Дело о пеликанах - Джон Гришэм

Она раскрыла пятый том «Мартиндэйла — Хубеля» и нашла раздел вашингтонских фирм. «Уайт энд Блазевич» занимала в нем двадцать восемь страниц. Имена, даты и места рождения, учебные заведения, профессиональные организации, отличия и награды, комитеты и публикации четырехсот двенадцати юристов, вначале компаньонов, затем служащих. Она делала записи в своем блокноте.

Фирма имела тридцать восемь компаньонов, остальные были служащими. Она сгруппировала их по алфавиту и переписала все имена в блокнот. Со стороны она выглядела обычной студенткой, перебирающей фирмы в упорных поисках работы.

Поиски были утомительными, и ее мысли время от времени отвлекались от них. Двадцать лет назад здесь учился Томас. Он был одним из лучших студентов и говорил, что много времени проводил в библиотеке. Писал статьи в юридический журнал. Такая же участь была бы уготована и для нее в обычных условиях.

Смерть была предметом, который она анализировала с различных точек зрения последние десять дней. Кроме тихой смерти во сне, она не могла определить ее наиболее оптимальный вариант. Медленная, мучительная смерть от болезни была кошмаром для умирающего и его близких, но по крайней мере она давала возможность приготовиться и проститься. Неожиданная насильственная смерть была секундным делом и, вероятно, наилучшим исходом для умершего. Однако близкие оставались в оцепенении от шока, со множеством мучительных вопросов: страдал ли он? Какой была его последняя мысль? Как могло такое случиться? А видеть мгновенную смерть своего возлюбленного было выше всяких сил.

Она любила его еще сильнее, потому что постоянно вспоминала его умирающим, несмотря на свои усилия отрешиться и от звука взрыва, и запаха дыма, и зрелища его смерти. Если она переживет эти три дня, то найдет место, где сможет закрыться, плакать и швыряться вещами, пока отчаяние не пройдет. Она решилась прибегнуть к этому и облегчить слезами душу. Хоть это она заслужила.

Дарби запоминала фамилии до тех пор, пока не стала знать об «Уайт энд Блазевич» больше, чем кто-либо другой за пределами фирмы. Скользнув в темноту, она села в такси, чтобы добраться до отеля.

Метью Барр отправился в Новый Орлеан, где встретился с адвокатом, который передал ему указание лететь в Форт-Лаудердейл и остановиться в одном из отелей. Адвокат не сказал о том, что произойдет в отеле, но когда в воскресенье он прибыл туда, то обнаружил, что номер для него уже заказан. В оставленной на столе записке говорилось, что ему позвонят рано утром. В десять вечера он позвонил Флетчеру Коулу и отчитался о ходе путешествия.

У Коула в голове было другое.

— Грантэм совсем рехнулся. Он и репортер из «Таймс» по имени Рифкин без конца всюду звонят. Это может быть смертельно опасно.

— Они видели дело?

— Я не знаю, видели ли, но то, что слышали о нем, — это точно. Рифкин звонил одному из моих помощников домой и спрашивал, что тому известно про дело о пеликанах. Ничего не знавшему помощнику показалось, что Рифкину известно еще меньше. Я не думаю, что он видел его, но мы не можем быть уверены.

— Черт побери, Флетчер. Мы не можем сладить с кучей репортеров. Эти ребята делают по сотне звонков в минуту.

— Их всего двое. Грантэм и Рифкин. Вы уже поставили Грантэма на прослушивание. Сделайте то же самое с Рифкином.

— Грантэм прослушивается, но он не пользуется ни домашним, ни автомобильным телефонами. Я звонил Байли из аэропорта в Новом Орлеане. Грантэма уже сутки нет дома, но его автомобиль стоит на месте. Они звонили и стучали в его дверь. Он или умер в своей квартире, или незаметно скрылся из нее прошлой ночью.

— Может быть, он мертв?

— Я так не думаю. За ним следили и мы, и фэбээровцы. Мне кажется, он смылся.

— Вы должны его найти.

— Он появится. Он не может отрываться слишком далеко от своего отдела новостей на пятом этаже.

— Я хочу, чтобы вы поставили на прослушивание и Рифкина тоже. Позвони сегодня же Байли и скажи, чтобы начинали, о’кей?

— Да, сэр, — ответил Барр.

— Как ты думаешь, что будет делать Маттис, если узнает, что Грантэм заполучил эту историю и вот-вот запустит ее на первой полосе «Вашингтон пост»? — спросил Коул.

Барр растянулся на гостиничной кровати и закрыл глаза. Несколько месяцев назад он решил, что никогда не будет злить Коула, ибо тот был диким животным.

— Он же не боится мокрых дел, верно? — сказал Барр.

— Как ты считаешь, завтра тебе удастся увидеть Маттиса?

— Я не знаю. Эти ребята очень скрытные. Они говорят шепотом даже при закрытых дверях. Они мне мало что сказали.

— Почему они захотели, чтобы ты остановился в Форт-Лаудердейле?

— Я не знаю, но это гораздо ближе к Багамам. Мне кажется, завтра я отправлюсь туда, или, возможно, он приедет сюда. Я просто не знаю.

— Может быть, тебе не следует преувеличивать опасность со стороны Грантэма. Маттис разделается с этой историей.

— Я подумаю над этим.

— Позвони мне утром.

Она наступила на записку, когда открыла дверь номера. В ней говорилось: «Дарби, я на веранде. Это очень срочно. Грэй». Она глубоко вздохнула и, скомкав записку в руке, сунула ее в карман. Заперла дверь и пошла по узкому извилистому коридору к вестибюлю, затем через полутемную гостиную, мимо бара, через ресторан и на веранду. Он сидел за маленьким столиком, частично скрытый кирпичной стеной.

— Почему вы здесь? — спросила она требовательным шепотом, садясь рядом с ним.

Вид у него был уставший и обеспокоенный.

— Где вы были? — спросил, в свою очередь, он.

— Это не так важно по сравнению с тем, почему здесь находитесь вы. Вы здесь не должны быть, пока я не скажу. Что происходит?

Он быстро пересказал ей события этого утра, начиная с телефонного звонка Смиту Кину и заканчивая горничной из отеля. Остаток дня он метался по городу, меняя такси и дожидаясь темноты, чтобы незаметно проникнуть в «Табард инн». Это обошлось ему почти в восемьдесят долларов. Он был уверен, что его не выследили.

Она слушала. Наблюдая за рестораном и входом на веранду, одновременно ловила каждое его слово.

— Я понятия не имею, как мог кто-то узнать, где я остановился, — сказал он.

— Вы говорили кому-нибудь номер своей комнаты в отеле?

Он на секунду задумался.

— Только Смиту Кину. Но он бы никогда никому не сказал.

Она не смотрела на него.

— Где вы находились, когда называли ему свой номер?

— В его автомобиле.

Она медленно покачала головой.

— Я ясно вам сказала: не говорить никому. Разве не так?

Он молчал.

— Вы собрались развлечься и поиграть, да, Грэй? Провести еще один день на курорте. Вы крупный прожженный репортер, которому и раньше угрожали, но вы бесстрашный, да? Пули отскакивают от вас рикошетом, верно? Вы и я порезвимся несколько дней в городе, играя в детективов, чтобы вы смогли получить Пулитцеровскую премию, стать богатым и знаменитым, а плохие мужички — не такие уж плохие, потому что вы же Грэй Грантэм из «Вашингтон пост», и это делает вас отъявленным сукиным сыном.

— Ладно, Дарби.

— Я пыталась внушить вам, насколько опасны эти люди. Я видела, на что они способны. Я знаю, что они сделают со мной, если поймают. Но нет, Грэй, для вас это все игрушки. Кошки-мышки.

— Вы меня убедили, о’кей?

— Послушайте, пуп земли, вам лучше поверить в это. Еще одна самоуверенная выходка, и нам придет конец. Мне больше счастливый билет не выпадет. Вы понимаете?

— Да! Уверяю вас, я понял.

— Снимите комнату здесь. Завтра вечером, если доживем, я подыщу вам другой маленький отель.

— Но если здесь нет свободных номеров?

— Тогда будете спать в моей ванной с закрытой дверью.

Она была совершенно серьезна. И он чувствовал себя как первокурсник, который только что получил свою первую выволочку. Минут пять они не разговаривали.

— Так как же они меня нашли? — спросил он наконец.

— Я предполагаю, что телефоны у вас на квартире и в автомобиле прослушиваются. То же самое делается и с машиной Смита Кина. Эти люди не дилетанты.

Глава 36

Он провел ночь в комнате номер 14 наверху, но спал мало. Ресторан открылся в шесть, и он осторожно прошмыгнул, чтобы взять кофе, и так же крадучись вернулся назад. Отель был древний и причудливый. Он представлял собой каким-то образом соединенные вместе четыре старых городских строения. Небольшие двери и узкие коридоры шли во всех направлениях. Здесь царила атмосфера безвременья.

День будет долгим и утомительным, но его предстояло провести с ней, и он с нетерпением ждал встречи. Он допустил ошибку, но она его простила. Точно в восемь тридцать он постучал в дверь комнаты номер 1. Она быстро открыла, а затем закрыла ее за ним.

Она опять была студенткой в джинсах и фланелевой рубахе. Налив ему кофе, она села за маленький столик, где в окружении листов с записями из блокнота стоял телефон.