Первый шпион Америки - Романов Владислав Иванович

— Тут к нам один важный гость пожаловал, — сообщил приятель Ефима Львовича: они сидели на Рождественском бульваре, покуривали на скамеечке. — Вы-то его пропустили, и ЧК не встревожилась, хотя он заходил туда и провел там полтора часа. Это станет весьма занятным, если я тебе скажу, что в Москве объявился Сидней Рейли. Крупная птица. Мы его пасем с 1911 года. Работает сразу на две разведки: немецкую и английскую. С русской охранкой амурничал. Но дело не в этом Размах деятельности у этого агента широк. И если его прислали, то англичане что-то здесь затевают.

— А может, немцы? Коли он двух маток сосет? — усмехнулся Синицын.

— Вряд ли. Он с немцами уже почти не контактирует. Война развела. У Рейли в России крепкие связи. У кого, вот интересно, он гостевал в ВЧК? Полтора часа — это обстоятельный разговор, а не то чтобы зайти и передать приветы. Постой! Петерс года три или четыре жил в Лондоне. У него и жена там осталась. Больше там некому приветы передать.

— Ну зашел, передал, что тут такого? — не понял Ефим Львович.

— Да не та Рейли фигура, чтобы бегать и презенты разносить. Я не удивлюсь, если он приходил затем, чтобы завербовать Петерса.

— И как ты считаешь, завербовал? — не без иронии спросил Синицын.

— Если ставилась эта задача, то отчего бы и нет. С пустыми руками он бы к нему не пошел. Значит, какая-то зацепка была, — уверенно сказал приятель Ефима Львовича. — Он профессионал высокого класса.

Подполковник вспомнил этот разговор, когда услышал фразу Брауде о том, что англичанина, который приходил в «Трамбле» с Каламатиано, звали Сид, Сидней. Теперь понятно, что, находясь рядом с таким разведчиком, Ксенофон Дмитриевич и позволил себе расслабиться, а Рейли, нанося дружеские визиты, просто не считал нужным их от кого-то пока скрывать.

— Ты лучше обрати внимание на второго человека, кто был рядом с Каламатиано в «Трамбле». Это Сидней Рейли, англо-немецкий агент. Работает в России с одиннадцатого года. Рейли птица покрупнее Каламатиано.

— А ты сам почему им не займешься? С англичанами же ты работаешь?

— У меня других дел полно. Да и тебе помочь хочется, хватит уже филером рыскать. Раньше в царской охранке с этого начинали, а ты все-таки фронтовой опыт имеешь.

Брауде вызвали к Тракману. Он вышел из кабинета через пять минут с бумагой в руке.

— Опять шифровать заставили. Очередное послание Троцкого. Ты уходишь?

— Да нет, мне еще тоже пару донесений надо отправить.

— Я к тебе зайду, ты мне расскажешь про этого Рейли! — заинтересовался Брауде, убегая в свой кабинет.

Штатные шифровальщики, работавшие в Воен-контроле, были перегружены, а один из них постоянно болел и ходил с температурой. Сегодня он вообще не появился, и Пашу, который быстро освоил шифровальное дело, обычно подключали в таких ситуациях. Он умчался, и Синицын задумчиво посмотрел вслед Брауде. «Его надо выводить из игры, — подумал Ефим Львович. — Паша становится настырным и въедливым».

Великим аналитическим умом Паша не блистал, но зато отличался старательностью и непомерным честолюбием. С первых же дней работы в Военконтроле он всем заявлял, что разделяет политические установки большевиков. Подал даже заявление о вступлении в РКП (б). Поэтому компромат должен быть убедительный и весомый. К примеру, зашифровал приказ Троцкого, а сам оригинал, который Тракман обязан вернуть в канцелярию наркомвоенмора, Паша потерял. За такое, не рассусоливая, могут и под трибунал отдать. В спешке, суете клочок бумаги со словами Троцкого потерять несложно, тем более что с Брауде это уже случалось, но тогда все закончилось счастливо: черновик нашли в корзине для бумаг, а Паша отделался легким испугом и устным выговором. Но капитан был неисправим, а может быть, как бывший фронтовой разведчик, презирал всякую канцелярскую рутину, и его стол был постоянно завален ворохом бумаг и ненужных вещей. Тракман самолично, зайдя как-то в кабинет Брауде, сделал ему замечание. Паша разгреб стол и пару дней поддерживал чистоту, но на третий снова сломался. Все это стоило использовать.

Зашифровав, Паша побежит к телеграфисткам или к юзовшицам, в зависимости от того, какой ап парат стоит в том штабе армии, куда надо отправить секретный приказ Троцкого, а потом к Тракману, отдать рукописный вариант для возврата в канцелярию наркомвоенмора. Такие секретные приказы Лев Давидович в печать не отдавал, а писал от руки и вручал непосредственно своим заместителям, каким по Военконтролю являлся Тракман, чтобы тот, набрав текст спецшифром, отправил в штаб армии, а там шифр хранится только у начальника разведотдела, а на эту должность назначался не старый военспец, а свой, большевик. Троцкий и тут проявлял недоверие к военспецам. Брауде — военспец, и пропажу оригинала ему не спустят.

Ефим Львович зашел к себе в кабинет, где работало еще несколько его коллег. Отдел контрразведки возглавлял латыш Бирзе, но его уже больше недели никто не видел. Обычно, когда он пропадал, выполняя специальное задание руководства, то всегда перед этим предупреждал или звонил, а тут исчез и все. Начальником Синицына неожиданно на второй день после его исчезновения горячо интересовались чекисты, дотошно расспрашивая, где он живет, с кем, но Синицын хоть и знал, где Бирзе снял комнатку в Замоскворечье и у кого, но чекистам не сказал. Его шеф явно на кого-то работал кроме «Союза защиты родины и свободы». И скорее всего на иностранную разведку. Только вот на какую? На Каламатиано вряд ли, он только недавно организовался. Вероятно, на англичан или на французов.

Ефим Львович вызвал к себе Петю Ясеневского. Рассказал про настырность Брауде и про то, как его можно утопить. Конечно, ждать, что он сам совершит ошибку, бессмысленно: ему надо помочь.

— Но так, чтобы и ты, Петя, не засветился, — добавил Ефим Львович.

Разговор с Лесневским был не случайным. Последние два дня Петя сидел в приемной Тракмана, подменяя его заболевшего помощника. И он получал оригиналы приказов, заставляя каждого расписываться при получении и сдаче в особой книге.

— Я попробую навестить его прямо сейчас и посмотрю, что можно будет сделать, — выведя Лесневского в коридор, заговорил Синицын. — Если не получится у меня, то Паша обычно забывает расписаться при сдаче, ты его не тормози. Я его подхлестну при этом, и он забудет обо всем на свете. Потом, когда из его комнаты все уйдут, ты положишь оригинал в его письменный стол, на дно. Тракман забьет тревогу, ты доложишь ситуацию, скажешь, что Брауде вел себя странно и нервозно. Предложишь проверить стол. Тракман пойдет сам осматривать ящики, если не пойдет, настаивай, чтобы вы пошли вместе. И пусть он сам найдет пропажу. Я думаю, после этого Брауде должны отстранить отдел. Предварительную работу я провел. Тракман и без того на него зол. Договорились?

Петя растерянно кивнул.

— Только поосторожнее, когда будешь прятать в стол приказ. Если застукают, ну мало ли что: объяснишь, что Брауде не сдал оригинал и ты решил посмотреть у него на столе, поскольку за ним идет слава растеряхи и большого неаккуратиста. Все, работаем!

Он зашел к Брауде. Тот пыхтел за заваленным столом, шифруя последние слова.

— Ну что, ты скоро? А то я свои вопросы уже решил, могу отчаливать.

Оригинал приказа лежал у капитана под рукой.

— Еще пять минут, Ефим Львович! Подождете?

— Хорошо.

Синицын зашел к себе, оделся, расчесал усы и стал поджидать Пашу у приемной Тракмана. Вскоре появился запыхавшийся Брауде.

— Все, я освободился! — увидев подполковника, воскликнул Паша.

— Двинули, а то меня один клиент поджидает с известием.

Паша заскочил в приемную, швырнул на стол оригинал приказа и выскочил в коридор, естественно, забыв, что нужно расписаться. Синицын бросил взгляд на Петю, обнял капитана и потащил его к выходу. «Теперь придется с Пашей крепко выпить, чтобы наутро он плохо помнил подробности дня и своего ухода из Военконтроля. Литра водки ему хватит. Запах перегара наутро, а чувствительный к запахам Тракман сразу же это установит, довершит картину профессионального падения капитана. План должен сработать безукоризненно, иначе мне тоже надо уходить в дворники», — вздохнул Ефим Львович.