Том 1. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

— Как это?

— Она же прекрасно изложила все факты. Апджон написал брошюрку, где говорится, если вы, конечно, не забыли, про приготовительные школы. И там он, как поведал мне Селедка, утверждает, что время, которое мы проводим в этих заведениях, самое счастливое в нашей жизни. Главный передал книжку Селедке на рецензию, и Селедка, вспомнив черные дни, проведенные в Малверн-Хаусе, Брамли-он-Си, где мы с ним грызли гранит науки, без колебаний разнес книжонку в пух и прах. Так было дело, Селедка?

Он снова обрел дар речи, если считать речью звуки, похожие на чавканье копыт буйвола на болоте.

— Но, черт возьми, — сказал он, когда дар этот достиг уровня членораздельной речи, — то была вполне законная критика. Я, конечно, не слишком церемонился в выражениях…

— Интересно, что это были за выражения, в которых вы не церемонились, — сказала тетя Далия, — потому что некоторые обойдутся владельцу газеты в пять тысяч столь горячо всеми любимых фунтов стерлингов. Вот что, Берти, садись в машину и дуй на станцию в Маркет-Снодсбери — у них наверняка остался экземпляр последнего номера… Или нет, погоди… Автомобильная прогулка отменяется. Я буквально на минуту, — сказала она и вышла из комнаты, оставив меня в полном недоумении. Ох уж эти тетушки, никогда не знаешь, чего от них ожидать.

— Плохо дело, — сказал я Селедке.

В ответ он скривился, что, по всей видимости, означало: «Хуже некуда».

— А что бывает, когда из-за помощника редактора еженедельной газеты ее владельца привлекают к крупному штрафу за клевету?

На этот вопрос он ответил сразу:

— Выставляют за дверь, и, что самое скверное, потом невозможно найти работу. Попадаешь в черный список.

Все понятно. Эти ребята, которые заправляют еженедельными газетами, привыкли трястись над каждым грошом. Считают, что должны положить в карман все, что можно ухватить, и каждый сотрудник обязан, как пчелка, тащить в улей свою порцию прибыли, а если он вместо этого приносит убыток, ему наверняка не поздоровится. Насколько я знаю, лавочка, где трубил Селедка, финансировалась каким-то не то правлением, не то синдикатом, но правления и синдикаты так же не любят раскошеливаться, как и единоличные владельцы. Как заметил Селедка, они не только вышвырнут проштрафившегося работника на улицу, но и оповестят об этом другие правления и синдикаты.

«Сельдинг? — спросят там, когда Селедка придет просить места. — Уж не этот ли писака пустил по миру «Рецензии по четвергам»? Спустить паршивца с лестницы, да не с парадной, а с черного хода». Если дело у Апджона выгорит, шансы Селедки получить работу в газете следует расценивать как близкие к нулю. Потребуется много лет, чтобы эту историю забыли.

— Торговать карандашами на улице — вот все, на что я могу рассчитывать, — сказал Селедка и закрыл лицо руками, как поступают люди, размышляющие о не слишком радужном будущем. В это самое мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась не тетя Далия, как я ожидал, а Бобби.

— Я взяла не ту книгу, — сказала она. — Мне нужна была… Тут она заметила Селедку и застыла на месте, совсем как жена Лота, которая, как вы, вероятно, помните, сделала что-то не так во время известных событий в Содоме и Гоморре, и была превращена в соляной столб, хотя, что всем этим хотели сказать, я, честно говоря, никогда не мог понять. При чем тут соль? Странно, во всяком случае я ожидал чего-то другого.

Она смерила его презрительным взглядом, словно один его вид был для нее невыносимо оскорбителен, но тут Селедка издал глухой стон и поднял мертвенно-бледное лицо. И при виде этого мертвенно-бледного лица высокомерие Бобби как ветром сдуло, на смену ему хлынула былая любовь, сострадание, женская нежность и все прочее, она кинулась к нему, как тигрица, нашедшая, наконец, пропавшего тигренка.

— Реджи! Реджи, милый, что с тобой? — воскликнула она. Выражение, с которым она смотрела на Селедку, на глазах становилось все более и более нежным. Короче говоря, его страдания тронули ее сердце, как это часто случается с представительницами слабого пола. Эту черту женского характера любят воспевать поэты. Вы наверняка помните известные строки: «В минуты счастья и покоя, о, женщины, вы что-то-там-такое. Когда же та-та-та невзгоды, вы та-та-та венец природы[91]».

Она повернулась ко мне и зарычала, как разъяренная волчица.

— Что ты сделал с моим бедным ягненком? — спросила она, бросив на меня угрожающий взгляд, который мог бы сорвать первый приз на ежегодном конкурсе угрожающих взглядов в Центральных графствах. Я едва успел объяснить ей, что это не я, а злой рок согнал румянец счастья и радости с лица бедного ягненка, как вернулась тетя Далия. В руках у нее был листок бумаги.

— Я оказалась права, — сказала она. — Когда Апджон решил опубликовать книгу, он, как и следовало ожидать, первым делом подписался на пересылку ему газетных вырезок с рецензиями. Вот что я нашла на столе в холле. Это ваш отзыв на его брошюру, Сельдинг; я просмотрела статью по пути сюда: неудивительно, что она привела его в бешенство. Сейчас я вам прочту.

Как я и предполагал — а вы знаете, у меня для этого были веские основания, — отзыв, написанный Селедкой, никак нельзя было отнести к разряду хвалебных, и на меня лично он подействовал как освежающий фруктовый десерт. Я получил огромное удовольствие. Рецензия заканчивалась так:

«Возможно, что Обри Апджон изменил бы свой взгляд на приготовительные школы, если бы ему самому довелось отбывать срок в Малверн-Хаусе, Брамли-он-Си, где он насаждал палочную дисциплину, достойную Дотбойз-холла. Те, кому выпало несчастье это испытать, никогда не забудут сосиски по воскресеньям, изготовленные из мяса тех несчастных хрюшек, что испустили дух, оплакиваемые чадами и домочадцами, от сапа, ящура и туберкулеза».

До того момента, как моя престарелая родственница прочла заключительный пассаж, Селедка сидел, смиренно сложив ладони вместе, и время от времени кивал головой с видом: «Да, едкая, но абсолютно справедливая критика». Но тут он совершил еще один прыжок в высоту сидя, перекрыв все прежние рекорды сразу на несколько дюймов. Я мимоходом подумал, что, если ему не удастся найти других источников дохода, он вполне сможет зарабатывать на жизнь, выступая акробатом в цирке.

— Но я этого не писал! — Он даже задохнулся от возмущения.

— Тем не менее здесь это написано — черным по белому.

— Это клевета!

— Того же мнения придерживается и Апджон вкупе со своим адвокатом. Должна признаться, на мой взгляд, этот текст вполне тянет на пять тысяч фунтов.

— Дайте взглянуть! — воскликнул Селедка. — Ничего не понимаю. Нет, одну секунду, милая. Не сейчас. Чуть позже, пожалуйста. Мне нужно сосредоточиться, — сказал он, потому что Бобби бросилась к нему и прильнула к его груди, словно ветка плюща к садовой ограде.

— Реджи! — простонала она — да, именно простонала. — Это я!

— Что ты?

— Этот абзац, который только что прочла миссис Траверс. Помнишь, как-то мы обедали вместе, ты показал мне корректуру этой статьи и попросил забросить ее в редакцию, потому что спешил на гольф. После твоего ухода я перечла статью еще раз и увидела, что ты пропустил этот эпизод с сосисками — видимо, случайно, — и так как мне он показался таким остроумным и забавным… Короче говоря, я его туда вписала. На мой взгляд, получилась прекрасная концовка…

Глава XIV

В комнате воцарилось молчание. Нарушила его моя тетушка. «Ну и дела!» — сказала она. Селедка молча хлопал глазами — прежде мне приходилось видеть у него такое выражение лица на турнирах по боксу, когда он получал удар по какому-нибудь чувствительному месту, скажем, по носу. Посетила ли его мысль схватить Бобби за шею и открутить ее рыжую башку — сказать не берусь, но если и посетила, то лишь как минутное наважденье, потому что любовь вскоре пересилила все прочие чувства. Бобби называла его ягненком, и, когда он заговорил, в его голосе звучала кротость, которой славятся именно эти представители парнокопытных.

— Понятно. Вот, оказывается, как все было, — произнес он.

— Что я натворила!

— Да ладно, пустяки.

— Ты когда-нибудь мне простишь?

— Какой разговор…

— Я хотела, как лучше.

— Понимаю.

— Это и вправду может тебе здорово навредить?

— Думаю, предстоит неприятный разговор с Главным.

— О, Реджи!

— Ничего страшного.

— Я погубила твою карьеру!

— Ерунда. «Рецензии по четвергам» не единственная газета в Лондоне. Выгонят — устроюсь в другом месте.

Это плохо вязалось с тем, что он только что говорил мне насчет черного списка, но я почел за благо не распространяться на эту тему: я заметил, его слова очень утешают Бобби, и мне не хотелось добавлять ложку дегтя и портить ей настроение. Никогда не пытайтесь вырывать чашу радости из рук девушки, особенно если она уже поднесла ее к губам и сделала большой глоток.