Девочка у моста - Арнальдур Индридасон

за разговор. Хотя вообще-то я против того, чтобы идти на поводу у таких сволочей. Если и есть кто-то недостойный никаких поблажек, то это они.

– Но почему он хочет говорить только со мной?

– Понятия не имею.

– Признаться, мне и самому надо бы с ним побеседовать, поэтому…

– Прости, должна тебя оставить! Созвонимся завтра, – Марта поспешно нажала на отбой, заметив, что Ласси просыпается. Его дыхание было неровным, и в следующий момент он разомкнул веки и увидел сидящую рядом Марту. Та убрала телефон в карман и представилась: сказала, что она из полиции и ведет расследование его дела.

– Вы готовы ответить на пару вопросов? – спросила она.

– Дан… ни?.. – только и смог произнести Ласси.

Марта на мгновение растерялась.

– Данни?.. – повторил он едва слышно.

– Она умерла, – сказала Марта тихо. – Мне очень жаль.

Ласси снова закрыл глаза, и его лицо исказила гримаса боли.

– Как?..

– Ее обнаружили у вас в комнате. Она ввела себе лошадиную дозу наркотика… Пока не понятно, намеренно или случайно.

Ласси замотал головой, и Марта, опасаясь, что он опять потеряет сознание, поспешила задать ему вопрос, связанный с тем, что показал на допросе Бидди:

– Данни собиралась опубликовать в Интернете какой-то компромат на Рандвера?

Ласси молчал.

– Поэтому он рассвирепел? – не отступала Марта. – Или Данни угрожала кому-то другому? Кому-то, кто пришел к вам в комнату, когда она там находилась, и оставил ее умирать?

Казалось, Ласси провалился в небытие, но Марта продолжала говорить в надежде, что он все же улавливает ее слова.

– Может, это был не Рандвер, а наркодилер покрупнее?

– Не… Ран… – прошептал Ласси. – Баб… бабушка…

– Что?

– … знала…

– Бабушка? Бабушка Данни? Знала? Что она знала?

Все эти вопросы больше не проникали в сознание Ласси. Он вновь погрузился в забытье, где не было страданий и необходимости отвечать на вопросы, где боль притуплялась, а горе отступало.

45

Закончив разговор с Мартой, Конрауд отключил мобильник и вернулся в офис человека, назначившего встречу им с Эйглоу. Уже опустился вечер, но он сказал, что сможет принять их, поскольку все равно еще находится на работе. Эйглоу подозревала, что это лишь повод, чтобы не приглашать их к себе домой, но Конрауд с ней не согласился: у того человека не было причин проявлять к ним недоверие. При этом Конрауд не удержался от замечания, что как раз сама Эйглоу редко доверяет ближнему.

В офисе творился полный бумажный кавардак: кипы всевозможных документов, счетов, бланков заказов, папок занимали все доступные поверхности. Располагался офис в промышленном районе Скейван, а его хозяина звали Теодор. Он управлял небольшим издательством, а также бюро генеалогических исследований, которые и представляли для него главный профессиональный интерес. Теодор даже представлялсясвоим посетителям специалистом по генеалогии. Грузного телосложения, он перешагнул пятидесятилетний рубеж и являлся обладателем седых усов и козлиной бородки, которую то и дело теребил, когда хотел придать себе важности.

Эйглоу позвонила Теодору, чтобы попросить его о встрече, после чего связалась с Конраудом и предложила ему подъехать в Скейван. Теодор старался не подавать виду, но от Конрауда не укрылось, что он чувствует себя не совсем в своей тарелке. Видимо, Эйглоу рассказала ему, что Конрауд – бывший полицейский, так что реакция Теодора была вполне объяснимой: у всех есть свои скелеты в шкафу.

Теодор рассказывал о своем отце, который являлся членом Общества эзотерики, но, не добившись на ниве оккультизма особых успехов, покинул его, хлопнув дверью. Долгое время он практиковал в качестве медиума, особенно в шестидесятые и семидесятые, но потом его интерес к сверхъестественному иссяк, а на пороге нового века он скончался. С самого детства он вел дневники, в которые вносил малейшие подробности своей жизни, но, увы, большая их часть не дошла до наших дней по причине затопления кладовки, в которой он их хранил.

Кое-какие из оставшихся Теодору пришлось выбросить, но те, которые ему были особо дороги, он оставил и держал как раз в этом самом офисе. Поднявшись, он вышел в соседнюю комнатушку, в которой шагу нельзя было ступить, чтобы не натолкнуться на какую-нибудь коробку с различными каталогами, документами финансовой отчетности и материалами по генеалогии. На книжных полках теснились фолианты, среди которых Конрауд заметил и известную работу о семейных династиях Скагафьордюра[16].

– Вот поэтому я вас и пригласил сюда, – объяснил Теодор, роясь в бумагах. – Все коробки с документами я перенес в этот офис.

Конрауд бросил многозначительный взгляд на Эйглоу, словно в подтверждение своих слов о том, что она зря подозревала Теодора в отсутствии гостеприимства. Однако женщина, судя по выражению ее лица, осталась при своем мнении.

– Но я должен вас предупредить, что пока так и не нашел времени, чтобы досконально изучить все эти записи, – подал голос специалист по генеалогии, вытаскивая из комнатушки две переполненных коробки. – Может, вы среди них что и обнаружите. Иногда у меня возникает желание опубликовать дневники или использовать в качестве основы для романа. В них огромное количество описаний явлений призраков. Мой отец был знаком с Берти – я имею в виду Энгильберта, вашего папу, – обратился он к Эйглоу. – Отец, бывало, вспоминал о нем. Ну и о его трагическом конце, разумеется. Это ведь был несчастный случай?

– Да. – Временами Эйглоу удивлялась тому, как много людей знало ее отца. – Да, это был несчастный случай.

– Эта схема со спиритическими сеансами была крайне простая, – продолжил Теодор. – И в этом нет ничего удивительного: люди, как говорится, обманываться рады. Судя по всему, в военные годы Энгильберт за короткое время расширил круг своих клиентов. А его подельник не жалел сил, чтобы оказывать ему содействие: он изучал списки участников сеансов и собирал о них информацию из различных источников – в основном из их генеалогических древ. Он, по-моему, даже платил одному генеалогу, чтобы тот делился с ним данными об усопших родственниках простодушных клиентов Энгильберта: у кого-то старший брат в аварии погиб, а у кого-то один из родителей скончался от ужасной болезни… В общем, ему требовалась информация об именах, семейных узах, обстоятельствах смерти и тому подобное – то есть все то, что можно было бы при случае упомянуть во время спиритического сеанса.

– Вот оно что, – пробормотал Конрауд.

– Здесь эти самые дневники, – указал на коробки Теодор. – Они почти все из шестидесятых – как я понимаю, именно этот период вас и интересует. Прошу прощения, но отдать вам их я не могу – хотя полиции стоило бы доверять, – улыбнулся он, обнажив крупные зубы под седыми усами. – Это мемуары моего отца, и