Неприятности в клубе «Беллона» - Дороти Ли Сэйерс

чем дети. Так это какое-нибудь модное по нынешним дням развлечение типа фрейдизма или садизма?

– А ежели так, вы бы небось и ухом не повели.

– А с какой бы стати? Просто я не могу придумать ничего хуже, ну, разве то, что Роуз Маколей[41] называет «неописуемыми оргиями». И, конечно, болезни. Это ведь не проказа или что-то в этом духе?

– Ну и мысли у вас! – расхохоталась девушка. – Нет, не проказа.

– Ну так что же тогда мучит вас?

Анна Дорланд неуверенно улыбнулась.

– Ничего, правда.

«Только бы, во имя неба, Марджори Фелпс не вернулась, – подумал Уимзи. – Я же вот-вот до всего докопаюсь».

– Вас явно что-то расстроило, – продолжал он вслух. – Вы не похожи на женщину, которая стала бы так переживать из-за пустяков.

– Вы так думаете? – Анна встала и повернулась к нему, глаза в глаза. – Он сказал… он сказал… я все выдумываю… он сказал… он сказал, что я помешана на сексе. Думаю, вы назовете это фрейдизмом, – резко добавила она, заливаясь неприглядным румянцем.

– И это все? – спросил Уимзи. – Я знаю кучу людей, которые сочли бы это комплиментом. Но вы, видимо, не из таких. И что же у вас за мания, по его мнению?

– Он считает, я из тех плаксивых дур, что толкутся у церковных дверей, подстерегая священника, – яростно выкрикнула она. – Это ложь. Ведь он… он делал вид, что я ему нужна, и все такое. Подонок!.. Я не могу повторить вам всего того, что он мне наговорил. Какая же я была дура!

Анна с рыданиями опустилась на кушетку: по лицу ее потоком струились огромные, некрасивые слезы. Девушка уткнулась в подушку, Уимзи присел рядом с ней.

– Бедное дитя, – вздохнул он. Вот, значит, на что таинственно намекала Марджори, вот над чем ядовито насмехалась Наоми Рашворт. Девушка мечтала о романе, это очевидно, возможно, даже нарисовала его в воображении. А тут еще – история с Эмброзом Ледбери. Пропасть между нормой и отклонением глубока, но так узка, что намеренно исказить ситуацию совсем несложно…

– Послушайте, – лорд Питер обнял девушку за плечи, стараясь утешить. – Этот тип… это, случайно, не Пенберти?

– Откуда вы знаете?

– Ах, да портрет и много чего другого! Все те вещи, что вам когда-то нравились, а потом вы захотели запрятать их подальше и забыть. Он мерзавец уже потому, что мог сказать такое, даже если бы это было правдой. Но это ложь. Я полагаю, вы познакомились с ним у Рашвортов – но когда?

– Около двух лет назад.

– Вы были влюблены в него тогда?

– Нет, я… ну, была влюблена в другого человека. Только и это тоже оказалось ошибкой. Знаете, он был из тех людей…

– Они просто не могут иначе, – утешающе произнес Уимзи. – И когда же произошла смена кавалеров?

– Тот человек уехал. А потом доктор Пенберти… ох! Я даже не знаю! Он раз-другой проводил меня домой, потом пригласил поужинать в Сохо…

– Вы тогда говорили кому-нибудь о нелепом завещании леди Дормер?

– Нет, конечно. Да и как я могла? Я узнала о нем только после тетиной смерти.

Удивление девушки выглядело неподдельным.

– А что вы предполагали? Вы надеялись, что она оставит деньги вам?

– Я знала, что какие-то оставит. Тетушка говорила, что хочет, чтобы я была обеспечена.

– Но, конечно же, еще были внуки.

– Да, я думала, что бо́льшую часть состояния она оставит им. Надо ей было так и сделать, бедняжке. Тогда не поднялась бы эта отвратительная шумиха.

– Люди, составляя завещания, зачастую бывают непредусмотрительны. Так что вы тогда были эдакой темной лошадкой? М-да. И бесценный Пенберти сделал вам предложение?

– Мне казалось, что да. Но он утверждает, что нет. Мы говорили о создании его новой клиники, предполагалось, что я стану помогать ему.

– И поэтому вы променяли живопись на книги по медицине и курсы первой помощи. Ваша тетя знала о помолвке?

– Он не хотел ей говорить. Мы собирались хранить это в тайне до тех пор, пока его дела не наладятся. Он боялся, что его примут за охотника за приданым.

– Посмею заметить, именно им он и являлся.

– Он делал вид, что любит меня, – жалобно проговорила Анна.

– Само собой, дитя мое, ваш случай не уникален. Вы не говорили ни с кем из друзей?

– Нет. – Должно быть, эпизод с Ледбери оставил неизгладимый шрам. Кроме того, разве женщины рассказывают такое подругам? Его светлость весьма в этом сомневался.

– Я так понимаю, вы все еще были помолвлены, когда умерла леди Дормер?

– Насколько нас вообще можно было считать помолвленными. Разумеется, он рассказал мне, что с телом что-то не так. Он объяснил, что вы и Фентиманы пытаетесь обманом лишить меня денег. Сама-то я не возражала бы, с этакими деньгами я бы просто не знала, что делать. Но вы понимаете, речь шла о клинике…

– Да, на полмиллиона можно основать вполне приличную больницу. Так вот почему вы выставили меня из дома!

Его светлость усмехнулся – и ненадолго призадумался.

– Послушайте! – сказал он наконец. – Конечно, я вас сейчас шокирую, но рано или поздно этого все равно не миновать. Вам никогда не приходило в голову, что генерала Фентимана убил Пенберти?

– Я… думала об этом, – медленно произнесла девушка. – Я просто не представляла, кто еще мог бы… Но вы ведь знаете, что подозревают меня?

– Ну конечно, cui bono[42] и тому подобное, как же вами пренебречь? Все мало-мальски подходящие кандидатуры оказываются на подозрении, как же иначе.

– Я никого не виню. Но я не делала этого, понимаете?

– Конечно, не делали. Это сделал Пенберти. Я это так себе представляю. Пенберти хочет денег, он устал от бедности, и он знает, что вы унаследуете какую-то часть состояния леди Дормер. Возможно, он прослышал где-то про семейную ссору с генералом и решил, что вам достанется весь куш. Поэтому-то и завязал отношения с вами. Но Пенберти осторожен. Он просит вас хранить ваши отношения в тайне – просто на всякий случай. Чего доброго, завещание окажется составлено так, что вы не сможете передать деньги ему, или потеряете все в случае замужества, или просто получите только скромное содержание. Тогда он собирался поискать кого-нибудь побогаче.

– Мы обсуждали все эти варианты, когда говорили о клинике.

– Так. Затем леди Дормер заболевает. Генерал приходит к ней и узнает о наследстве, которое, по всей видимости, достается ему. Затем он, едва на ногах держась, ковыляет к Пенберти и выкладывает ему все как на духу. Представьте, как он говорит что-то вроде: «Вы уж меня подлатайте, чтобы я успел получить денежки!» Что за неприятный