100 великих евреев - Майкл Шапиро

Вейцман завоевал доверие британских властей, организовав по заказу Адмиралтейства массовое производство воспламеняющегося элемента боеприпасов. Его жидкий ацетон сыграет во время войны важную роль в снабжении британской армии боеприпасами.

Когда Турция вступила в войну на стороне Германии и Австрии, Сэмюэл и Вейцман увидели в этом благоприятную возможность для поддержки Англией еврейского национального очага. Они призвали Францию и Англию разделить Ближний Восток, как только он будет освобожден после столетий османского ига.

В письме от 2 ноября 1917 г. председателю Британской сионистской федерации лорду Ротшильду министр иностранных дел Бальфур сообщил, что правительство его величества «благосклонно относится к созданию национального очага для еврейского народа», и обещал «приложить максимальные старания, дабы облегчить достижение этой цели».

В конце 1930-х гг. английские официальные лица, столкнувшиеся с возражениями арабов и французов и опасавшиеся, что ближневосточные правители поддержат нацистскую Германию в грядущей войне, постепенно отошли от «Декларации Бальфура» и в 1939 г. приняли печально известную «Белую книгу» об отказе Британии от поддержки сионистов. Тем не менее главная мысль Декларации была одобрена еще в 1922 г. Лигой наций в качестве основы британского мандата на Палестину и привела к разделу региона Организацией Объединенных Наций после Холокоста и Второй мировой войны. Между войнами и первое время после Второй мировой Вейцман представлял сионизм на международной арене. В Палестине же лидерами еврейского национального движения стали Бен-Гурион и позже Бегин. Однако именно Вейцман добился признания Соединенными Штатами рождения Израиля во время секретной встреч» с Гарри Трумэном.

Трумэна приводили в ярость настойчивые и подчас грубые требования американских еврейских организаций в 1948 г., чтобы США поддержали создание еврейского государства. Старый друг, бывший деловой партнер президента, еврей из Канзас-Сити Эдди Джекобсон уговорил его поговорить с Вейцманом. Та беседа привела непосредственно к признанию Израиля Соединенными Штатами – первой страной, сделавшей это (второй был Советский Союз). Вейцман произвел глубокое впечатление на Трумэна, который быстро преодолел сопротивление государственного секретаря Джорджа Маршалла и государственного департамента, утверждавших, что признание Израиля вызовет ярость арабов и подорвет влияние США на богатом нефтью Ближнем Востоке. Во второй раз (через тридцать один год после «Декларации Бальфура») старый профессор, которого Трумэн называл Хамом, добился поддержки Израиля от США.

Бен-Гурион попросил Вейцмана стать первым президентом Израиля. Вейцман согласился, не сообразив, что речь идет о формальном посте. После его внезапной кончины в 1952 г. Хаима Вейцмана вспоминают как одного из самых влиятельных отцов современного Сиона.

ФРАНЦ БОАС

Начало развитию антропологии, или научному изучению человека, прежде всего в США, положил Франц Боас, родившийся в Германии. До него антропология руководствовалась теориями эволюции и дедуктивной аргументацией. Антропологи XIX в. думали, что отдельную культуру можно понять прежде путем первоначального наблюдения, затем принятием определенных предположений, основанных на ограниченных фактах, и значительным по объему псевдонаучным гаданием, выраженным в красочных мифах и сказках.

Боас, со своей стороны, призывал культурологов быть более критичными и наблюдательными. Они должны замечать изменения поведения, снимая слой за слоем внешние проявления и обнажая внутреннюю суть истины. Подход Боаса отражал позицию представителей естественных наук его дней, предполагавших, что реальные вещи скрывают структуру. Только внешняя форма меняется в связи с изменившимися условиями жизни. Боас сочетал эти методы «индукции» (скорее, чем дедукции) с уже развитыми эволюционными методами и тем самым определял антропологию как современную науку.

Родившись в Германии в буржуазной семье, Франц с юных лет проявлял интерес к изучению обычаев людей других стран. В школе, однако, он занимался прежде всего математикой и физикой, строя свое образование на абстрактных науках. Испытав позже влияние выдающихся географов и натуралистов, молодой ученый почувствовал влечение к изучению природы в реальном мире и населяющих его людей.

В свою первую экспедицию он поехал в Арктику в двадцать шесть лет для изучения эскимосов и географии их расселения. Подвергая себя немалому риску, Боас нанес на карту несколько сот миль береговой линии. Из путешествия он вернулся антропологом, убежденным в том, что география отнюдь не является движущей силой эволюции народа, как считали тогда ученые. Скорее, утверждал он, сокровенные мысли и умственное развитие народов, а не теория Дарвина определяют их поведение.

Когда Боас вернулся в Германию, ему предложили работу в известном музее и в Берлинском университете. Но скоро представилась возможность вернуться на север Тихого океана и познакомиться поближе с культурой прибрежных индейцев и эскимосов, и он спешно отправляется в первую из тринадцати поездок в регион.

После смены ряда мест низкооплачиваемой работы в США где он выступал с лекциями в Университете Кларка и издавал научные журналы, Боас получил посты хранителя Американского музея естествознания и профессора в Колумбийском университете (оба в Нью-Йорке). В музее он проработал девять лет, а в Колумбийском университете – сорок два года, подготовив выдающихся антропологов XX в., в том числе Рут Бенедикт и Маргрет Мид.

Помимо преподавания в университете, Боас продолжал на протяжении всей своей карьеры настаивать в многочисленных комментариях, монографиях и публичных лекциях на развитии антропологии как точной и живой науки. Он жестко критиковал квазинаучные гипотезы своего времени, утверждая, что исследования должны проводиться и выводы делаться при строгом проведении тщательного анализа и проверки. Его научный метод, направленный на изучение изменений обществ, а не их «эволюционирование» до определенной точки, дал антропологам научную основу для осуществления исследований. Боас утверждал, что ученые призваны наблюдать действительно происходящее в разных культурах без навязывания предвзятых мнений и предрассудков. Не неси себя другим, а неси других к себе, не уставал повторять он.

Исследование требует переработки большого количества данных. Собирание массы фактов – единственный способ открыть, как формируются и прогрессируют культуры. Жизнь народов и развитие культур нельзя объяснить одной большой теорией эволюции или городской психологией, а только путем изучения точных фактов их истории.