся идти под углом к волне, и яхту постоянно окатывает сверху. Из задраенных люков течет вода в кают-компанию, температура внутри около пяти градусов. Сырой холод стал нашим попутчиком в плавании вдоль Антарктиды.