Разум и чувство - Джейн Остен

Миссис Палмер была неизменно дружелюбна и приветлива, и не приходилось сомневаться, что сестры Дэшвуд – желанные гостьи в доме. Естественная простота и сердечность ее манер искупали недостаток такта и отсутствие вкуса, что нередко заставляло ее отступать от правил хорошего тона.

Ее миловидное личико дышало добротой, а очевидное отсутствие ума не отталкивало, поскольку в этой женщине не было ни капли самодовольства. Словом, Элинор была готова простить ей все… ну разве что кроме громкого смеха.

Джентльмены прибыли на следующий день к позднему обеду. Таким образом, общество увеличилось, а в темы беседы, которые за долгий и дождливый день успели исчерпаться, было внесено приятное разнообразие.

Элинор не часто встречала мистера Палмера и не представляла, каков он в лоне собственной семьи. Она очень быстро убедилась, что со всеми своими гостями он держится как настоящий джентльмен и лишь крайне редко позволяет себе повысить голос в разговорах с женой и тещей. Выяснилось, что он может быть остроумным и приятным собеседником, конечно, если перестанет считать, что превосходит умом не только Шарлотту и миссис Дженнингс, но и всех остальных людей. В остальном, как показалось Элинор, он ничем не отличался от мужчин своего возраста и круга. Его манеры за столом были удивительно изящны, вставал и ложился спать он когда хотел, очень любил ребенка, хотя и стремился скрыть это чувство под маской пренебрежения, и каждое утро играл в бильярд, явно предпочитая это времяпрепровождение занятию делами. Однако теперь он ей больше нравился, хотя в глубине души она понимала, что никогда не сможет привязаться к нему. День за днем наблюдая его праздность, самовлюбленность и эгоизм, она с радостью мысленно возвращалась к Эдварду, отдавая должное его простоте и скромности.

От полковника Брэндона, недавно побывавшего в Дорсетшире, Элинор узнала кое-что об Эдварде. Полковник видел в ней не только дорогого друга мистера Феррарса, но и чуткую, внимательную слушательницу, поэтому подробно рассказал ей, что представляет собой дом священника в Делафорде и какие работы там следует в первую очередь произвести. Все его поведение: нескрываемая радость от встречи, хотя они не виделись всего десять дней, неизменное удовольствие, с каким он вступал с ней в разговор, постоянный интерес к ее мнению – вполне объясняло позицию миссис Дженнингс, убежденную, что полковник неравнодушен к Элинор. Пожалуй, сама Элинор заподозрила бы то же самое, если бы не была уверена, что его сердцем владеет безраздельно Марианна. Поэтому ничего подобного ей просто не пришло бы в голову, если бы не намеки миссис Дженнингс. Впрочем, Элинор считала себя более тонкой наблюдательницей и следила за мимикой, выражением лица и глаз, в то время как миссис Дженнингс замечала только внешние признаки. Именно поэтому она и не заметила тревоги, застывшей в глазах полковника, когда Марианна пожаловалась на сильную боль в горле и ломоту в висках. От внимания почтенной дамы ускользнуло его беспокойство, но Элинор успела заметить брошенный на Марианну взгляд, выражавший нежность и испуг влюбленного.

Следствием двух долгих прогулок в сумерках по самым укромным уголкам сада, где деревья были густыми и могучими, а трава высокой и сырой, явилась жестокая простуда, сразившая Марианну, которая, конечно, не потрудилась быстро снять мокрые башмаки и чулки. Марианна несколько дней беспечно пренебрегала болезнью, и та в конце концов настолько разыгралась, что все вокруг заметили, как плохо она выглядит, а сама Марианна была вынуждена признать, что чувствует себя плохо. Ей немедленно надавали тьму советов, которые она невнимательно выслушала и не приняла ни одного. Жар и лихорадка, слабость и кашель, так же как и постоянно усиливающаяся боль в горле – это все пустяки. Крепкий сон вылечит их лучше любого доктора. Когда сестра легла в постель, Элинор с большим трудом удалось уговорить ее принять хотя бы самые простейшие меры по борьбе с болезнью.

Глава 43

Утром Марианна встала в обычное время, ответила на тревожные расспросы, что ей гораздо лучше, и даже попыталась доказать это, занявшись привычными делами. Но это ей не удалось. Час за часом она тряслась в ознобе у камина, сжимая в руках книгу, которую не могла читать, или просто лежала на диване, не имея сил даже пошевелиться. Когда же Марианна почувствовала себя совсем плохо и захотела уйти в свою комнату, полковник Брэндон был удивлен спокойствием ее сестры. Элинор весь день преданно ухаживала за больной, не слушая ее возражений, даже заставила ее принять на ночь какие-то лекарства, но тоже считала сон лучшим лекарем и не испытывала особой тревоги.

Всю ночь Марианна лихорадочно металась по постели, и, вопреки ожиданиям обеих сестер, лучше ей не стало. Утром больная сделала попытку встать, но была вынуждена признаться, что ей трудно даже сидеть, и осталась в постели. Элинор решила последовать совету миссис Дженнингс и послала за аптекарем[2] Палмеров.

Он быстро приехал, осмотрел больную и заверил Элинор, что через три-четыре дня ее сестра будет совершенно здорова. Однако в разговоре он намекнул на возможность горячки и даже предположил, что болезнь Марианны может быть заразной. Последнее заявление до смерти перепугало Шарлотту, которая с той самой минуты думала только о своем малютке. Миссис Дженнингс с самого начала отнеслась к болезни Марианны куда более серьезно, чем Элинор. Выслушав мистера Гарриса, она еще больше встревожилась, подтвердила все страхи Шарлотты и настоятельно потребовала, чтобы та немедленно покинула дом вместе с сыном. Мистер Палмер, хотя и утверждал, что тревожиться не о чем, не возражал, и отъезд был решен. Всего лишь через час после приезда мистера Гарриса Шарлотта с сыном и няней уехали к близкому родственнику мистера Палмера, который жил возле Бата. Муж обещал последовать за семейством через день-другой. Шарлотта настойчиво уговаривала мать тоже уехать, но добрейшая миссис Дженнингс, навеки завоевав тем самым сердце Элинор, решительно заявила, что не покинет Кливленд, пока Марианна не выздоровеет, поскольку обязана позаботиться о ней, заменив ей мать, от которой ее увезла. Она деятельно помогала Элинор ухаживать за больной и к тому же обладала опытом, который не раз оказывался как нельзя более кстати.

Марианна, измученная жаром, лихорадкой и болью во всем теле, уже не надеялась встретить следующий день здоровой, а мысль о том, что подарил бы ей этот день, если бы не болезнь, лишь усугубляла ее страдания. Ведь утром они должны были отправиться домой в сопровождении лакея миссис Дженнингс и на другой день еще до полудня собирались обрадовать мать своим неожиданным возвращением. Марианна все время молчала, и если открывала рот, то лишь чтобы в очередной раз посетовать на неожиданную отсрочку. Элинор утешала сестру как могла, при этом нисколько не сомневаясь, что возвращение домой откладывается ненадолго.

Следующий день не принес никаких изменений. Больной не стало лучше, что само по себе уже было плохим признаком, однако не стало и хуже. А тем временем немногочисленное кливлендское общество потеряло еще одного члена. Мистер Палмер, хотя и предпочел бы остаться, повинуясь как собственной человечности и доброте, так и желанию показать, что страхи жены значат для него немного, все же сдался на уговоры полковника Брэндона и последовал за своим семейством. А вслед за ним и полковник Брэндон заговорил об отъезде. Последнему, причем весьма уместно, категорически воспротивилась миссис Дженнингс. Она понимала, что отослать полковника, когда его возлюбленная находилась в такой тревоге, значило бы обречь обоих на лишние мучения. Поэтому она без всяких церемоний объявила ему, что он обязан остаться в Кливленде исключительно ради нее. Иначе по вечерам, когда мисс Дэшвуд будет ухаживать за сестрой в ее спальне, ей решительно не с кем будет играть в пикет. Она проявила такую настойчивость, что он не мог не дать согласия, и поступил так с большим удовольствием, повинуясь заветному желанию своего сердца. К тому же к просьбе миссис Дженнингс присоединился и мистер Палмер, который, судя по всему, почувствовал облегчение при мысли, что в Кливленде все-таки останется человек, способный оказать мисс Дэшвуд реальную помощь, если она понадобится.

Марианна, разумеется, ничего не знала. Она оставалась в неведении, что невольно вынудила хозяев Кливленда покинуть собственный дом всего лишь через неделю после того, как они туда вернулись. Ее совершенно не удивляло, что миссис Палмер не заходит к ней в спальню – она и вовсе про нее не вспоминала.

Прошло два дня после отъезда мистера Палмера. Состояние больной не улучшалось. Мистер Гаррис навещал ее каждый день и всякий раз бодро предрекал скорое выздоровление. Мисс Дэшвуд разделяла его мнение. Но миссис Дженнингс и полковник Брэндон были значительно менее оптимистичны. Почтенная дама с самого начала болезни уверилась, что Марианна уже не жилица, и полковник, необходимый ей только для того, чтобы выслушивать ее мрачные пророчества, не мог не поддаться их влиянию. Он пытался справиться со страхами доводами рассудка, постоянно напоминая себе, что аптекарь уверен в выздоровлении больной, однако долгие часы, ежедневно проводимые им в одиночестве, способствовали появлению только грустных мыслей, и вскоре ему уже никак не удавалось избавиться от предчувствия, что больше он никогда не увидит Марианну живой.