Град обреченный - Герман Иванович Романов

подозревают, что не от своего семени детей растят. Женщины они такие, что княгини или простолюдинки, только поводья отпусти, волюшки больше дай, так живо в рогожку обернут.

Да и так ли важно происхождение⁈

Правда, для себя Андрей Владимирович давно поставил задачу — «государем Всея Руси» Ивану не быть, ни его братьям, ни детям, рожденным Софьей Палеолог. И Михаилу Тверскому не быть — слаб, станет игрушкой в руках бояр, а такую возможность исключать нельзя. Ему отведены на время определенные функции и только, А при достигнутом результате можно считать, что «мавр выполнил свое дело»…

— Москва! Москва!!!

С воинственным кличем поместная конница обрушилась на правое крыло, где «конторский» полковник, ставший «большим воеводою», стояли самые отборные войска — новгородские стрельцы с мушкетами и единорогами. И нарвались на слитные ружейные и орудийные залпы — видимо, новости об «огненном бое» воеводы Ивана Васильевича всерьез не приняли в своей гордыне. Хотя откуда им предполагать такое. Доверяя слухам и не видя собственными глазами. Ведь правильно в народе говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Вот только в расчет такие случаи не берут!

— Кто против бога и Новгорода!

— Тверь! Тверь!!!

— Псков! За Псков!

Громкие крики перекрывали стоны и хрипы сотен умирающих людей, а их напрочь заглушали орудийные выстрелы и залпы мушкетов. Но если в центре и на левом фланге пошла рукопашная, то на правом крыле успех был очевиден. Картечь и пули «очищали» поле боя, если так можно сказать, глядя на груды трупов, людских и конских.

«Косая атака» по прусскому приему короля Фридриха Великого принесла результат. Конкретный, и отчетливо видимый, и свою роль сыграло огнестрельное оружие, которое в полевом бою практически не использовалось. Так что года через три-четыре все воинственные соседи взвоют, и живо о разбойных нападениях позабудут. И поступь Руси будет иной — и порядки другими станут. По крайней мере, если нынешнюю основу укрепить и расширить, то самодержавия с крепостным правом никогда не появится. Ибо нет ничего более страшного, чем бесконтрольная власть, считающая себя «божественной» и последней истиной в инстанции.

— Они отступают, княже, бегут! Надо…

— Не надо, Михаил Борисович, нам с тобою вмешиваться в приказы воеводы. Поверь, будет намного лучше, если будем тут стоять, и смотреть что происходит. Доверься профессионалу — у таких поучиться не грех.

— Но княже Андрей Владимирович…

— Не горячись — сабелькой махать тебе не положено, ты князь, и думать должен о будущем всей земли, а не ратной славы искать. А вот имать Ивана нужно обязательно — живым или мертвым. Но лично меня устраивает первый вариант — сотню рублей готов пожертвовать в награду!

Пикинеры на триста лет стали основой европейской инфантерии. Испанские терции и швейцарцы «поставили» рыцарство на место, огнестрельное оружие окончательно подвело черту — «города победили замки».

Глава 42

— Ты не смотри на меня так злобно, княже, я ведь единственный, кто тебе облегчить участь пытается. Сам посуди — людишек твоих ближних всех до смерти побили, одежду твою забрали, даже крест нательный. А для чего, ты спросить можешь? Так отвечу — всех волки погрызут и косточки растащат, а по кресту и обрывкам прах твой и опознают. Волков развелось немеряно — человечиной, твари серые кормятся. Ведь всю округу твои ратники разорили, да и на ней же и остались, снегом припорошенные. И в небесную синь смотрят мертвыми глазами…

Андрей Владимирович тяжело вздохнул — зрелище побоища для него было тягостным, и приходило в ночных видениях. Раньше можно было посмеяться над высказываниями про «мальчиков кровавых», но теперь было не до смеха. Он посмотрел на прикованного к стене великого московского князя, что неделю назад мнил себя «государем Всея Руси», а теперь был никто, прах земной, с которым можно было сотворить что угодно, и ни перед кем ответа не давать. Кроме совести своей, да небесного суда, который каждому уготован. Вот и Иван Васильевич — шел покарать Новгород, а войско потерял, власть, да и жизнь свою в конечном итоге.

Именно так — отсюда живым он уже не выйдет, нужно быть дебилом, чтобы лютого врага хоть за огромный выкуп отпускать. Есть вещи, которые не одними деньгами оценить невозможно — месть с воздаянием в этот короткий перечень тоже входят.

— А ты кто таков, холоп, чтобы меня тут держать?

Дерзко себя ведет «государь», очень дерзко. Либо надеется откупиться, или, что вернее, уже оценил перспективы, вернее их полное отсутствие, и старается вызвать гнев, чтобы убили быстро и без мучений. Так это зря — раз попала в колесо собака, так пищи, но беги.

— Звать меня Андрей Владимирович — я князь Кашинский по дарованию удела мне великим князем Тверским Михаилом Борисовичем. А также князь Бежецкий, ибо «Господин Великий Новгород» все земли московитами захваченные себе вернет. Но земли Бежецкого Верха, восточная часть Бежеской пятины, где княжество — мне по решению вече целиком отдано, со всеми права удела родового.

— То моя вотчина, и не тебе она принадлежит, — прохрипел Иван Васильевич, дергаясь на цепях. Воеводин только усмехнулся, в ответ негромко произнес, выделяя каждое слово:

— Что отнято мечом, мечом и возвращено быть может. Новгород этими землями пятьсот лет владел — их твой отец отнял. Сила теперь на нашей стороне — мы свое вернули. На нашей означает союз Твери, Новгорода, Пскова и меня, который удел свой на меч и взял. Дарован он мне Новгородом за помощь, и грамоты нужные отписаны. Ты можешь заявить, что и Новгород твоя вотчина, но так и звезды на небе присвоить можешь. Ты ведь не по праву всех под себя подминал, и то тебе нравилось. А как в обратку получил по сопатке, так о правоте вспомнил? Не смеши, прими как должное. Проигрывать тоже уметь надобно, и в плен лучше не попадаться. Мнил ты себя «государем Всея Руси» — стал колодник, тать шатучий! Ну и зловоние!

Андрей Владимирович уселся на лавочку, дернулся — хотел закурить, но не стал — вонь табаком не перебить. Посмотрел на князя, притихшего, взирающего со злобой — до него дошло, где он очутился, и в каком положении. И окончательно расставил последние «фигуры» на «доске»:

— Это подворье Борецких, за городом — тебя сюда привезли. И спешу тебя «порадовать» — скоро лютые муки примешь. Сам понимать должен за что. Дурак ты