Одаренный 2 - Archer

С десяток видов рыбы, креветки, осьминоги и даже что-то наподобие устриц и морских ежей.

В знак благодарности за спасение мне подарили небольшое ожерелье из идеально подогнанных по размеру голубоватых жемчужин и неказистый перстень из сырого железа с крупным черным камушком без какого-либо намека на ценность. Просто безделушка, причем совершенно некрасивая.

Даренному коню в зубы не смотрят. Вот и я не проявлял недовольства, а с благодарностью принял подарки. Перстень так вообще сразу одел на указательный палец. Подошёл идеально. Ожерелье подарю Арине. Чувствую себя предателем и изменщиком. Теперь даже не знаю, как искупить вину. Решил, что признаваться сам не буду, но если спросят — немедленно раскаюсь.

«Кажется… после того случая с Алией я решил то же самое. Как бы не наворотить такого, что признаваться станет просто неприлично».

Надо заметить, что жители деревушки быстро оправились от недавнего нападения. Оказывается, для них это было привычным делом. Воинственный Народ Огня частенько совершал нападения на соседей. Страдали в основном народы Воды и Трав — малочисленные и ослабленные непосредственным соседством с огневиками. Обитали на этом континенте еще народы Камня и Ветра, но они жили далеко, да и были способны постоять за себя. Огневики к ним совались редко и почти всегда возвращались побитыми.

Из рассказов все той же старухи — старшей матери Варлии, раньше соблюдался хрупкий паритет, но совсем недавно, лет пятьдесят назад, Рампу-ойя неизвестно откуда получил невиданную силу, и нападения стали регулярными. Из трех сотен человек Народа Воды осталось около восьмидесяти, тридцать из которых погибли в последнем сражении.

В общем, Народ Воды сейчас стал крайне уязвим, но по словам Варлии, ближайшие несколько лет огневики не рискнут нападать. Потеря Познавшего Пламя — сильнейшего ойя за последние сотни лет, должна сильно испугать Народ Огня. Осталось дело за малым — поставить последних в известность.

Для этого был послан курьер с посохом Рампу-ойя, из которого я сперва собирался извлечь камень-накопитель — невзрачный треснувший голубоватый кристалл-Векс, но подключившись к остаткам энергии в нём, мгновенно передумал. Он был заполнен чем-то омерзительным — злым и голодным, как тот огонь, что пытался сжечь остатки Народа Воды. Подозреваю, что именно это и был источник силы Познавшего Пламя.

На четвертое утро я проснулся внезапно, в ужасе, от осознания простой истины. В голове сразу выстроилась целая мозаика, и каждый факт в ней складывался в прочную стену теории.

Тот синекожий упырь, у которого я отобрал копье и скрипт-камни, собирался открыть портал возле жилы Эриния с заполненным кристаллом-Векс. А в том месте, где обитало хищное растение, тоже была жила и источник энергии… и был портал. Но я истощил подземный ка-Векс…

«Ля!» — мысленно выругался я, покрывшись холодным потом. — «Если портал питался от того источника… тогда он мог уже закрыться».

* * *

Главноуправляющий Службой Пресечения не часто удостаивался чести для личной аудиенции в государевых палатах, даже несмотря на занимаемую должность. Выдернули его прямо с утра, практически с постели, что могло свидетельствовать о высокой важности предстоящего разговора. Государь неохотно общался с чиновниками, тем более с теми, кто был лишён дара. Являясь Архимагистром Геомантом, Император жаловал в основном общество себе подобных — магистров и всех прочих выдающихся одарённых. Иванцев таковым не являлся. Он был одним из немногих представителей древнего графского рода, в котором напрочь отсутствовала малейшая искра дара. Но отсутствие дара с лихвой окупалось впечатляющими навыками управляющего и организатора.

Хотя нет, всё же дар у него наблюдался — слабый и ничтожный, проявляющийся в редчайших случаях и только на уровне мимолетного предчувствия. Тем не менее, Матвей Платонович старался использовать даже эти крупицы. И сейчас интуиция подсказывала ему, что разговор у государя будет тяжёлым и неприятным. В душе отчего-то поселилась тревога, хотя подобное чувство уже много лет не посещало его — чиновника высочайших кабинетов. Что было бояться человеку, входящему в десяток самых могущественных представителей империи?

— Дражайший мой, Матвей Платонович, — государь-император даже не соизволил поприветствовать Иванцева. — Вы явились.

— По вашему зову, Ваше Императорское Величество, — склонил голову Иванцев. — Здравие желаю. Всё ли хорошо с императрицей и отроками?

— Бросьте расшаркивания, — прервал графа Годунов. — Скажите мне лучше, разве вы обладаете достаточными полномочиями, чтобы игнорировать древние рескрипты?

— Хотелось бы немного конкретики, Ваше Императорское Величество.

— Будет вам конкретика, Матвей Платонович. Присаживайтесь.

Алексей Романович Годунов был мужчиной в самом рассвете сил — около пятидесяти лет, но выглядел он гораздо моложе. Ни единого седого волоска и минимум морщин. Лицо вытянутое, светлое и чистое, с аккуратно подстриженной недельной щетиной, но без присущих дворянам залихватских усов. Глаза большие, выразительные с крупными карими зрачками. Картину портил только нос, чрезмерно вытянутый и тонкий, отчего расположение рта казалось слишком низким относительно лица. В кругах недоброжелателей император получил меткое прозвище — Конь.

Облачен Годунов был привычно — в темно-синий мундир полковника Московской Гвардии Одарённых, который, кажется, не снимал никогда. Мало кто в империи мог похвастаться, что воочию лицезрел государя в гражданской одежде. Казалось бы, в его гардеробе её попросту нет. И граф Иванцев не был исключением. За восемнадцать лет службы он действительно не мог припомнить подобного, хотя раз в месяц точно был зван на приёмы в государевы палаты.

— Итак, — продолжил Годунов, дождавшись, когда усядется главноуправляющий Службой Пресечения, — до моего внимания дошли сведения, что в империи завёлся неприлично сильный водник. Утверждаете сие?

— Истинно так, государь, — кивнул граф.

— И вы всячески потворствуете и благодетельствуете оному? Утверждаете сие?

— Утверждаю, государь.

— Тогда повторю недавний вопрос: разве вы обладаете полномочиями игнорировать древние рескрипты?

— Всецело полагался на обстоятельства, государь, — Иванцев начал оправдательную речь, которую готовил уже не один месяц. Граф прекрасно осознавал, что этого разговора избежать было невозможно, и готовился к нему со всевозможным тщанием.

— Просветите же, дражайший мой, — Годунов демонстративно откинулся на спинку кресла, уставившись на графа подозрительным прищуром и сжав в полоску и без того тонкие губы.

Иванцев знал этот взгляд. Сразу после оного на половину собеседников надевали кандалы и уводили в неизвестном направлении. И нет, граф не боялся. Род способен постоять за себя, даже если он лишится влиятельного поста, но и для самого императора это ненужный риск. Иванцевы всегда были опорой трона, а именно сейчас, на пороге гражданской войны и с участившимися случаями Выворотов, государь не решится наказать его за своеволие.

Тем не менее, Матвей Платонович, как