Чекисты Рассказывают... - Коллектив авторов

В Куйме все оказалось не так, каким представляли в шпионском центре по рассказам Софрона. Правда, сектанты есть, тайники есть, дезертиры есть, секта антисоветская, профашистская, ее руководители — озлобленные враги советского строя. А чем они помогают немецкому шпиону? Ничем. Не потому, что не хотят, а потому, что не могут. Стариков и старух нельзя принимать в расчет. Те, кто отсиживается в тайниках, дезертиры и преступники, скрывающиеся от правосудия, тоже не помощники. Они оторваны от жизни, от людей и способны только на ночные вылазки для воровства в колхозах.

Население ничего не пропустит мимо ушей и мимо глаз. При случае все вспомнит. Знал это немецкий шпион и остерегался. Только ночами в темную пору покидал убежище, чтобы в ближайшем перелеске отстукать очередное сообщение с малоинтересными сведениями, которыми снабжала Елизавета. А вчера получил из центра выговор. А что он может? Загнали с легендой, не оправданной обстоятельствами. Нужна агентура легализованная, подвижная, толковая.

Красивым представилось будущее. Скоро, очень скоро Россия будет завоевана. Он — Вилли — получит на юге Украины землю и устроит образцовую ферму. Теперешние колхозники будут батрачить на ферме немецкого колониста… Елизавета — пройдоха. Она должна найти мне помощников. Не самому же высматривать и выспрашивать. Это опасно, а я еще жить не начинал по-настоящему…

С такими мыслями пробирался Вадим на совещание у старца.

Первой заговорила Елизавета.

— Один бог знает о наших испытаниях. Вот отец Федор больше десяти годов скрывается от властей и усердно служит господу. Нашими стараниями основана большая община истинно православных христиан. По всей округе есть наши группы верующих. А как началась война, наша община еще больше выросла: человека в горе легче наставить на путь истинный. По нашему указанию молодые люди укрываются в убежищах, чтобы не служить слугам антихриста, многие томятся в тюрьмах, а оружия в руки не берут. На работу в колхозы никто из верующих

ие выходит, в колхозах полный развал, хлеб гниет на корню, горят скирды.

Старица привирала, чтобы набить себе цену.

— Мы, воины христовы, учим своих последователей всеми силами мешать коммунистам и помогать своим из бавителям — вашему воинству. Ждем с нетерпением их, а дождаться не можем. И жить нам стало совсем худо: денег в казне нет, продовольствия тоже, а братьев, которые ук'рываютоя, кормить сколько-то надо. А где взять? Ежели от вас не будет помощи, придется распустить общину. — Старица явно хотела припугнуть разведчика, но он перебил ее:

— Матушка, вы, кажется, нам угрожаете? Напрасно вы считаете, что оказали какую-то услугу победоносной германской армии. Думаете, ваши дезертиры ослабили большевиков? Ошибаетесь. Трусы, как известно, в воюющей армии являются помехой. Еще подумать надо, кому на пользу ваше подвижничество. А вы угрожаете. Распускайте своих православных, пусть дезертиры идут с повинной, вылезайте из своих нор! А куда денетесь? Я не верю ни в бога, ни в черта, а верю только делам и силе.

— Свят, свят, — перекрестился Федор, а Елизавета даже не дрогнула.

— Прошло две недели, как я у вас, а воспользоваться вашими услугами не мог. Для нашего командования нужна информация из советского тыла, а не ваши молитвы, нужны данные военного характера. Вы говорили о деньгах — вот они, — и выложил на стол пухлую пачку советских денег, — Но их надо заработать. — И спрятал деньги в карман.

Рядом с иконостасом что-то загремело. Все обернулись на шум. Вадим сунул руку в карман и быстро отскочил в угол землянки. Открылась дыра в стене, из нее вывалилась женская фигура в холщовой измятой и затасканной рубахе. С полу поднялась баба с заспанными глазами на отекшем лице. Она с недоумением посмотрела на сборище. Потом спросила:

— Матушка, пойдем сегодня молиться?

— Нет, Марьюшка, иди к себе и одна помолись.

Марьюшка потерла глаза кулаком, с обидой оглядела

присутствующих и полезла в дыру.

Вадим расхохотался. Старец растерянно моргал глазами. А Елизавете хоть бы что.

— Эта дева — блаженная, верующи© почитают ее ясновидящей.

— Хватит о деве, давайте о деле, — скаламбурил шпион. — Ты, Софрон, что там у нас обещал? — спросил Вадим своего оруженосца.

— Что обещал, все сделал честь по чести. К своим вас привел? Привел! Укрытие нашли? Нашли. А дальше не моя забота.

Старец оправился от смущения и требовательно глянул на Елизавету. И она смиренно заговорила:

— Места наши безлесные, голые, схорониться негде, вот и прозябаем в подземельях. Никому из мужеского пола глаз нельзя показать на белый свет. Куда пошлешь хоть бы того же Софрона? Враз схватят и заточат за решетку. А посодействовать вашему благородному делу надо… Думала я, думала и надумала: есть у меня на примете одип человек вам в помощники. С виду он, правда, неказистый, плюгавенький, можно сказать, боязливый до крайности, зато смышленый да хитренький.

— Кого, мать, прочишь? Что-то мне невдомек, — проговорил старик.

— Афанасия, что у Евдокии укрывается. Подойдет!

С Афанасием Елизавета толковала о православной вере. А он сразу начал спорить.

— Ваша вера не православная, а противная закону божию. Я ведь в таких делах разбираюсь: десять годов, пока не забрали на войну, отслужил в храме псаломщиком. Святые Александр Невский и Димитрий Донской с оружием в руках защищали русскую землю от иноземных захватчиков, а вы? Немцам родную землю отдать собираетесь!

— Так ведь святые защищали землю православную от язычников, а теперь кого защищать? Мы молимся за освобождение земли православной от безбожной власти, от слуг антихриста.

— Насмотрелся я, как освободители измываются над народом, над стариками, над женщинами и малыми детьми! Они не разбирают, кто верующий, кто безбожник. Разве можно именем бога прикрывать самые страшные преступления? В священном писании сказано: нет власти аще не от бога. Разве Советская власть мешает кому в бога веровать и молиться? Есть храмы открытые — молись на здоровье. А вы в землю, как тать, зарываетесь. Кощунствуете, святыми мучениками себя выставляете. Нет, мне ваша вера претит, как русскому человеку.

— Ты, русский человек, чего же удрал с фронта, почему не защищаешь свою власть?

— Слаб человек. Верите ли, Елизавета… как вас по батюшке?

— Одно у меня христово имя — мать Елизавета, а в миру была Екатерина.

— Верите ли, мать Елизавета, ненавижу фашистов, признаю Советскую власть законной от бога, а вот духу, чтобы голову (сложить за родную землю, не хватило. Трус я, жить охота, не мог преодолеть страха. А ведь воевал бы не хуже других: военное обучение шло у меня успешно, боевую технику, что касается теории, знаю назубок, в строю, правда, не отличался — телосложением не вышел. Самого себя презираю, но теперь уж нет дороги назад, пропал, придется до конца дней своих скитаться под чужим именем. Благо одинокий я. Вот немного отрастут волосы, и пойду странствовать. Только документиком обзавестись. Не гоните меня пока, ради бога. Что-то хозяюшка со мной неласкова, не выгнала бы?

— С чего ей ласкаться к тебе? Ладно, упрошу я ее, чтобы подержала пока. Все мы гонимые и помогать друг другу сам бог велел. Может, и ты, Афанасьюшка, нам когда пособишь.

Дуня рассказывала Ивану Петровичу:

— Афоня у меня совсем прижился, даже в подполье себе ухоронку сделал. Из старых досок, что валялись на чердаке, отгородил куток, соломки подослал и чуть что — в подполье. Смех один.

— А ничего за ним подозрительного не заметила?

— Я ведь, Иван Петрович, дома не жила: то у Макаровны, то в Куйме. Да и как я услежу за ним? Не могу же я один на один с мужиком жить, какой бы он там ни был. Лизавета с ним разговаривала. Она что-то хитрое задумала. На днях спрашивает: «Авдотьюшка, что бы ты сказала, кабы я тебе еще одного мужчину определила на постой?» Я подумала, что любопытно бы узнать, о ком хлопочет Лизавета, а сама не решилась прямо ей ответить и сказала: «Ты что, хочешь меня совсем выжить из даму?

Не могу же я с мужиками жить, грех-то какой! Ведь я тоже не деревянная». Старица меня успокаивает, ничего, мол, худого от человека не будет. Я отвертелась от пря- мого ответа, а она велела подумать.

— Тебя она ни в чем не подозревает?

— Вроде бы незаметно. Я бога беспрестанно поминаю, а главное дело — сомнения наивные высказываю. Лизавета меня убеждать начинает, и я поддаюсь ее уговорам.

Киреев слушал внимательно и одобрительно кивал.

— А как же мне быть с тем мужиком?

— Пусти, а сама скройся на время.

— А кто же следить за ними будет? Такого натворят, что потом…

Дуне даже обидно стало, что ее отстраняют от дела.

— Я позабочусь об этом. Ты уезжай дней на пять, после того как появится в доме новый постоялец, К тетушке в Липецк на этот раз на самом деле уезжай. Ты ведь от нее, говоришь, письмо получила?